Ветераны хмурились, но слушали. Совещались долго, с криками и руганью. Утром отряд двинулся дальше. В горы. Проводники утверждали, что цель близка.
– Ты сам веришь в то, что говоришь? – Захар угрюмо всматривался в темень кустов, окружавших лагерь.
– Это не важно. Главное, что верят они, – Костя кивнул в сторону разлёгшихся у костров воинов.
– За себя они сами ответ держать будут. Ты говори. Веришь?
Малышев почесал щеку.
– Мне тут здорово надоело, Захар. Устал я от войны… Если мы не закончим этот поход в ближайшее время, чувствую, что сломаюсь.
Оба помолчали. Пригодько подсел поближе:
– Костик, я ж понимаю… Жёнка где-то, дитенок. Я сам… Но ты тут не о них думать должен, а о тех, кто тут, рядом. Если живот положим, им не полегчает.
– Кто тебе сказал, что мы погибнем?
– А ты как собираешься? С этими да супротив образин, что нас чуть на тот свет в горах не пустили? – Пригодько всматривался в измотанных походом, перевязанных, запыленных крестоносцев. – Поворачивать надо.
Малышев еле заметно вздохнул. Ситуация и правда выходила не самая радостная.
До входа в долину с замком, где следовало искать Горового, оставался всего лишь дневной переход. Враг был рядом, рукой подать. Но перспектива скорого боя не радовала – войско внушало серьезные опасения.
Мало того, что многие не успели оправиться от ран, так еще и половина крестоносцев ехали не на боевых лошадях, а вьючных лошадках. Для передвижения по горам эти тихие создания еще подойдут, а вот в бой скакать, совсем непригодны. Значит, сотня Кости будет сражаться пешими. Кнехтам это, может, и привычное дело, но спешивать рыцарей не только зазорно для них, но и невыгодно для вождя. Копейного удара при беге трусцой не получиться, а ведь чардж конной лавы – главный козырь франков.
Костя почесал потную шею и еще раз осмотрел войско… Плохих лошадей еще можно пережить. Были проблемы и поважнее – упал дух.
Со времени последнего сражения крестоносцы прошли две большие долины и десяток мелких. Дважды их встречали приготовившиеся к бою отряды тюрок, но с воинственными хозяевами земель удалось договориться. Выезжавшие вперед арабы шейха убеждали местных эмиров, что это в их интересах пропустить "посольство" христианской армии, а не пытаться вызвать гнев графов Запада. Дипломатия в руках египтян оказалась действенней мечей франков. Их пропускали, снабжали едой и зерном для лошадей. Тюрки предлагали проводников, способных "доставить гостей туда, куда им будет угодно", а, на самом деле, желающих выведать, куда именно двигаются латиняне. И вот реакция этих шпионов не нравилась войску.
Стоило кому из местных услышать имя искомой долины – Аламут – они бледнели, начинали запинаться и всячески увиливали от продолжения похода. Казалось, что все жители не просто побаиваются, а панически боятся места, куда лежал путь экспедиции. Настрой проводников, как и слухи о Аламуте, ими распространяемые, внесли сумятицу в души простых крестоносцев.
Говорили разное. Описывали замок под небесами, нависший над расщелиной, из которой вытекает река мертвых. По этому разлому, якобы, вышли из Ада полчища тварей, на людей непохожих, которые охраняют владельца долины и тех, кто служит ему. В долину часто шли караваны с людьми, но редко кто видел, как оттуда возвращаются. Часто горы светились, лучи, вырвавшись из скал, окрашивали небеса, заставляя окрестности переливаться огнями. Местные верили, что в эти мгновения открываются врата подземного Ада и туда устремляются души грешников, покинувших юдоль скорби в недавнем прошлом. Описания чудищ, охраняющих дорогу в Аламут, и вовсе больше походили на цитаты из "Одиссеи". Зеленокожие исполины, карлики с бородами, неубиваемые всадники на не знающих устали лошадях, красномордые образины – все эти образы больше подходили бы сказкам для детей.
Крестоносцы насмехались над трусливыми декханами до тех пор, когда кто-то из ветеранов не рассказал новичкам историю захвата Экура. Тогда латинян здорово потрепали такие же "сказочные" существа, народы гогов и магогов, гагиинаров и магалашей.
Подземные твари, выведенные древними хозяевами Земли, отлично видели в темноте, но не выносили дневного света. Светобоязнь, как известно, явный признак принадлежности инфернальной стороне – ведь, только исчадия Ада боятся лучей божьего Солнца. Теперь воспоминания ветеранов вкупе с байками проводников тревожили умы искателей приключений и добычи, рассчитывавших на легкую прогулку под знаменем удачливых вождей.
Когда Костя и Захар подтвердили, что цель похода – Аламут, многие из тех, кто шушукался за спиной, начали открыто призывать к бунту. Единственное, что сдерживало паникеров, это орды тюрок за спиной.
Они уже несколько раз собирались на совет: бледный осунувшийся Улугбек, скептически настроенный Пригодько и рвущийся вперед Малышев. Игорь, который тоже сидел в шатре, старался помалкивать и лишь изредко поддерживал Костю. Два раза были и более широкие представительства – к ним просоединялись шейх и наиболее авторитетные рыцари латинян. Каждый раз Косте и Улугбеку удавалось убедить собравшихся в необходимости дальнейшего похода. Добыча, слава и признание легата должны стать наградой тем, кто, пройдя через земли неверных, захватит и испепелит центр ереси.
Крестоносцы расходились. Разговоры не смолкали.
Идти в бой с армией, способной предать тебя в любой момент, не хотелось.
Друзья как раз взялись за обсуждение способов быстрого поднятия боевого духа, как из наступающей на лагерь темноты бесшумно вынырнул Игорь.
– У меня только два рожка к калашу осталось, – Тоболь выглядел виноватым.
– Было же больше? Куда дел? – Костя старался не выказать удивления эффектному появлению товарища.
– Были… Улугбеку отдал. У него прошлой ночью кто-то в палатке пошарил. Сейчас перетрясли все вещи… Увели ящик с патронами и аптечку.
– Патроны? Блин… Оружие тоже?
– Вроде нет. Только патроны… Он думал, что сам засунул куда, проверял. Теперь уверен, что украли.
Все трое выходцев из будущего поднялись и двинулись в сторону палатки археолога. На свой арсенал они возлагали немалые надежды. Если у отряда забрать огнестрельное оружие, на планах освобождения подъесаула можно было ставить крест, значит, все, что они сделали за последние недели, будет зря.
Сомохов встретил их на половине дороги. Ученый все еще страдал от ужасной раны – ходил только внутри лагеря и с помощью трости.
– Как же это случилось? Чего еще не хватает?
Улугбек Карлович глубоко вздохнул, развел руками и подтвердил опасения:
