Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

Ознакомительная версия.

Лифт пошел быстрее, но мягче, магнитная тяга, наверное, никак не тросы и цепи. Кабина изнутри оставалась той же, но за ее пределами сверкали коридоры и залы в стиле «хай-тек»: стекло, белый металл, лампионы на гнущихся, как ветки ивы, стойках. Только все помещения буквально кишели десятками грациозно перемещающихся снежных барсов, леопардов и пантер, пятнистых и черных. Моментами в их веселое кружение вторгались пантеры другого вида, «Т-V», маленькие, пропорцией один к десяти, очень подвижные на гладком полу[59]. Они гремели гусеницами, дымили выхлопными газами и бессмысленно вертели башнями.

Нет, это совершенно точно не Замок или не те горизонты и уровни, в которых полагается существовать нормальным людям. Сюда Шульгину выходить не хотелось.

Немного просветлело в мозгах и снова захотелось добраться до управляющего узла, зрительно похожего на нечеловеческий компьютерный терминал в кабинете Антона. Шульгин представил его как можно более отчетливо, во всех деталях и подробностях, заготовил нужные вопросы, припомнил формулу, которой прошлый раз открыл базу данных, только не успел воспользоваться как следует…

– Нельзя, – прозвучал внутри головы медный, отливающий начищенной асидолом желтизной голос, – менять выражение лица, ничем себя не проявив. Такое выступление приведет только к несчастью. Лучше останься, чем ты есть, и работай над подлинным изменением своего качества. Ты понял?

Ничего он не понял. Слишком невыносим был заполнивший все его существо вибрирующий медный гул. Как если бы человека заставили припасть ухом к большому церковному колоколу во время благовеста…

Когда вибрация и боль достигли пресловутого «мозга костей», все кончилось разом. Дверь лифта превратилась в простую белую занавеску, он отодвинул ее и оказался в декорациях кабинета физиотерапии курортной клиники, той самой, где проходил преддипломную практику. Кабинки с кушетками, распределительные щиты, древние аппараты УВЧ, электрофореза, Дарсонваля. До сих пор не выветрившийся запах медикаментов и озона.

Можно догадаться, отчего всплыло еще и это воспоминание. Прежде всего, он старался вообразить компьютерный пульт? Получилось вот такое искажение. Как в песне Пугачевой про мага-недоучку. Вдобавок он совсем недавно вспомнил путь к этой клинике по утреннему городу. Зацепка, значит. И руководительницу практики, заведующую отделением Ларису Петровну вспомнил, с которой собирался ехать гулять в Железноводск. (Везло ему в жизни на Ларис, как в свое время Новикову на Людмил.) В Ессентуках она с ним в нерабочее время не общалась, во избежание разговоров. Он уедет, а ей здесь жить и замуж выходить. К чему разговоры?

В этом кабинете, на той вон кушетке она его, выражаясь изящным слогом, «совратила», что, разумеется, было нетрудно. Зачем он понадобился красавице-докторше, на пять лет его старше, Сашка тогда так и не понял, но до сих пор был ей благодарен за великолепный месяц. Потом он уехал, и никогда они больше не встречались, даже ни одной открыткой не обменялись. С глаз долой – из сердца вон.

Он бы не удивился, если бы сейчас вошла Лариса, такая, как он ее запомнил. Тогда за окнами стояла удушающая июльская жара, несмотря на поздний вечер. В клинике не осталось ни пациентов, ни персонала, кроме дежурной медсестры в приемном отделении. Ему не захотелось тащиться в гостиницу, в четырехместный номер, проще было переночевать прямо здесь, спокойно поработать над отчетом о практике. Тут к нему и заглянула руководительница, одетая в докторский халат, под которым не было совсем ничего. Из-за жары, конечно. Остальное понятно.

Но как на «Призраке» не появился Новиков, так сейчас осталась неподвижной занавеска. «Не входит в ассортимент», – как сказал бы его отец, бывший одно время, после демобилизации из армии, завскладом.

Нет так нет, хотя в памяти его первая «любовница», а не обычная «подружка» осталась женщиной крайне привлекательной. Жаль, что своей фотографии она ему на прощание не подарила. По той же самой причине.

Шульгин присел к столу у окна.

Нужно отметить, одет он был сейчас в тот самый гэдээровский бежевый костюм, что носил тогда, в кармане нашлась пачка «Шипки» и коробка спичек. Курить в кабинете вообще-то было нельзя, но если в открытое окно…

За этим самым окном светились огни парка и доносились звуки духового оркестра.

Место, чтобы поразмыслить, было удобное. В Узел он наверняка попал, иначе откуда все? Только уж больно странным образом. Наверное, прав был Юрий, сейчас играют его, гоняют, как крысу по лабиринту, не позволяя приблизиться к тому, ради чего он сюда прорывался. Похоже, все-таки сработала одна из Ловушек. Слабенькая, судя по всему, не на того зверя настроенная. И попали они в патовое положение. Он не в силах пробиться сквозь ее уровни защиты, она пока не в силах завернуть его в кокон окончательной псевдореальности. И что теперь?

Может, попробовать сбежать обратно через тело опера в Шестакова или на Валгаллу, а то и прямо домой? Как сказано было – раз и навсегда. Ну нет, это успеется. Есть у нас в запасе еще кое-какие финты. Вот один из них.

Насвистывая, он заспешил вниз по лестнице. Сейчас спросит у сестрички, не появлялась ли здесь случаем его руководительница, и если нет, то попрощается и выйдет на улицу. Неужто там и вправду тот самый год?

Вместо тихого переулка, перпендикулярного улице Интернациональной, он шагнул в черный провал. Слава богу, не в столь неприятную обстановку, как базар девятого века до нашей эры, но тоже сложную. Зато здесь у него были ноги, нормальное зрение, понимание ситуации, пусть и приблизительное, злость и отличный карабин за спиной, надетый наискось через правое плечо. Да еще и верный пес, пробивающийся грудью сквозь снеговые заносы.

Не был этот пес настоящей северной собакой, приспособленной к тамошней жизни и умеющей таскать нарты, но он из последних сил волок хозяина за крепкий поводок до места, которое считал спасительным.

Широкие охотничьи лыжи прилично скользили, почти не проваливаясь, по рыхлому снегу. Шульгин отталкивался палками, помогая псу, пригибался, чтобы снизить лобовое сопротивление, а ветер неумолимо свирепел, бил в лицо, будто некто, им управляющий, задался целью ни за что не позволить добраться в укрытие.

Одно хорошо – преследователям сейчас не лучше. Густой снег точно так же их ослепляет, заносит единственный ориентир – лыжню. Пурга, переходящая в буран, вселяет в сердца ужас, а главное – у них нет оправдывающей смертельный риск цели. Или есть? Приказ, к примеру, такой силы, что проще умереть, чем не выполнить? Тем более – беглец один, а их много. Рано или поздно он свалится обессиленный, хоть замерзший труп подберут, большего от них и не требуется.

Ознакомительная версия.