– Гипноз, говорите, – задумался первый чекист страны. Занимаясь безопасностью первого пролетарского государства, ОГПУ приходилось сталкиваться с ситуациями, когда традиционные методы работы давали осечку. В таких случаях к работе привлекался спецотдел ОГПУ. Шифры, яды, гипноз, оккультные тайны, масонские организации… В отделе работали специалисты, способные разобраться с такими загадками.
– Где они сейчас?
– В Париже, по моим сведениям.
– А «Пролетарий»?
– Там же.
– Французы не догадываются?
– Скорее всего делают вид, что им ничего не известно.
– Так. Это существенно меняет дело и нашу тактику… – наконец сказал Менжинский. Если тем, что сейчас назревало в Париже не управлять, то события могли пойти так, как нужно кому-то, а не Советским людям. – Да… Профессора нужно вернуть в Москву. Если мы не сделаем этого, то его просто заставят делать свои аппараты во Франции или в Британии.
Несколько секунд он стоял у окна, проверяя правильность умозаключений.
– Жду вас через два часа вместе с товарищем Бокием. Эта работа для его специалистов. Да! И узнайте где нынче наши герои околоземных орбит.
– Они в Москве. На Лубянке. Ждут распоряжений…
… Разница между последним посещением Федосеем здания на Лубянке состояла только в том, что признав в них героев космоса, дежурный отдал честь, а так, все как и было – и сверлящий спину взгляд, и обтянутая клеенкой двойная дверь, и часы и стол и нарукавники на Артузове.
Положительно он хотел, что они приняли его за счетовода!
Они подошли и также, как и в прошлый раз не отрывая взгляда от бумаг на столе, он сказал.
– Есть работа для двоих старичков по ту сторону границы…
Они подтянулись, расправив плечи.
– Нужно поехать во Францию и привезти оттуда одного человека…
– Выкрасть? – задал вопрос Федосей. Дёготь только глазом дернул. Дежавю какое-то. Отложивший перо в сторону Менжинский заметил это и усмехнулся.
– Нет. Всего лишь помочь вернуться…
Год 1930. Июнь
Чехо-Словацкая Республика. Граница с СССР
… Пока танки шли к границе, он мог смотреть в триплекс и думать о чем угодно – руки и ноги сами делали привычную работу без участия головы. А подумать было о чем. Например, о том, что приказ, полученный полчаса назад, ему не нравился. Не нравился и все тут! Только кроме него это никого тут не интересовало. Внутренний диалог с самим собой откуда бы ни начинался сводился к заключительным фразам «Присягу принимал? Принимал! Начальству повиноваться обещал? Обещал. Погоны на плечах носишь? Носишь! Так чего тут из себя пацифиста строить?»
Танку словно передалось настроение командира и машина шла как-то «без огонька».
Старый товарищ, сидевший в башне над головой, почувствовал этот душевный разлад.
– Что случилось, капрал? Тоска?
Перед Алешем, которого знал уже третий год, можно было бы и раскрыть душу. Хоть тот и младше по званию, но – образование, но– жизненный опыт…
– Хуже… Негодяем себя чувствую…
– Что так?
– В нашей семье к русским всегда хорошо относились. А я вот….
– А там сейчас русских нет, – отозвался башенный стрелок. – Там одни большевики остались.
Танк дернулся, словно возмутился вместе с командиром.
– Ты, что, дурак, Алеш? Что говоришь?
– Говорю, что слышал. Нам так полковой священник говорил.
Алеш стал говорить, подпуская в голос ту крестьянскую показную глупость, за которой бывало, прятались новобранцы из деревень, пока не привыкнут и не пообтешутся в армии.
– Прямо вот этими вот словами – одни, мол, большевики там остались, а это, говорит, считай, что и не люди вовсе, так как против заветов Господа нашего идут, Иисуса Христа.
Последнюю фразу он произнес гнусавым капелланским голосом и капрал Иржи засмеялся. Уже нормальным голосом товарищ сказал.
– Не переживай, Иржи… И так чуть не каждый день на границе провокации. Одной больше, одной меньше…Да и что мы там двумя танками навоюем? Пустяки… Прокатимся вперед, заедем метров на пятьсот к большевикам. Ну, может быть сломаем что-нибудь, что под гусеницы само подвернется, постреляем в воздух – и назад.
Иржи молча покачал головой, и Алеш убежденно добавил.
– Ничего не случится. Капитан, помнишь, говорил, у них тут только пограничники разъездами. Может быть повезет и никого вообще не встретим… Ну, а встретим – куда им против нашего танка? Мы их не тронем, а они даже если попробуют…
Это, конечно успокаивало. Кавалерия против танка это все-таки как-то… Несерьезно что ли… А танк и впрямь был новенький – всего два месяца как выкатился за заводские ворота. Собран на «Шкоде», шестидесятисильный двигатель, броня до дюйма, два пулемета! На таком можно куда хочешь отправиться с полной уверенностью, что обратно вернешься целым и невредимым.
