Вовка-центровой — 2
Глава 1
Глава первая.
Метель как ураган
Метёт средь бела дня.
Замёрзший мальчуган.
О боже, это — я.
«Сборная Союза»
Поезд полз по промёрзшей заснеженной земле. Деревья в снегу, избы редких деревень. Всё в снегу. И метель ещё. Вышел он из Куйбышева в восемь вечера и должен быть прибыть в Москву в полночь на следующий день. Билеты генерал Аполлонов купил в плацкартный вагон. Не для себя. Сам ехал в личном вагоне. Большая шишка. Да, нет, правда, большая. Всё же заместитель министра МВД. Самого же министра звать (Берия? Нет. Не угадали.) (Абакумов Виктор Семёнович? Опять нет.) Круглов Сергей Никифорович, и он тоже генерал — полковник.
Билеты в плацкартный вагон генерал купил для двух Вовок — Фомина и Третьякова. Вратарь сейчас мирно дрых на нижней полке, высунув ноги поперёк прохода и почти полностью его перегородив. Благо, два часа ночи, и шастанье по вагону туда-сюда прекратилось, все спят. В вагоне стоит тяжёлый дух и холодина одновременно. Пятьдесят с чем-то человек, хотя нет, детей полно, так что, человек семьдесят выдыхают углекислый газ, винные и водочные пары, ароматы чеснока и табака. Всё это озоном назвать сложно. Плюсом запах портянок и сапог, надраенных гуталином. И поверх всего этого из щелей, которыми изобилует старенький довоенный вагон, врывается запах угля. Паровоз недалече. Первым прицеплен вагон Аполлонова, потом два купейных и вот четвёртым вагоном их — плацкартный.
Не все, ведь, запахи. Про детей уже говорил. Дети разных возрастов. Одни носились весь вечер по вагону, знакомились и играли в войнушку, другие кричали, приняв участие в конкурсе, кто громче надрывается, а между раундами гадили. Не красивое слово. Дети — цветы жизни. Не понятно, зачем зимой, в такой мороз, эти цветы в продуваемом всеми ветрами вагоне перевозить. Вымерзнут. Груднички эти, а было их четыре человека, человечка, пачкали пелёнки, а совсем даже не гадили, с интервалом в пару часов. И ночь их не остановила. Вот только, последний хриплым дискантом покричал немного, сообщая матери об очередной порции. Вставать бедняжке, подмывать, мелкого пакостника, маслицем смазывать и идти полусонной в туалет с наплывами льда на полу, в ледяной воде эту тряпочку застирывать. Не фланелька. По виду, остатки мужниной рубахи.
Бедно живёт страна? Хрен там. Бедно, это когда БЕДНО. А тут, почти за гранью нищеты. А ещё ведь недавно сильнейший удар нанесли по благосостоянию простых людей. Проведена денежная реформа 1947 года.
Фёдор Челенков про неё матери вовремя сказал и они небольшие свои сбережения, что копили для обучения Вовки в старших классах, положили в сберкассу. (Здесь, в этом времени, образование после седьмого класса и в институтах платное.) Там при сумме до трёх тысяч рублей меняли деньги один к одному. При Гайдаре пытались провести точно такую же реформу и в обоих случаях эффект половинчатый. Это не реформа 1961 года, когда деньги меняли один к десяти и соответственно в десять раз (ну, почти, за редким исключением) и цены в десять раз понизились. Нет. Деньги просто меняли старые на новые. Причина понятна, за время войны на руках у населения оказалась огромная денежная масса, и её нужно было изъять. Сам народ почти нищий, задумка была очередной раз ударить по артельщикам, по цеховикам, по спекулянтам. У них деньги, а их можно поменять только один к десяти, да и то ограниченное количество. Не получилось провести, как задумывали, по той простой причине, что верхи протекли, и в массы ушла информация о механизмах реформы. Все богатенькие бросились снимать деньги в сберкассах и дробить их на трёхтысячные вклады на родственников или в другом городе на себя же любимого. Огромные очереди выстроились в сберкассы уже в августе и до самого конца декабря не уменьшались.
