Отсутствие заранее подготовленной «тёплой избушки» делает сообщества «краеведов» неустойчивыми, самораспадающимися.
Не вдаваясь в подробный анализ, выделю четыре основные тенденции.
Шиши — соседи, но не «соседи». Выскочили из своей «верви» не «за околицу на минуточку», а дальше — за сотню-другую вёрст, отработали своё, набезобразничали за лето, вернулись в свою волость и «рассосались» по родным общинам.
Похоже на викингов. Сбегали-гробанули и назад, «к отеческим гробам». Треску ловить, коров доить.
Дальше конунги — владыки земель — придавили ярлов — главарей разбойных ватажков.
Потому, что ты, конечно, славный ярл, и про тебя скальды драпы хвалебные поют, но уже… немножко «чужак». И у тебя в хотулях есть куча… всякого интересного и блестящего. Надо делиться.
У аборигена и всякой «наброди», пусть бы даже и здесь родившейся-выросшей несколько разные цели-приоритеты.
В «Святой Руси» эта «героическая эпоха» свободного грабежа уже прошла. Тебя сдадут властям, чтобы прибрать твою закопанную «заначку». И не кормить дармоеда всю зиму до следующей весны. Разбойник-одиночка, вернувшийся в «родительский дом, к началу начал», сам становится «дичью» для соседей.
Второй вариант: смена «масти», деградация в «соседи». Втягивать в грабёж нескольких односельчан, чтобы одинокого не зарезали. Значит — выскакивать на дороги только с учётом сельскохозяйственных работ, уменьшать «плечо похода», становится местным. Это ловится по «Русской Правде». Ловится — и взыскивается.
Третий путь: группа разбойников разрастается и трансформируются во «власть». Подминая и втягивая соседские общины. Так строилась армия Махно.
«Поле, поле, Гуляй-Поле
Воля, воля на всех одна
Поле, Поле, Гуляй-Поле
Пей и гуляй до утра»
Ага. Всю ночь напролёт. Чтобы думы горькие — душу не грызли. А утром? Кто ж тебе опохмелиться даст? Если вокруг все — такие же. Дальше приходит более сильная «власть» и всё выжигает. По «Русской Правде».
«Ночью думы муторней,
Плотники не мешкают.
Не успеть к заутреней —
Больно рано вешают.
Лучше ляг да обогрейся,
Я, мол, казни не просплю.
Сколь веревочка не вейся,
А совьёшься ты в петлю».
Четвёртый вариант — тоже смена «масти»: надо рвать с родиной и уходить. В «ушкуйники» или в «берладники». И уже там делиться с тамошними властями.
Аж пожалеть бедняжек хочется. «Р-р-романтиков с большой дороги…». А всё почему? — Климат у нас… Не Карибы с Мадагаскаром. Зимовать на пустом месте разбойный ватажок не может. Так ли, иначе, а надо становиться в жилое место.
И тогда, вместо «ухода», «рассасывания», «овластевания»… происходит «рейдерство» — силовой захват чужой собственности. Захват чьего-то жилья с припасами, уже подготовленного к зимнему периоду.
Дополнительное условие успешной зимовки: имитация отсутствия изменений в состоянии захваченного селения для внешнего наблюдателя. «Чтобы другие не набежали». Лучше всего — чтобы стороннего наблюдателя и вовсе не было.
Пушкин, говоря об истории Яицкого казачьего войска, пишет:
«Предание, согласное с татарским летописцем, относит к тому же времени походы двух яицких атаманов, Нечая и Шамая.
Первый, набрав вольницу, отправился в Хиву, в надежде на богатую добычу. Счастие ему благоприятствовало. Совершив трудный путь, казаки достигли Хивы. Хан с войском своим находился тогда на войне. Нечай овладел городом без всякого препятствия; но зажился в нем и поздно выступил в обратный поход. Обремененные добычею, казаки были настигнуты возвратившимся ханом и на берегу Сыр-Дарьи разбиты и истреблены. Не более трех возвратилось на Яик с объявлением о погибели храброго Нечая».
Нечто подобное Хивинскому походу яицкого атамана Нечая происходит каждую осень на Волге. Только «Хивинских ханов с войском» в наших деревнях да выселках — не водится. Ватажки волжских шишей захватывают жилые места и зимуют до весны. Находят селище в достаточно глухом месте, мужиков и детей — вырезают, баб и припасы… употребляют. Как и произошло с Рыксой.
Возможны варианты: могут вырезать не всех. Если местные согласны с использованием их имущества множеством пришлых вооружённых разбойничков. Иногда часть ватажка — раненые, больные — остаются и на лето. Организуют заготовку припасов на зиму. Хоть частично. Тогда место превращается в «разбойное гнездо» — сюда приходят раз за разом. Пока власти или конкуренты про него не прознают.
Полученный опыт оказался для меня бесценными уже осенью. Разбойников вокруг меня вилось немерено. Однако же были у меня уже готовые заготовки. Две вещи особенно я насаждал: постоянную связь между селениями, а не так, как здесь живут — зимой полгода в иное никто из сторонних не заходит. А местного прижать так, чтобы он говорил только то, что ватажковому разбойников нужно — труда нет. И прямо-таки охота на «воровские гнёзда». Кто всю зиму «красного зверя» бьёт, а кто — шишей. Народ во Всеволожских землях собирался всё более шебутной. Упустил бы — кровищи вдоволь нахлебались бы. Для того пришлось многие труды положить, коими обычно князья пренебрегают. Новизны по-придумывать, людишек и добрых, мирных — по-прижать. Своего сил да времени немало извести. Однако же, оно окупилось.
Странно ли, что у меня с самого начала с Новогородцами лютая нелюбовь была?
Ярёма, нарвавшихся на княжьих Володши, решил отсидеться. И удачно захватил усадьбу, да ещё и с майном прежнего хозяина. И вот я сижу в сорока верстах от Твери, на десяток вёрст вокруг — никакого жилья, беременная запуганная девка, маленький ребёнок, как-то меняющийся зомби, коней — нет, припасы… частично.
Впрочем, Ярёма готовился к зимовке ватагой в сорок мужиков — запасы сделаны. Так это… по-воровски. Сена — почти нет. Но нам и не надо — нет коней, овечек зарезали, коровёнку… тоже. У неё, вишь ты, сухостойный период! И где я ей здесь быка найду?! Да ещё год назад. Нехорошо: мальчишке бы надо молока, но нету. И так во всём: овса — хоть засыпься. А ржи и пшеницы — по мешку.
Ходили в лес, ловили зайцев. Нет, что вы! Не руками! Силки ставили. Дрова пилил-колол. Снег кидал. Думал. Отдыхал. После моих смоленских приключений — резкий контраст. Ничего не происходит, новых людей, идей, вещей — нету. Всё — из себя. Физкультурную форму подправить — что-то я с этой «княжеской» суетнёй — по-обленился. По лесу походить — по-вспоминать уроки Фанга. Как-то они там, «на нарах»?
