управителя с барином. Моя сегодняшняя экспедиция по соседству — как раз по такому поводу. Спасибо, Мушка, что от твоего поместья такой головной боли нет.
Я только вздохнула и улыбнулась грустно. Улыбнулась мужу, а грустно потому, что на самом деле очень мало кто из крестьян бунтовал. Это надо до откровенного скотства дойти, чтобы терпеливые мужики восстали. Увы, и такое бывало.
— Доносы, небось, пишут?
— А как же без этого? — Миша усмехнулся. — Что в девятнадцатом веке, что в двадцать первом, строчат, канальи, словно заведенные. Ну да ничего, на здешних я управу легко найду. Память меня хоть и подводила, а многое словно по наитию всплыло из оперативной-то работы и следственных мероприятий. Я в губернии на хорошем счету, посчастливилось самому генерал-губернатору в одном весьма неприятном дельце так помочь, что он по гроб жизни теперь мне благодарен. Так что начальство помельче где шипит, а где и в пример меня другим ставит, поскольку таких результатов никто дать не может. Здешние следаки тоже не дурни, но у них за плечами ни опыта моего, ни знаний двух веков. Вот и вундеркиндствую помаленьку. На зависть врагам.
Я подперла руку щекой и с тихим умилением слушала, как он рассказывает про некоторые свои дела. Как же хорошо… как же я по этому соскучилась.
А Миша глянул на меня внимательно, усмехнулся и резюмировал:
— Ты, Мушка, готовься. Сейчас поеду прошение подам на высочайшее имя с просьбой дать разрешение на брак с честной вдовой. В Москву уже замужней дамой поедешь, ибо нечего сплетни плодить. И мне спокойнее будет, а то прискачет какой бравый гусар да и уведет жену.
Мы дружно посмеялись. Шутка про гусара у нас была дежурная, еще с институтских времен. А потом муж снова стал серьезен:
— Ну и главная причина, по которой тебе уж совершенно точно одной ехать не следует, — шлейф происшествий, сопровождающий твои поездки.
Я кивнула с печальной усмешкой — мои мысли считал.
— Расскажи, кстати, что за странная компания тебя окружала в тот день? И что ты забыла на закрывшейся ярмарке?
Пришлось рассказать. И не пунктирно, как дворовым, а с подробностями. Тем более Миша хмурился, достал карандаш, записывал, постоянно переспрашивал: «А тот низкий варнак был со сломанным носом? А тот, что к тебе явился, — со сведенным клеймом?» Даже быстро набросал его портрет, и я в очередной раз восхитилась супругом и его талантами — вполне узнаваемый портрет получился, тот самый варнак.
М-да. Приходится Мише тут и фотороботом подрабатывать. А карандашом пишет потому, что, видно, с чернильницей не в ладах.
— Да уж, история, — заявил наконец супруг. — Слыхал я про эту преступную группировку. Мне еще до начала ярмарки донесли, что Рябыка, каторжный беглец, в Макарьеве объявился с новособранной шайкой — прежняя от меня не ушла, кроме лидера. Но информатор как сообщил, так и пропал, и, боюсь, «как в воду канул» тут не метафора. Пришлось ждать, когда Рябыка проявится и созорничает, чтобы на горячем схватить. Удивлялся, чего же этого не происходит. А он, значит, большого куша ждал. Точно не хотел тебя шантажировать?
Я объяснила, что даже и говорить не давал.
— А в итоге продал тебя дважды? — сказал Миша, и я ощутила, как он чуть не дернулся от этих слов. — С персами все просто, ну, или не просто, но они-то сейчас должны быть ниже Царицына, если не в Астрахани. А вот первый заказчик, подозреваю, где-то в губернии. Кружит как падальщик, нутром чую: не все просто с твоими московскими делами.
Я согласно кивнула и мысленно в который раз выдохнула. Миша рядом, с ним ничего не страшно. Разберемся.
А он продолжал раскладывать по полочкам:
— Скорее всего, разыгрывался сюжет «дама в опасности». Тебя в избушке сторожит какая-то шестерка, прилетает Комарик с фонариком да саблей, шестерке кирдык, «я злодея зарубил, я тебя освободил, а теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться…». Тьфу! Верно мыслю, Мушка?
Я еле сдержала хохот. Да уж, точно Мушка, чуть не сыгравшая роль в спектакле неизвестного режиссера.
— Я бы этому Комарику его бы фонарем да его бы сабелькой, — сказал муж с таким ожесточением, что я поспешила заглянуть Мише в глаза, положить ладонь на руку.