Перед бродом, еще на своей стороне, они остановились и капрал третьего отдельного бронедевизиона имени принца Савойского Иржи Ладо открыл передний люк.
За железным окошком своей жизнью жил обычный, гражданский мир – с цветами, бабочками, запахом меда и далеких яблоневых садов. За зелеными ветвями, за негустой полоской словацкого камыша текла небольшая речушка. На другом её берегу, ничем, по существу не отличавшимся от этого стоял тот же камыш, те же елки и березы. Но это были уже советские елки и берёзы. Берега соединяла желтоватая полоска брода, просвечивающая сквозь прозрачную воду.
– Что ждём, командир? – спросил сверху стрелок. Командир не ответил. Он думал о том, что сейчас они выполнят приказ и это может сдвинуть с места такую лавину, что…. От этих мыслей Иржи стало не по себе и он, чтоб все это побыстрее кончилось, вдавил педаль в пол. Машина клюнула носом и по только что спокойной воде побежали первые волны. Нечего раздумывать. Он солдат, а солдат не думает – солдат повинуется.
Хотя граница проходил посередине реки, но он почувствовал себя объявившим войну СССР, едва на лицо попали первые капли. Тогда он закрыл люк и добавил газу.
Год 1930. Июнь
СССР. Ужгородский погранрайон
– Охрименко! Охрименко!
За грохотом танковых моторов можно свободно было орать в голос, но привычка брала свое. Пограничники не орут рядом с границей и лейтенант, не по здешнему черный, словно прожаренный солнцем, с новеньким орденом Боевого Красного Знамени на груди, шепотом звал к себе старшину. Тот, наконец, услышал и, съехав с холма, отрапортовал.
– Танки, товарищ лейтенант. Два. Границу бродом пересекли. Движутся прямо к нам.
То, что танки не стоят на месте, Лейтенант и сам слышал. Двигатели ревели все ближе и ближе.
– Заблудились они, что ли, а товарищ лейтенант или как? – спросил третий боец, державший в поводу всех лошадей.
– »Или как», Макивчук, «или как». Силу нашу пощупать решили. Сами ведь знаете, что на всей границе твориться. Помните, что комиссар на политинформации говорил? Со всех ведь сторон лезут…
Лейтенант коротко задумался.
– Макивчук!
Боец встрепенулся.
– Пулей на заставу. Пусть пришлют сюда трактор. А вы, Охрименко, за мной.
Дорога, по которой двигались танки, огибала холм с другой стороны. По обе стороны дороги лес стоял крепкий, а как раз на повороте стояло три выросших из одного корня сосны. Лейтенант с южным загаром служил тут только третью неделю, а сосны стояли, верно, лет сто, если не больше и толщиной выросли в обхват. Имелась у этих сосен даже какая-то легенда. То ли повесился кто-то на них, то ли клад разбойники зарывали… А может и выкапывали… Лейтенант этого еще не успел узнать доподлинно, но теперь так или иначе конец пришел легенде.
Танк двигался к нему и, высунувшись из-за дерева, он крикнул:
– Остановитесь! Приказываю остановиться! Вы нарушили границу СССР.
Как бы не так. Те, кто сидел в железном ящике от него ничего нового не узнали. Они и сами понимали, что нарушили и останавливаться у них было желания не больше чем у него попасть под гусеницы.
– Я так думаю, товарищ Бунзен, поубивать их надо. Совсем уже мировой империализм обнаглел, – сказал из-за спины старшина. Под рыжими усами приклеилась злая улыбка. – Под каждым кустом насрать норовят.
– Вы, старшина с плеча-то не рубите. Там, скорее всего такие же как и мы, рабочие да крестьяне сидят, только буржуазией одурманенные. Так что останавливать их мы, конечно, будем, но аккуратно. Оружие проверьте.
– Так что её проверять? – довольным голосом отозвался старшина. – Готова шашечка. Не точить, не править не нужно…
– Тогда первый мой, а вы вторым займитесь, чтоб не ушел.
Старшина радостно оскалился и нырнул в кусты.
Слушая, как приближавшийся металлический лязг и рев становятся все громче, лейтенант осторожно достал рукоять от шашки с утолщением внизу. Официально новое оружие называлось «изделие 37-бис», но пограничники меж собой ласково звали их «ножиками».
Лейтенант нажал на кнопку и из рукояти вырос язык зеленого пламени. Уже зная остроту своего нового оружия он нешироко размахнувшись, подрубил сперва один ствол, потом второй. Третий рубить не стал – жалко стало.
