Штабс-ротмистр Блинский чаще всего отсутствовал "по неотложным делам", в основном в Ченстохове. И штаб рядом, и прекрасные дамы недалеко. А ещё штабс-ротмистр спал и видел, как он становится просто – ротмистром и службу свою продолжает в штабе, поначалу бригадном, потом окружном… В его отсутствие всю бумажную работу доверили… правильно, молодому, но ужасно перспективному корнету, князю Агреневу. Последний из трёх офицеров отряда, командир третьего же взвода, корнет Зубалов – вообще уже полгода как подал рапорт, с прошением об отставке с действительной военной службы, и самозабвенно готовился к поступлению в университет. Вот только, всё не мог никак решить, кем же он хочет стать: юристом, или… может пойти по хозяйственной части? Такое поведение попросту не укладывалось в голове у Александра – потому как контрабандисты были не безобидными овечками, сшибающими детишкам на молочишко, а натуральными бандитами без тормозов: при встрече стреляли не раздумывая, и засадами очень даже не брезговали. И что самое печальное – сильно недолюбливали всех офицеров, выражая свою неприязнь всеми доступными им способами: к примеру, поручика Глокке, что командовал взводом до Александра, в одной из стычек просто забили прикладами насмерть. Говорят, так и привезли, заиндевевшего, с размочаленной вдребезги головой, с брызгами крови и мозгов на шинели… С такими офицерами неудивительно, что и первым взводом и всей ротой (пока было привычнее отряд называть именно так) потихоньку управлял Трифон Андреевич, пожилой и опытный отрядный фельдфебель. Хозяйственные дела, вопросы расстановки секретов и дозоров, очерёдность увольнений, выдача месячного денежного довольствия… Сегодня с утра, по плану, составленному самим же Александром, был первый пеший обход своих " владений", на предмет ещё раз все осмотреть, подробно и не спеша, составить своё мнение (в соответствии с поговоркой, что лучше жить своим умом), и решить – как тянуть службу дальше. Через час после побудки, в аккурат – к окончанию завтрака, появился "экскурсовод", старший унтер Моков, к труду и обороне подготовленный значительно лучше, чем корнет: винтовка на правом плече, сабля в потертых коричневых ножнах на поясе, и два вместительных подсумка, явно не пустых.
"Хмм… Последуем примеру опытного человека…"
К глубокому сожалению, всё, что было возможно – так это взять патронов побольше, потому как винтовки офицерам не полагалось. Хотя… конечно, можно было бы и прихватить свободную Берданку в оружейке – но попросту одолела лень-матушка. Тащить такую тяжесть… Выйдя из посёлка, корнет с унтером начали петлять от столба к столбу, пересекая по пути лесочки, ручейки, луга и рощицы, обходя овраги и заросли колючего кустарника. Каждые метров четыреста-пятьсот, унтер "находил" очередной секрет или дозор, и коротко справлялся у них:
– Всё ли тихо?
На что следовал один и тот же ответ.
– Угум!
Пройдя, таким образом, верст десять, присели на поваленный ствол старой сосны, отдохнуть в тенёчке.
– Вот, Вашбродь, большую часть прошли, ещё пять секретов глянем – и обратно.
– Хорошо…
Потянувшись всем телом, офицер расположился на бревне поудобнее, настраиваясь на долгий разговор.
– А скажите мне, Моков, как вас по имени-отчеству?
– Семён я, а батюшку Василием звали…?
С запинкой ответил старший унтер, слегка удивлённый таким явным интересом именно к своей персоне.
– А давайте-ка поговорим по-простому, без чинов, Семён Васильевич?
– Так точн… ээ…
– Вот и договорились. А скажтеи мне, Семён Василич, как часто у НАС пошаливают? А то прямо опаска берёт, как послушаю историй разных…
Поначалу собеседник князя отвечал на все вопросы односложно и с настороженностью, но постепенно разговорился… и сведения полились полноводной рекой, рисуя правдивую картину происходящего на границе.
"Неслабо!! Тихая война – вот как это называется. Короткие перестрелки не реже одного раза в неделю, раз в месяц у нас или у соседей раненые, а повсеместно считается, что тут тишь да гладь, да божья благодать… Вот это я попал! Так, надо всё хорошенько обдумать, а пока… пора сворачивать разговор"
Задав пару-тройку вопросов о родных и близких старшего унтера, Александр познакомился со всей его немудреной биографией. Родился, крестился, женился… три дочери, сын-наследник, первый внук на подходе, а нажил – всего ничего. Два ранения, три благодарности да полдюжины медалей. Удачно ввернув про своё сиротство и обучение на "казёнке", князь окончательно завоевал доверие Семён Василича, и дальше они продолжили путь не торопясь переговариваясь прямо на ходу. К удивлению и зависти корнета, служивый при этом выглядел так, как будто гулял налегке и недолго, в отличие от своего командира: тот чувствовал каждый грамм веса своего револьвера и прикидывал в уме, как у него вечером распухнут ноги. Что тут скажешь… ветеран! Уже на походе к заставе, комвзвода-два, немного приостановился:
– Вот что, Семён Василич… Наедине разрешаю обращаться ко мне по имени-отчеству.
Помолчав немного, продолжил:
– Опыта вам не занимать, я же, как видите, им ещё не обзавёлся. Поэтому! Продолжайте командовать взводом на дистанции, пока я во все тонкости не вникну. И советами от вас я не побрезгую…
Внимательно вслушивающийся в слова унтер как-то по-новому оглядел командира, и степенно огладив усы, слегка кивнул:
– Благодарствую за доверие, Александр Яковлевич, не подведу!
* * *
Утро. Тишина, самый сладкий сон…
– Кукаррекууу!!!!
"Ну, етитская сила!! Дождешься, царь курей, определю тебя в суп, будешь там орать…"
Петух этим утром надрывался так, что казалось, он голосил в рупор. Тело онемело и напрочь отказывалось двигаться.
"Я, похоже, вчера как упал в кровать, так и спал в одной позе, вот всё и отлежал. Ух! Не всё, оказывается, отлежал-то, как ноги болят!!! А кто это там топает у меня в прихожей? Понятно… денщик пришёл. О! Вот пусть он меня и отнесёт в канцелярию, а то представить страшно, как я ходить сегодня буду. Эха-ха, ладно… попытаемся встать, что ли?"
Сам себе корнет напоминал старенького дедушку: до того плавно и печально двигался, одеваясь. Заурчавший живот не дал довести до конца утреннюю гигиену, и погнал за стол в одних бриджах. Зато, после утреннего "жора" притихла ломота по всему телу, а уши запылали двумя флажками, тихонько радуя своим видом обычно невозмутимого Савву.
"Это я разогрелся, пока ложкой махал…"
Медленно и осторожно Александр дошёл до канцелярии, где, как и всегда, отсутствовал Блинский. Зато имелся отвратительно бодрый Зубалов, неподдельно обрадовавшийся прибытию собеседника.