— Все к этому шло, — успокоившись, сказал супруг, — но подлец не просчитал интуицию Рябыки. Тот все понял, деньги получил…
— Может, и не только деньги, — уточнила я, помнившая разговоры разбойников.
— Да. Может, и паспорта. И решил тебя перепохитить и перепродать. Кстати, если Комарик не только богатый, но и власть имущий, то Рябыка поспешил убраться из губернии подальше. Вот Комарик — остался.
И тут я вспомнила про дурной слушок.
— Да, Миша, — печально улыбнулась я, — с недавних пор я не только жертва похищения, но и преступница. По крайней мере, согласно молве. Знаешь ли, что меня обвиняют в организации убийства или в подстрекательстве к преступному деянию?
— А вот с этого места подробнее, — велел муж и аккуратно поправил у себя на плече голову крепко уснувшей Лизоньки. Ребенок так и почивал у него на руках все время разговора, так что Миша голоса не повышал. И держал малышку с такой уверенной нежностью, что у меня сердце заходилось. — До меня пока такие слушки не докатывались. И доносов не поступало. Но лучше быть готовым ко всему.
— Ма-аменька, дядя Миша скоро вернется? — спросила Лизонька.
Она и Зефирка вышли со мной на крыльцо проводить гостя.
— Он же сказал «скоро», — ответила я, — а дядя Миша никогда не обманывает.
Насупленная мордашка разгладилась, ребенок улыбнулся. Я погладила Лизоньку, поглядела на дворовых, опасаясь найти у них на лицах еле скрытые усмешки и намеки: нам все понятно, барыня молода, наше дело холопское, ни к чему госпожу судить. Нет, не поняли или пока не поняли, а рады простой русской радостью, что полиция укатила. А может, как ворчливая Павловна, которая как раз чутьем уловила все правильно и мгновенно, ничего не имеют против.
Я взяла Лизоньку за ручку — дождик с ветром на дворе, и мы пошли в тепло.
Вот ведь парадокс: бывал у меня по делам капитан-исправник, оставался ночевать. А сегодня окончательно стал моим Мишей и не смог.
Дел и вправду много. Ночевать будет в усадьбе Олсуфьевых — барин тамошний боится, злится, но попробуй откажи в ночлеге главному полицейскому чину. Кучер и ординарец заранее шепнут дворне, что капитана бояться не след, всю ночь будут тянуться к нему добровольные информаторы с рассказами о том, как барин забрал хлеб за несуществующий долг. И когда утром состоится официальный разговор с барином, капитан-исправник будет знать такие подробности, что все хозяйские каверзы и посулы сразу полетят прахом. И придется с мужиками договориться подобру, хлеб вернуть.
Если такое мелкое барское злодейство разрулить проще простого, то моя история стала для Миши неприятной загадкой.
— Нет, пока не слышал я таких сплетен, — сказал он, действительно крепко задумавшись, — не доходило. Значит, совсем-совсем свежий пердимонокль. А уж что полиция показания взяла… Нет, не мои люди. Такое мимо меня пройти не могло.
— Может, жандармы? — спросила я, знавшая, что эта силовая структура к уездной полиции не относится.
— Мушка, — сказал муж усталым тоном, как было всегда, когда объяснял мне очевидности. — Особый жандармский корпус будет создан через десять лет, хотя о том, что он нужен, я слышу постоянно. Если под слушком о взятых показаниях есть хоть какая-то правдивая подоплека, это может быть какой-то чиновник.
— Не особый корпус, так особый чиновник? — скаламбурила я.
И замолчала, пораженная догадкой. Неужели?
И поспешила сделать то, к чему привыкла за прошлую жизнь. Поделилась догадкой, рассчитывая на ясный мужнин разум.
— Твой полный тезка, — сказала я. — Лизонька называет его «дядя котик». Хочешь, так и буду называть, чтобы…
Не договорила, чуть не покраснев. Неужели я могла всерьез говорить о двух Михаилах, да еще присваивать им порядковые номера? Когда настоящий из них — только один.
— Можно «котик», можно «соколик», — недобро усмехнулся Миша, — фамилия-то Соколов.
Мне вспомнился еще один недавний диминутив. Нет, не может быть! Это уже совсем злодейство!
— Намеренно справки я не наводил, — продолжил муж, — но все, с кем общался, называют его выскочкой. Появился в прошлом году, обаял губернатора. Умный, языкастый, этого не отнимешь.
А я все держала в голове ряд: котик, соколик… комарик. Который так и не смог прилететь вовремя с фонариком и саблей.
— А что, если… А что, если, — тихо сказала я, — этот котик-соколик планировал сыграть роль рыцаря на белом коне?