Карточки отменили вместе с реформой. Цены на всё почти подняли, а цены в коммерческих магазинах, где разница достигала десяти раз с теми, что выдавали блага по карточкам, снизились в два раза. В результате, в коммерческих магазинах теперь разница с государственными всего в два раза. Зарплаты остались те же. И как итог — очередное резкое обнищание народа. Обычного. Артельщики и серые цеховики часть денег потеряли, но жить хуже не стали, а вскоре и вернули себе деньги. А простые люди?
Вот два примера. Мясо. Как было и что стало.
Пайковая цена 12 рублей. Коммерческая — 120 рублей. На базаре можно было купить за 80 рублей. После реформы в магазине установили цену в 30 рублей. Обеспеченным стало легче жить. А простому токарю третьего разряда или кладовщику (Вовке) при зарплате в двести рублей кило говядины можно теперь после отмены карточек только рассматривать сквозь витрину, отстояв многочасовую очередь.
И хлеб. Который всему голова. Пайковая цена около рубля. От сорта зависит и места на карте. Коммерческая — около десяти рублей. На колхозном рынке ещё дороже до тринадцати рублей. После реформы цена в магазине стала три рубля. Ещё один продукт стоит назвать, динамика та же, цена интересна. Теперь сливочное масло стало стоить шестьдесят четыре рубля. Ну, зарплату кладовщика помним. Три кило можно купить за месячную зарплату.
Вовка, он же Фёдор Челенков уснуть на своей второй полке не мог. Под хлипким почти прозрачным одеяльцем холодно, забрался тогда вообще под матрас и на жёсткой полке теперь толком и не повернуться. От окна дует. Закрыл щель подушкой и лежал с закрытыми глазами, пытаясь понять, правильно ли поступил, что подчинился рваческому настроению генерала Аполлонова. Увидел Председатель спортобщества «Динамо» двоих неплохих игроков на фоне убожества команд второй лиги и захотелось ему залучить их в свой удел. Обычная практика для этого времени. Один Василий Сталин с его ВВС чего стоит. Всех уже ободрал. А ведь через два года та самая катастрофа, когда практически вся команда погибнет при аварии самолёта и снова Василий Иосифович обдерёт все команды в СССР, чтобы возродить свою. Не лучше и ЦДКА, и вот «Динамо». Плохо это или хорошо. Вовка считал, что хорошо. Хотя бы на высшем уровне нужен чемпионат с сильными командами, а иначе как состязаться с зарубежными сборными и клубами. А ещё ведь, проблема с детскими и юношескими школами, с инвентарём. Просто нет коньков и мячей. Нет клюшек, нет формы. Пусть хоть десять клубов в стране соревнуются, хоть несколько сотен человек, на должном уровне. Через несколько месяцев Аполлонова снимут с зам министров МВД, за всякую хрень типа дешёвой мебели, что зыки для него сделают. Это для бумаг. На самом деле снимут и назначат председателем вновь созданного Комитета по физкультуре и спорту из-за регулярных позорных проигрышей наших спортсменов на международной арене.
Железный занавес вещь сложная. Он не только шпионов не пускает, он ещё и мысли держит по ту сторону. В своём соку вариться можно, иногда и на пользу, но в большинстве случаев во вред.
Вовка под матрасом, по толщине скорее напоминающим ватное одеяло, почти согрелся. Даже в сон начало клонить, но … Тут о себе напомнил мочевой пузырь. Говорит: «А какого чёрта ты, Вовкофёдор, на сон грядущий три стакана кипятка, чем-то подкрашенного выдул. Ах, мамин пирог с капустой запивал. Одобряю. А теперь пожалуйте, на выход».
Из-за матраса, лежащего поверх тушки, пришлось устроиться на животе, что процессу планирования похода к удобствам ещё больше способствовало. Тяжко вздохнув, потом ведь опять согреваться час придётся, а там и утро, Вовка вылез из-под обломков уюта и спрыгнул на пол. Ледяной. Прямо обжигает босые ноги. Валенки, с виду вполне себе тёплые, тоже обманули. Портянки выложил, и на босу ногу одев предательские валенки, Фомин устремился в конец вагона. Места им достались почти в самом центре и пришлось половину пройти. Торчали ноги не первой свежести. В третьем закутке мать перепелёнывала того самого полночного испражненца, амбре холода не испугалось, источалось, в последнем стоял чудовищный запах перегара и не менее чудовищный храп. Здоровые люди не храпят? А какие здорово храпят?
