— А с ним по-хорошему ты не хотел поговорить? Или людей своих послать к нему, да увещевать.
— А…
— Что?
— Нет. Мне сказывали, будто он дик.
— Брехали.
— Но…
— Ты мне не веришь? Я с ним разговор вел. Очень рассудительный муж. Но ныне более его не трогай. Совсем не трогай. Даже если пожелает постриг принять — ко мне отправляй. Узнаю, что шалишь — осерчаю.
— Да, государь, — охотно кивнул митрополит.
— Тебе твоего татя то отдать? Мастер в своем деле он добрый.
— Зачем он мне ныне? Одна головная боль от него. В простом деле не справился.
— Ну как знаешь…
Снова прошли несколько шагов в тишине.
— Татарина, надеюсь, ты мне в слуги не метишь? — осторожно поинтересовался Макарий.
— А? Нет. Татарин и татарин. Командовал отрядом, что за долю в добыче прикрывал охотников, шастающих по землям моим. Я за него уже сговорился на несколько наших пленников выменять.
— Слава Богу! — без тени наигранности произнес митрополит и перекрестился.
— Только…
— Что? — нервно переспросил Макарий.
— Странную вещь он мне поведал. Оказывается, кто-то из местных один из отрядов охотников нацелил на Андрея. Обещая золотые горы. И мне интересно, кто этот человек. Ничего сказать мне не хочешь?
— Государь, клянусь! — воскликнул митрополит и поцеловал крест. — Мне о том ничего не известно. Даже если кто из моих людей и шалил, то мне ничего не сказывал.
— Да ты не кипятись, — примирительно произнес царь, глядя ледяными глазами на митрополита, — просто если вдруг узнаешь, я буду очень благодарен. Эту гадюку, что супротив своих водит супостатов надо найти и раздавить.
— Мнишь, что не единожды гадости творил этот злодей?
— Не единожды. Только если станешь узнавать, не шуми. А то как колдун утечет.
— А может колдун и этот злодей — один и тот же человек?
— Может… — кивнул царь. — И ты уж будь добр, разберись с этим колдуном. А то я тревожусь. Тула — щит Москвы. И если он падет, то разорение великое татары учинят нам.
Нам том и разошлись.
И уже полчаса спустя царь зашел к своей любимой супруге — царице Анастасии.
— Все вон, — коротко и емко произнес он негромким голосом. И женщины, что постоянно вились вокруг его жены, немедленно прекратив все свои дела, вышли.
— Поговорил? — спросила Анастасия, когда дверь закрылась и движение за ней прекратилось.
— Поговорил. Ты снова оказалась права. Достаточно было сказать о том, что его люди на него ябеды несут, чтобы его купить. Старик теперь устроит им тарарам. Главное, чтобы не догадался, что я его за нос вожу.
— А как он догадается? — мягко улыбнувшись, спросила Анастасия.
— Тоже того не ведаю, но человек предполагает, а Бог располагает. Кстати, он мне наконец-то признался в том, что опять за моей спиной игры играл с Андреем.
— Так испугался?
— А чего ему не испугаться? Если ябеды его люди несут, то подвинуть хотят. Во время прошлого разговора я ему намекнул, будто бы силы у Сильвестора стало много. И что он о старцах Белозерских вновь сказывал с восхищением, находя отклик в сердцах у многих…
Царица улыбнулась.
Митрополит Макарий был последовательный сторонник иосифлян, то есть, сторонников стяжания церковного имущества.
Менее века назад они столкнулись лоб в лоб с так называемой «ересью жидовствующих», которые держались примерно тех же тезисов, что и протестанты в Европе. В том числе и отказ от церковных владений. Дескать, это развращает церковь и плодит грехи. Иоанн III дедушка ее мужа, долго балансировал между этими силами. Но, в конечном итоге, выступил на стороне Иосифа Волоцкого. Однако явной последовательности в борьбе с «жидовствующими» не проявлял, так как их позиция ему, как монарху, очень импонировала.
