— Говорят, парусников на свете все меньше и меньше остается. Говорят, их скоро совсем не будет. Правда?
— Неправда, — убежденно ответил Гаяускас. — Когда появились машины, глупые люди говорили, что на свете не останется лошадей. Разве это так? Паруса будут всегда, пока есть на свете три вещи.
— Какие?
— Ты и сам знаешь. Очень просто. Во-первых, море…
— Во-вторых, ветер! — радостно перебил его мальчик. — А в-третьих?
Имя мальчишки ему никак не удавалось вспомнить, но это было неважно. Затянувшись, Гаяускас ответил.
— Люди, Мальчик. Такие, как ты.
А дальше — только слепящий глаза свет Солнца, отраженный поверхностью моря.
ЭПИЛОГ. ГОРОД, ГДЕ СХОДЯТСЯ ЛЮДИ.
МОСКВА. 13 ЯНВАРЯ 2003 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
Это заведение не было ни самым дешевым, ни самым хорошим кафе в округе. Но вот по соотношению «качество-цена» (в народе совершенно неверно называемому "цена-качество") — могло претендовать на лидерство. И еще его плюсом было удобное расположение: всего-то и нужно выйти из метро "Белорусская-радиальная", пройти под мостом, от которого берет начало Ленинградский проспект, еще несколько шагов — и крутая лестница вверх завершается у дверей в кафе-шашлычную «Весна». В теплое время года рядом с кафе принимала гостей вместительная веранда, но сейчас, когда на улицах города лежал толстый слой снега, работали только внутренние помещения — кабинеты и небольшой бар на десяток столиков.
В баре было тепло и уютно, только вот посетителей явно не хватало. За вторым столиком от дверей обосновались двое мужчин. Один — лысеющий, рыжеватый с тронутыми сединой бакенбардами не спеша потягивал из бокала пиво. Второй был помоложе, худощавый, в фиолетовом шерстяном свитере. Перед ним на столе стоял большой расписной чайник и фигурная стеклянная пиала: в «Весне» для чая вместо банальных чашек использовались именно такие пиалы. Молодые люди негромко беседовали, лишь изредка до стоявшей за стойкой официантки долетали обрывки фраз:
— И посчитать градиент…
— Синхронизация по порождающей Грани…
— Сам смотри, направление вектора Мебиуса при этом будет…
— Ерстка, а если теперь посчитать эффект Тарканова-Федорова…
— Говорят, Мохов еще пятнадцать лет назад…
— Ой, да что теперь только не говорят про Мохова…
Очевидно, мужчины относились к тому племени инженеров-трудоголиков, для которых понедельник начинается в субботу, а заканчивается не раньше полуночи.
Кроме них, в баре еще только один посетитель — за столиком у дальней стенки лысый усатый мужчина лет сорока медленно пил кофе, то и дело поглядывая на двери. Похоже, он кому-то назначил здесь встречу.
И действительно, через пару минут в бар заглянули двое мужчин, которые тут же уверенной походкой направились к лысому. Первый был постарше, сильно за сорок, с густой коротко стриженой шевелюрой, когда-то черной как смоль, теперь уже более чем наполовину поседевшей. Второму на вид еще не было и тридцати, высокий, русоволосый. При виде их ожидающий радостно поднялся навстречу.
— Ну, наконец-то, я уж заждался…
— Здорово, Серёга…
Лысый и седой обнялись.
— Знакомься, это Толя Бреднев.
— Сергей Клоков.
Лысый обменялся с молодым крепким рукопожатием.
— Ну, садимся.
— Ирина! — позвал официантку лысый.
— Да, что вы хотите заказать? — от стойки до столика всего-то четыре шага.
— Значит, давайте нам водки бутылку.
— Бутылку или в графине? — уточнила официантка.
— Нет, бутылку. «Гжелку»… Так, три порции шашлыка. Что еще?
— Салат надо какой-нибудь, — предложил от вешалки избавляющийся от пальто седой.
— Точно, — поддержал его лысый, — три салата еще.
— Какого?
— Так, — лысый перелистнул страницы меню, — давайте-ка "Столичный".
— Хлеб, соус нужны?
— Конечно, что же за шашлык без соуса…
— Еще что-нибудь?
— Пока что все…
Ирина кивнула и отправилась к выходу из зальчика, передать заказ поварам: прямого прохода в это помещение из кухни не имелось. Проходя мимо инженеров, немного притормозила, готовая и у них принять дополнительный заказ, но его не последовало.
— Значит, такое дело, Сергей: Толя службу начинал у Балиса в роте…
Лысый посмотрел на молодого с явным удивлением.
— У Балиса в роте?
Тот кивнул.
