– А, глядишь, и со своими бы жизнями распрощались, и допустили бы прорыв границы. Сколько тогда жизней было бы потеряно, об это вы не подумали?
– И всё-таки я бы рискнул, – сказал Черский.
– К счастью, вы сидите здесь, а Западной группой войск командует генерал-лейтенант Жуков! – жёстко ответил Абрамов. – И именно поэтому на всём протяжении польско-прусской границы не отмечено ни одного боестолкновения между союзными и германскими войсками!
Лицо Черского пошло пятнами, он попытался что-то сказать, но Александрович его остановил:
– Довольно! Бить своих, чтобы чужие боялись – не наш метод. И вы, Глеб Васильевич, тоже бросьте горячиться, вашего Жукова никто ни в чём не обвиняет. Обрисуйте-ка лучше обстановку на польском театре военных действий.
– Слушаюсь! – Абрамов метнул недобрый взгляд в сторону Черского и вновь обратился к карте: – По последним данным, Войско Польское держит оборону на линии Жешув – Люблин – Седльце – Ломжа. Отдельные польские части также продолжают оказывать сопротивление в других частях страны.
– Как долго, по вашим расчётам, поляки смогут держать фронт? – спросил Александрович.
– Это зависит от многих факторов, – пожал плечами Абрамов. – От нескольких дней до нескольких недель.
– Недель, даже не месяцев? – воскликнул Черский. – А что потом? Вы же опять не успеете пропустить всех беженцев через границу. Нет, я больше не буду спорить. Вовремя закрыть границу – ваша прерогатива. И всё-таки я спрошу: а как же люди? Если на границе с Пруссией гибли единицы, то в этот раз могут погибнуть тысячи. Неужели ничего нельзя сделать для их спасения?
– Есть вариант! – сказал Абрамов. – Генштаб предлагает создать временную буферную зону шириной в пятьдесят километров от границы, для образования которой необходимо выдвинуть наши войска вглубь польской территории.
По залу прокатился шумок одобрения, и даже взгляд Черского, которым он одарил Абрамова, стал заметно теплее.
– Что необходимо для осуществления этого плана? – спросил Александрович. – Я имею в виду не военную, а политическую составляющую, – уточнил он.
– Я понял, – кивнул Абрамов. – Во-первых, план должен получить поддержку Госсовета…
После этих слов взоры собравшихся сошли на Маннергейме. Финский маршал пожал плечами:
– Если план, предложенный начальником Генерального штаба, будет одобрен германской стороной, то со стороны Финляндии никаких возражений не последует.
– Верно, – поддержал Маннергейма Абрамов. – Во-вторых, план должен быть принят германской стороной.
– Павел Афанасьевич, – обратился Александрович к Виноградову, – что скажете?
– Скажу, что это более осуществимо, чем то, что у Глеба Васильевича следует, как я предполагаю, «в-третьих», – ответил Виноградов.
– И что это? – посмотрел президент на Абрамова.
Тот вздохнул.
– Прав Павел Афанасьевич. В-третьих, необходимо заручиться согласием польского руководства.
Просветлевшие лица членов Госсовета вновь посерьёзнели, а общую тревогу озвучил Черский:
– И руководства, видимо, не того, что на командном пункте в Седльце, а того, что под арестом в Варшаве, так, Глеб Васильевич?
– Точно так! – подтвердил маршал.
– Тогда всё пропало, – убитым голосом произнёс Черский.
– Ничего не пропало! – Сталин поднялся с места. – Если мы доставим президента Польши на нашу территорию, то ничего не пропало, – повторил он. – Я прошу, товарищи, поручить это мне!
Жехорский, Абрамов и Ежов покидали Кремль в одной машине.
– Нет, каков Иосиф! – то ли восхищался, то ли возмущался Жехорский. «Поручите это мне», каково? А ты, Ёрш, чего молчишь, – покосился на друга Михаил. – И почему промолчал на Госсовете? Ведь у тебя наверняка есть свой план по вызволению Мостяцкого?
– Как не быть, – усмехнулся председатель КГБ. – Как и у Генштаба, нет?
– Да, – подтвердил Абрамов. – А ты что, – зыркнул он глазами на Жехорского, – думал, ГРУ зря хлеб ест?
– Ну, ты неправ, – как бы пожурил Абрамова Ежов, – Шеф в эту сторону вообще не думал. Нет у него под рукой специальных подразделений, значит, и думать ему о чём-то подобном незачем!
– А у Сталина, выходит, есть… – пропустив мимо ушей подколку Ерша, задумчиво произнёс Михаил: – Так есть или нет? – обратился он к друзьям и сам же ответил – Есть. И имя ему…
… – Судоплатов! – закончил за него Ёрш.
* * *
Когда-то, году, верно, в 1927, Ежов спросил у Абрамова:
– Тебе фамилия Судоплатов о чём-нибудь говорит?
– Как же! – сразу откликнулся Глеб. – Был в НАШЕМ времени легендарный чекист Павел Судоплатов, ты его имеешь в виду?
– Именно его, Судоплатова Павла Анатольевича, – подтвердил Ежов.
– Я так понимаю, – внимательно посмотрел на друга Абрамов, – что вопрос задан неспроста? Он уже попал в твоё поле зрения, да? Колись!
– Так некуда дальше колоться-то! – рассмеялся Николай. – Ты меня расколол до самого, можно сказать, нутра. Да, Павел Судоплатов уже несколько месяцев находится у меня под колпаком.
– И где ты его выудил? – поинтересовался Глеб.
– Не поверишь, – сделал страшные глаза Николай, – чуть ли не из-под юбки у твоей жены!
– Не понял! – набычился Глеб. – Если это шутка, то…
– Ну, конечно, шутка! – поспешил признаться Николай. – Судоплатов – курсант Высших курсов «Штык».
– А… – просветлел лицом Глеб. Потом усмехнулся: – А ведь и вправду похоже, насчёт юбки-то. Ольга над своими питомцами, как квочка над яйцами… Только ты, пожалуйста, всё одно так больше не шути.
Другой раз имя Судоплатова всплыло, когда Ежов и Абрамов обсуждали крайне важный и очень секретный вопрос. (Настолько секретный, что о нём и по сей день знают только они одни.)
… – Ты всё неправильно понял, – объяснял Николай другу. – Я стараюсь внедрить в окружение Сталина не наших людей – он их не примет, чуйка-то у него о-го-го! Я хочу, чтобы в его «ближний круг» попали люди, в которых мы могли быть уверены, но с которыми напрямую нас ничто не связывало бы.
– Считай, что я опять ничегошеньки из твоего объяснения не понял, – честно признался Абрамов. – Какие такие не наши люди, в которых мы могли быть полностью уверены? Сам-то понимаешь, чего несёшь?
– Да я-то понимаю, – досадливо поморщился Ежов. – Я не пытаюсь окружить Сталина нашими «глазами» и «ушами» – рад бы, да не получится. Я хочу, чтобы около него находилось больше хороших людей – не «наших», а просто хороших, теперь просёк?
