Католики двигались быстро и в их рядах был порядок, ибо все слабаки и глупцы уже погибли в предыдущих сражениях и при штурме наших крепостей. Поэтому самые сильные и умелые бойцы католиков по выучке мало чем уступали железным римским легионам и шли отряд за отрядом, сотня за сотней, полк за полком. Впереди и на флангах егеря, которые выискивали засады и ловушки. В авангарде рыцари короля и наемная пехота, то есть наиболее организованные воинские формирования крестоносцев. В центре не очень большой обоз, несколько сотен тамплиеров и Бернард Клервоский, да дружины имперских феодалов. Ну, а в арьергарде тащились все уцелевшие в течение этой долгой военной кампании фанатики и добровольцы из разных европейских стран.
За всем этим я наблюдал глазами сапсана и, хотя птице было трудно сосредоточиться, она слушалась меня. Так что рассмотреть врагов можно было относительно спокойно и без суеты.
Вот шитые золотом и серебром штандарты короля Конрада и он сам, суровый чернобородый рыцарь на мощном жеребце. Немного поодаль Герман Шталек, Конрад Мейсенский, Генрих Лев и еще несколько знатных имперских и французских феодалов, которые решили воевать под рукой германского государя, а не своего Людовика Седьмого. Над каждым аристократом развевается знамя с родовым гербом, и распознать их можно без всякого труда. Но все они меня не интересовали. Феодалы Священной Римской империи, так же как и франки, всего лишь воины и полководцы, которых можно победить в честном бою. Другое дело Бернард из Клерво и его гвардейцы из особо набожных рыцарей и тамплиеров. От этих двуногих скотов неизвестно чего ожидать, и потому основное мое внимание было обращено на центр.
Я послал хищнику очередной приказ. Сапсан медленно снизился, и его крылья поймали восходящие воздушные потоки. На какое-то время хищник замер на одной высоте и я увидел того, кто послал против нас крестоносцев, худощавого мужчину-аскета в одежде цистерианца, который шел пешком. Лица не видно, ибо оно скрыто капюшоном, и я подумал, что так и не разгляжу облик настоятеля Клерво. Но нет. Бернард, падла такая, словно почувствовал, что за ним наблюдают, и поднял голову вверх. Физиономия французского проповедника проявилась, как на ладони, и я его запомнил. Так что если нам придется встретиться в месиве предстоящего сражения, то я не перепутаю аббата ни с кем. И только я так подумал, как обнаружил, что он пытается перехватить управление соколом. Как? Трудно объяснить, но выглядело это таким образом, словно от тела Бернарда в небеса взметнулась невидимая обычным людям черная плеть. Однако я вовремя приподнял сапсана повыше, и плеть не достала птицу, а раздосадованный аббат Клерво что-то выкрикнул.
После этого один из рыцарей спрыгнул с коня и в его руках оказался заряженный арбалет. Наверняка, это был кто-то из паладинов, про которых мне рассказывали витязи Святовида из сотни Доброги, неудачно охотившиеся на цистерианского проповедника. И запечатлев в памяти лицо рыцаря, я невольно вздрогнул, ибо на меня смотрел не человек, а какой-то зверь-мутант. На лице ожоги, неприятного вида пятна и шрамы, во рту не хватало зубов, а взгляд колючий и злой. В общем, пренеприятный тип, который показался мне знакомым. И присмотревшись к паладину повнимательней, я понял, что не ошибся и действительно знаю его. Это был пленник, которого я отпустил в Верхней Саксонии, то ли Зальх, то ли Залем, то ли еще что-то подобное.
Тем временем рыцарь выстрелил. Вот только попасть в птицу, которая висит почти в сотне метров над землей из не очень хорошего арбалета практически невозможно. Поэтому паладин, конечно же, не справился. Арбалетный болт пролетел в нескольких метрах от сапсана, и я мысленно рассмеялся. Однако по команде Бернарда другие рыцари схватились за арбалеты, а помимо этого к цистерианскому аббату поспешили лучники, которые могли задеть сокола, и я решил, что полетал достаточно. Войско врагов разглядел, убедился, что наши разведчики правы относительно численности крестоносцев и этого хватит.
Велев пернатому хищнику возвращаться обратно в деревушку под Волегощем, где находился мой отряд, я проследил, как сапсан развернулся и полетел туда, где его ожидало вкусное мясное угощение. После чего сам разорвал нашу связь и встряхнулся.
Глаза открылись, и я встал. В приютившей меня избушке, которая была наполовину врыта в землю, не было никого, ибо утро и все воины заняты своими делами. Гостей тоже нет, так что можно спокойно переосмыслить все, что я только что увидел.
Я присел за грубо сколоченный столик подле затухающей железной жаровни, в которой тлели древесные уголья. Дыма от огня почти не было, хотя проветривать помещение следовало постоянно, но только днем, поскольку на ночь мы топили очаг. Прежние хозяева давно перебрались подальше от намечающихся в нескольких верстах от Волегоща боевых действий, и теперь здесь квартировали офицеры моей дружины и я собственной персоной
Ладно, это отступление, и надо переходить к сути.
Итак, что же происходит, и что мы имеем в итоге?
Крестоносцы наступают, а мы их ждем на заранее подготовленных позициях. Врагов около двадцати восьми тысяч, а нас семнадцать. Позади нашей армии набитый беженцами город и шесть тысяч ополченцев из лучших мастеров Венедии, последний резерв, который прикроет женщин и детей. Между нами и католиками небольшая речушка, при чем мы находимся на более высоком правом берегу. Если противник не сбавит скорость марша, то окажется перед нами примерно в три часа дня (по моим прикидкам). Естественно, крестоносцы рассчитывают, что мы станем отсиживаться за укреплениями, земляными валами, которые покрыты обледеневшим панцирем, но противник нас недооценивает. Лишь только усталые после тяжелого марша враги начнут разбивать лагерь, как мы сами пойдем в атаку. Это, конечно, наглость. Однако шансы на успех имеются, тем более что в тылу противника, как водится, имеются наши отряды, сколько точно, не знаю, но не менее пятнадцати сотен клинков.
Конечно, можно было бы остаться на месте. Но есть одно 'но'. Подходов к Волегощу очень много и мы не можем перекрыть все, а значит, враги имеют возможность прорваться, народ-то в войске католиков опытный. Нам это не интересно, вот и хотят князья попробовать одолеть захватчиков в ночном бою. Опять же, если отсиживаться, со стороны Дымино могут подтянуться армии французского короля Людовика и германского герцога Альбрехта Медведя, и тогда шансов на наш успех не останется совсем.
В общем, придется драться, а дальше как пойдет. Завяжется битва для нас хорошо, тогда к передовым отрядам подтянутся резервы, и разовьют успех. Ну, а нет, в таком случае варяги и княжеские дружинники, которые пойдут на острие атаки, оттянутся назад под прикрытие метательных машин и стрелков. Что же касается моего отряда, то дружину разбивают на части, таково решение вождей, и я с этим согласился. Раз делаем общее дело, то партизанщина отменяется. Поэтому пехота войдет во вторую волну поддержки ударного кулака, а конница будет использоваться для флангового маневра.