— Девяносто первый год, весенний призыв. После карантина направили в роту капитана Гаяускаса. Только, он не долго после этого нами командовал: в сентябре девяносто первого его ведь уволили.
— Но фундамент Тольке заложить он успел, — подхватил седой.
— Ага, — снова кивнул Анатолий. — В общем-то, я военным стал под его влиянием. Думал после Армии обратно на завод возвращаться. Пока служил — завод-то почти встал. Сокращения сумасшедшие, кому я там нужен. А наш Кстово — городишко маленький, кроме как на НОРСИ и податься некуда. Ну там, молокозавод, автомастерские… Так не резиновые же… Короче, решил: буду служить…
— И правильно решил, — усмехнулся седой, — таких бы офицеров нам побольше, да дерьма бы всякого поменьше…
— Так не бывает, — как-то устало возразил лысый, — в любом большом деле сразу черви заведутся: есть, чем поживиться…
Вернулась передавшая заказ на кухню Ирина. Она, было, хотела вернуться к стойке, продолжить разговор с подругой-барменшей, но ее планы нарушил один из инженеров.
— Принесите мне еще кружку пива.
— Снова "Сибирская корона"?
— Да, пожалуйста.
А трое офицеров за дальним столиком продолжали свой тихий разговор.
— …ну а после штурма, естественно, дали выходной, ребята вечеринку небольшую устроили. Ну и стали пить за первого командира, это же все равно, что первый учитель.
— Вот тут товарищ генерал на меня особое внимание и обратил, — улыбнулся Анатолий.
— Еще бы не обратить, — усмехнулся седой. — Знаешь ли, то, что мы тогда пережили в Вильнюсе, не забывается. Так же, как теперь все, кто брал «Норд-Ост» — не забудут.
— Да вообще ни один бой, наверное, не забудешь, — предположил Клоков.
Собеседники согласно кивнули, подтверждая правоту Сергея.
Ирина между тем принесла на столик приборы, плетеную хлебницу с кусочками нарезанной буханки, а во второй заход — бутылку с бело-голубой этикеткой и три маленьких рюмочки — под водку.
— Так, Валерий, разливай по первой.
— Ждать салат не будем?
— Чего тут ждать…
— Тоже верно…
Седой аккуратно разлил прозрачную жидкость по рюмочкам.
— Ну, товарищи офицеры, давайте вспомним… Друга, боевого товарища, командира… В общем, за Балиса — не чокаясь…
Несколько мгновений все помолчали.
— А Вы его с детства знали? — поинтересовался Анатолий у Клокова.
— С первого класса вместе учились, — ответил Сергей. — У меня отец как в сорок седьмом в Вильнюс приехал, так там и остался. Я себя в детстве коренным вильнюсцем считал. А Бинокля как раз — нет, да он и сам Питер не меньше Вильнюса любил. Каждое лето в сентябре обязательно рассказывал, как он там, у деда, отдыхал. Ирмантас Мартинович в Вильнюс переехал только в семьдесят шестом, у него как раз юбилей был. А Балис в тот год еще в Севастополь ездил, все уши потом про ту поездку прожужжал.
Клоков улыбнулся, вспоминая детство.
— Да, классная была у нас компания… А теперь как разметало…
— А кстати, кто теперь где? — поинтересовался седой.
— Кто где, — снова улыбнулся Клоков. — Гурский еще в девяностом на историческую родину рванул, в Холоне сейчас живет, программист. Мишка Царев — в Киеве, в биохимики переквалифицировался, длину ДНК меряет. Макс Клюгер — в Ростове, ездил к нему в прошлом году, пока здоровье позволяет — летает. Обратно он меня в Москву вез. Звучит: "Командир корабля пилот первого класса Максим Адольфович Клюгер и экипаж приветствуют вас на борту нашего самолета".
Представив себе такое объявление по воздушному лайнеру, Валерий и Анатолий расхохотались, а Клоков продолжал:
— Дэйвид Прейкшайтис стал врачом, иногда пишет мне из Каунаса, Иво Рооба в Таллин перебрался, он же эстонец. Стал менеджером по продажам компьютеров, в Москву пару лет назад приезжал на выставку, встречались. Ну и Шурка Царьков теперь где-то в Сибири, футболистов тренирует.
Воспоминания были прерваны появлением Ирины, подавшей салат.
— Хорошая компания, — вернулся к разговору седой, когда официантка отошла. — У вас в классе что, одни мальчишки, что ли были?
— Да нет, девчонки, конечно тоже. Только сначала нам было не до них, а потом им уже не до нас. Про девчонок мне легче рассказать про выпуск через год после нас. Правда, их разметало посильнее… Нора Тракине аж в Веллингтоне теперь живет и зовется Норой Пламмер.
