двум штурмам.
«Что-то приказной там утаил» — вздохнул Дурной, но слишком об этом раздумывать не стал.
То, чего он так долго ждал, и к чему готовился последние полгода — случилось! А значит, пришло время действовать.
Дождавшись, когда бесконечная кишка богдойского войска, наконец, протащится мимо Темноводного, не заметив укрытого в глуби зарослей острога, он кликнул общий сбор. Тютя с пятеркой всадников отправились следить за войском, чтобы убедиться, что оно идет, куда следует. Всех осевших в острожке дауров и несколько казаков в тот же вечер отправили на север: звать союзников и Якуньку-ткача.
С Галингой и «северной федерацией» дауров Дурной договорился еще до зимы. Объехал все роды, говорил о возможном походе маньчжуров-богдойцев и предлагал совместную операцию против них. Разумеется, истинные размеры войска Минандали он скрывал, но дауры всё равно сомневались.
— Послушайте! Мы не пойдем на них войной прямо в лоб. Сначала их сильно потреплет войско Кузнеца. А потом, по уцелевшим, ударим мы.
Первым сдался Галинга. Очень уж его привлекала возможность ограбить маньчжурский обоз, в котором имелись обширные запасы пороха.
Порох и впрямь становился огромной проблемой. В Темноводном оставались жалкие крохи, новый отряд, возглавляемый тюменским десятником Нехорошкой Турносом, тоже привез мизерные запасы. И делиться ими новики точно не желали.
В поисках решения он обратился к Ивашке «Делону», и оказалось, что тот неплохо знаком с процедурой изготовления пороха. Как понимал и сам Дурной, проще всего было с углем. Ивашка только пояснил, что для пороха надо выжигать определенные сорта деревьев, да рассказал, как этот уголь молоть.
А вот дальше начались сложности.
— Селитра, сиречь, емчуга — это самая основа зелья порохового, ее надоть шесть восьмых от всего весу, — пояснил он. — И мы ее тут учинить можем.
Казак принялся в объяснения, а Санька выпучил глаза от того, насколько это производство странное и геморройное.
— Свалим в кучу все отходы и отбросы. Ты ж велел дерьмо лошадиное собирать в кучу — от и ево туда же. И сами туда — всей ватажкой — должны ходить. И гадить, и ссать. Особливо, ссать. В этой-то гадости емчуга и зарождается. Причем, важно, чтоб никакой воды в том месте не было. От дождя и снега надо его беречь, от талых вод отож. А как дозреет: всю эту гадость и землю под ей надобно выкопать и потом промывать водой. Да воду ту беречь — в ей емчуга и содержится. Выпаришь воду — на дне котлов комки мутные. То она и есть. Но эту емчугу еще чистить надо.
— Как?
— Новой промывкою.
— А сколько эти ямы зловонные должны зреть?
— Два года.
Санька только глаза закатил.
— А с серой что?
— Серы нужно менее всего — меньше одной восьмой от общего весу, — обнадежил атамана интриган. — Только вот на Руси ее нигде не добывают. Из земель немецких да турецких везут.
А беглец из будущего точно знал, где добыть. Та это сера или какая другая… но она точно есть на самом южном Курильском острове — Кунашире. Там находятся вулканы, вроде бы, действующие. А, может, и нет. Но сера там прямо на поверхность выходит — это точно. В годы второй мировой японские милитаристы ее оттуда вывозили. Наверное, для пороха — для чего же еще?
С новой бедой-задачей Дурной пошел к Старику.
— А скажи мне, Тимофей Семенович, могут ли наши дощаники по морю ходить?
Дед фыркнул.
— От ты Дурной, прости Господи! Да куда ж им по морю?! На второй волне опрокинутся. Знашь, какие там тороки бьют!
— Ну, не совсем по морю… По краешку.
— Эт что за краешки такие? — нахмурился Старик.
— Ну, смотри. Сначала надобно по Амуру спуститься до восточного моря. Там есть остров большой. До него по морю всего-то верст 20-30.
— Ну… это еще можно.
— Это не всё еще. Надо вдоль острова плыть на юг.
— Сколь?
— Не знаю точно… Верст 700-800, — беглец из прошлого точную длину Сахалина не помнил. — Но только вдоль берега!
— Огось!… Упокой тебя… Большой остров.
— А далее еще остров есть, — перед мысленным взором Саньки возникла карта Хоккайдо. — До него по морю… Ну, верст 50-60. И потом вдоль этого острова — еще верст 400 плыть. И там будет третий остров — малый совсем. До него тоже верст 20…
— А потом еще, а потом еще? Ты чего мне, шишига, сказку какую-то в уши льешь?!
— Нет, Старик, дальше третьего острова плыть не надо. Только до него. Это не сказка, тебе про те острова и гиляки расскажут… Ну, так что, выдержит дощаник такое? И обратно.
Злой Старик увидел в глазах Дурного неподдельную мольбу и унял гнев. Почесал затылок.
— Может, и выдержит. Ежели дощаник из сухого дерева ладить. Ежели смолить его с тщанием. Ежели парус крепок да про запас еще другой держать. Ежели не спеша плыть, на волну не лезть, ждать гладь на море. Открытой воды немного — можно бури внезапной избечь. Но больно сложен путь, Сашко. Скорее всего, даже такой дощаник где-нибудь да сковырнется. А любая поруха в такой дороге — беда. Где чиниться, чем чиниться?
Старик обреченно махнул рукой.
— Тут коч надобен, как поморы на Беломорье ладят. С большим брюхом, с ребрами крепкими, с бортом высоким.
— Тимофей Семенович, а ты смог бы такой сделать?
— Да куда уж…
Грустным ушел Дурной от Старика. Конечно, в теории можно рискнуть. Но есть ли у него такие ресурсы: услать на несколько месяцев дощаник с командой? Вряд ли. И не в зиму уж точно. Да и боязно это: могут люди привезти серу, а могут и сгинуть по пути. Что ценнее? Особенно, если учесть, что в сере той Санька был не особо уверен. Вдруг не такая нужна? Вдруг это какая-нибудь руда, которую еще как-то обрабатывать нужно? А он без понятия как.
Сделать порох самим оказалось страшно трудным делом. Впрочем, это еще даже не порох, а только ингредиенты. Ивашка Дурному про пороходелание тоже нарассказывал. Про то, как надо мельницы пороховые делать, и про то, насколько это взрывоопасный процесс. Пояснил, что итоговая «мякоть» — это только полуфабрикат, который и хранится плохо, и газов при воспламенении дает мало. Порошок надо смочить, да не в воде! Ивашка пояснил, что вода селитру-емчугу «крадет», так что мочить нужно в хлебном
