Встал, пошел на кухню, куда тоже ведет небольшой коридорчик, стены которого представляют книжные шкафы, углубленные в толстую основу дома, При открывании дверцы загораются специальные, небольшие лампочки. Библиотека богатая, почти все академические издания в супер обложках. Сервантес, Арабские сказки, знаменитый пятитомник Пушкина… Книги новые, нечитанные.
Кухня блестит медью здоровенной глубокой сковороды для варки варенья. Моя мама тоже варила в медной… Стоп, почему варила – жива мама, еще долго будет жива. Холодильник «ЗИЛ-Москва». Легенда ретро-дизайна, эстетически привлекателен обтекаемой формой. Прочности лакокрасочного покрытия позавидует любой автомобилист.
На плите здоровенная кастрюля, покрытая полотенцем. Потрогал – теплая. Открыл крышку – борщ с мозговой косточкой! Вау, молодец Дуся, позаботилась о новом жильце.
Открыл холодильник – пуст. На нижней полке графинчик с белой жидкостью. Понюхал – она, родимая. К борщу. Нашлась и горчица.
Накрыл прямо на кухне. Съем не меньше двух тарелок и мозг буду выбивать о ложку, громко, по-хозяйски, рыгая и фуфукая от сытости.
Глава 13. Москва, наводнение
Во сне было много секса, хотя в СССР его не имеется. А как же, после наваристого борща и мозговой косточки толщиной с мою руку. Две столовых ложки мозга выбил. И схарчил его с горчичкой.
Выспался на славу. Кровать оказалась, как я люблю, с панцирной сеткой т нетолстым матрасом, подушка пуховая, думка – тоже, одеяло стеганной атласное, лампа над кроватью яркая, прикроватная тумбочка удобная. Перед сном читал Толстого, в академическом издании.
«…Купец привел под руку дочь, провел ее в келью и тотчас же ушел. Дочь была белокурая, чрезвычайно белая, бледная, полная, чрезвычайно короткая девушка, с испуганным детским лицом и очень развитыми женскими формами. Отец Сергий остался на лавочке у входа. Когда проходила девушка и остановилась подле него и он благословил ее, он сам ужаснулся на себя, как он осмотрел ее тело. Она прошла, а он чувствовал себя ужаленным. По лицу ее он увидал, что она чувственна и слабоумна. Он встал и вошел в келью. Она сидела на табурете, дожидаясь его. Когда он взошел, она встала. – Я к папаше хочу, – сказала она.
– Не бойся, – сказал он.
– Что у тебя болит?
– Все у меня болит, – сказала она, и вдруг лицо ее осветилось улыбкой.
– Ты будешь здорова, – сказал он. – Молись.
– Что молиться, я молилась, ничего не помогает. – И она все улыбалась. – Вот вы помолитесь да руки на меня наложите. Я во сне вас видела.
– Как видела?
– Видела, что вы вот так ручку наложили мне на грудь. – Она взяла его руку и прижала ее к своей груди. – Вот сюда.
Он отдал ей свою правую руку.
– Как тебя звать? – спросил он, дрожа всем телом и чувствуя, что он побежден. Что похоть ушла уже из-под руководства.
– Марья. А что? Она взяла руку и поцеловала ее, а потом одной рукой обвила его за пояс и прижимала к себе.
– Что ты? – сказал он. – Марья. Ты дьявол.
– Ну, авось ничего. И она, обнимая его, села с ним на кровать.
На рассвете он вышел на крыльцо. «Неужели все это было? Отец придет. Она расскажет. Она дьявол. Да что же я сделаю? Вот он, тот топор, которым я рубил палец». Он схватил топор и пошел в келью. Келейник встретил его.
– Дров прикажете нарубить? Пожалуйте топор.
Он отдал топор. Вошел в келью. Она лежала и спала. С ужасом взглянул он на нее. Прошел в келью, снял мужицкое платье, оделся, взял ножницы, обстриг волосы и вышел по тропинке под гору к реке, у которой он не был четыре года. Вдоль реки шла дорога; он пошел по ней и прошел до обеда. В обед он вошел в рожь и лег в ней. К вечеру он пришел к деревне на реке. Он не пошел в деревню, а к реке, к обрыву» [5].