Софья Палеолог и продвигаемый ей на престол сын Василий, разыграли видимость всецелого разделения позиций иосифлян для получения их поддержки. Однако действовали, опять-таки, не последовательно и осторожно. Поэтому к правлению Иоанн IV свет Васильевича сторонников у «нестяжателей», как также называли сторонников этой ереси, хватало. В том числе и приближенный к царю протопоп Сильвестр. Ядром же духовным этого направления, как и век назад, оставались так называемые Белозерские старцы и вообще — православный север.
Если бы Сильвестр не «накосячил» во время недавней болезни Государя, то имел все шансы добиться в некой перспективе секуляризации церковных владений. В пользу казны. Однако болезнь показала, насколько шатка власть царя. И что Иоанну попросту не на кого опереться в столь перспективных и интересных церковных реформах, которые могли бы принести в казну массу земли и денег. А также уменьшить влияние церкви как аппарата, открыто местами конкурирующего с царем. Иоанн был вынужден пойти на попятную. Да и личная антипатия к Сильвестру, как к человеку ненадежному, сделала свое дело.
Но разве это мешало «дразнить гусей», то есть, подначивать иосифлян, через вот такие вот многоходовые подачи? В конце концов, пока митрополит будет занят чисткой аппарата, его внимание и интерес к другим делам поостынет. Да чувство уязвимости повысить лояльность престолу.
— А ты не хочешь прикрыть это самоуправство в Туле? — обменявшись с супругом довольными улыбками, спросила Анастасия.
— Я хочу посмотреть, что из этого выйдет. Задумка неплоха. Если она начнет приносить пользу, то я этих толстосумов по всей Руси таким же заниматься обяжу.
— Но это самоуправство в обход тебя.
— Вчера из Тулы гонец от воеводы прибыл, — переменил тему царь.
— Опять что-то там приключилось?
— Опять, — криво усмехнулся Иоанн.
— Дайка угадаю. Это как-то связано с этим юным воином?
— С Андреем. Да.
— И ты мне сразу не сказал?
— Я сегодня беседовал со своим духовником… Понимаешь, кое-что прояснилось. Один из знахарей, перед тем как сбежать из-под Тулы, успел сказать очень интересные слова. Он полагает, что в городе укрывался от татар сильный волхв или ведун, который, испугавшись падения Тулы, призвал силу старых Богов и пробудил кого-то из древних воинов, что спал в кургане где-то неподалеку.
— Звучит странно и страшно.
— И дух этого древнего воина, не имея собственного тела, ибо оно давно обратилось в прах, вышвырнул из Андрея его душу, заняв ее место.
— О Боже! И это чудище было тут!
— Судя по реакции на распятие, святую воду и освященные места, это чудище вполне православное. И очень даже полезное.
— Все равно! Это мертвец!
— Судя по всему, пробудили не только воина старого, но и его любимую. И та вселилась в Марфу.
— Ох…
— И Марфа ныне непраздна. Она ждет ребенка от Андрея.
— Но как это возможно?
— А бес его знает? — пожал плечами царь. — Старшины не знают, верить этому или нет. И после смотра хотят отправить Андрея на дальние рубежи, татар стеречь. Ежели в нем пробудился дух воина древнего, то он себя проявит.
— А если нет, то сгинет?
— Именно так они и думают.
— А если он просто отсидится в тихом месте?
— Воевода передал с гонцом, что Андрей уже готовится к походу. Крепко готовится. Значит что-то интересное учудит. И вряд ли будет отсиживаться.
— Может быть отдать его церкви?
— Если это дух древнего воина, то такой слуга и мне пригодиться.
— Одумайся!
— Перечить мне вздумала?! — рявкнул Иоанн и нахмурился.
— Если его пробудили старые Боги, то не будет ли служба его опасна для душеспасения твоего?
— Кто пробудил, пусть перед Господом нашим и отвечает за грехи свои тяжкие. Моей в том вины нет.
— Но…
— Цыц! Женщина!
— Милый, я же добра тебе желаю!
— Ты сама видела, как он вошел в освященную комнату. И что ни чудотворная икона над его головой, ни ладан, ни освященное питие на него никак дурным образом не подействовало. А значит нечистого духа в нем нет. Да и со священниками он общается, в церковь ходит, причастие принимает, молитвы читает.
— Но он же умер!