Колоссальный Лев Толстой писатель!
Я встал, накинул одеяло на разоренную постель, прошел в туалет с бачком под потолком и фаянсовой белой ручкой на цепи, дернул за эту ручку, послушал, как с ревом устремилась вода на смыв, перешел в другую комнату, где была ванная на львиных ножках и медные краны, не стал принимать душ, а просто умылся над здоровенной раковиной. В древности понимали толк в умывании, помещение было большое, просторное, в желтом кафеле и в зеркалах.
Перешел в кухню. Прислуга приходила три раза в неделю с утра, поэтому сегодня её не будет, надо пойти и накупить продуктов, набить холодильник. Пошарил по шкафчикам, нашел банку индийского растворимого кофе, заварил. Попил его без печенья, как привык в той – прерванной в 2020 году жизни. Одел светлый костюм, пошитый для папа из материала «метро». Спустился в подъезд и ступил в воду, по колено [6].
…Зря я, наверное приехал в Москву, не хочет она меня принимать. Сперва этот шарик, уничтоживший пару важных зданий и с ними мою надежду получить корочки внештатного репортера «Известий» – пропуск в московский рай. Теперь это наводнение, которое наверняка было в прошлом, не привело к столь ужасным разрушениям. И в этом времени оно обошлось бы потехой для мальчишек и неприятностями для машиновладельцев в районе Неглинной. Но тут появился я, человек из будущего, поплывший против временного потока. А время – субстанция плотная и на любое давление реагирует повышением сопротивления, стремится инородное тело (сознание) вытолкнуть.
Так черная дыра выталкивает посторонний объект, но время в этих звездных катаклизмах относительно, поэтому процесс может продолжаться в формате бесконечности. На Планетах иные законы, более плоскостные.
Короче, дом рухнул с подмытым множеством наводнений фундаментом, рухнул и похоронил в развалах мое имущество: сберегательные книжки на предъявителя, недописанную рукопись про Отшельника, который нашел в тайге гроб с миниатюрной крылатой женщиной, второй папин костюм из темной с искрой жатки для официальных визитов, старинный несессер для дорожных необходимостей (гигиены, бритья, зубов), куртку теплую «аляску», купленную в Охотске у канадского моряка.
Вообщем остался я в светлом костюме мокром до пояса и семьюдесятью рублями в разных карманах. Как раз на дорогу в купейном до Иркутска хватит, к маме. Там сопротивление времени вроде не так остро сказывается, как при попытках изменить точку локации. Вон, стоило в Охотск переехать – пароход затонул. А в Иркутске не особо катаклизмы меня преследуют.
И я отправился на вокзал за билетом.
Глава 14. Москва, следственный изолятор
Стою на перроне, жду поезд. Поезд хороший – скорый, Москва-Пекин. Мы в таких маршрутах всегда на стоянке в вагон-ресторан ныряли, пиво купить бутылочное и изумительные ромовые бабы с изюмом.
В кассе проинструктировали с гордостью:
«Поезд отправляется в 23:45 и прибывает в 14:35. Ваш путь от Москва Ярославская до Пекин займет 5 д 9 ч 50 м. Средняя путевая скорость поезда – 69 км/ч. По классификации РЖД это Скорый поезд. Вы проедете 7622 км. На этом маршруте будет 42 остановки. Самая продолжительная стоянка поезда на станции Эрлянь – 300 минут…»
Поезд фирменный, поэтому от купе пришлось отказаться, взял плацкарт за пятьдесят два рубля, зато нижняя полка. Осталось двадцать рублей с мелочью, ресторан отпадает, буду выскакивать на стоянках: пирожки, вареная картошка, огурчики.
Ярославский вокзал, в этом времени самый красивый на площади трех вокзалов. В будущем Казанский тоже украсят и перестроят. Выхожу на перрон, жду на первом пути. Подходит какой-то командировочный:
