и сливаться с окружающей средой, и становиться невидимым. Наконец Семён привёл Шифрина. В помещение вошёл бодрый мужчина с лихо закрученными усами, уверенным взглядом, с хитрой и добродушной улыбкой.
— Ваше императорское величество, — бодро отрапортовал он, — по вашему приказанию прибыл! Готов передать в руки империи императора своё имущество.
— Ну что ж, здравствуй, уважаемый Ефим, приступим, — в тон ему бодрым тоном ответил я.
На этот раз меня будто ледяной водой окатили. Кожу снова стало покалывать, но на этот раз по-другому, будто всё моё тело покрылось корочкой льда. Я снова отошёл и уселся на своё кресло, в то время как София так ни разу и не присела. Я заметил, что у неё под глазами появились тёмные круги, а кожа на лице слегка побледнела.
— Может, прервёмся? — предложил я.
— Что ты, Саша? Какой прервёмся? У нас ещё столько людей нужно принять.
— Так, быть может, их в гостиницу определить, пускай передохнут с дороги? Тебе тоже отдых нужен. И ты не в том положении, чтобы спорить, — заявил я.
— Ну, давай ещё одного хотя бы. Ну, или двух, — не отставала София.
Я лишь вздохнул и согласился, настолько жалостливый был у неё вид. К тому же, несмотря на бледность, задор у неё на лице играл такой, что отказывать ей было всё равно, что попытаться вероломно отнять конфетку у ребёнка. Ведь все мы знаем, что это невыполнимая задача. Вот и Софии было лучше не перечить.
Далее Рузигар Гасанович, кузнец из Закавказья. В комментарии значилось: большая физическая сила.
— Ну что ж, начнём, — я подал знак Семёну и тот, кивнув, тут же скрылся за дверью.
В помещение вошёл невысокий, щуплый мужичок. Ни в жизнь бы не поверил, что он кузнец. Скорее, какой-нибудь портной или скорняк, а может и повар. Да кто угодно, только не кузнец. По крайней мере, его тонкие руки свидетельствовали о том, что он в жизни не знал тяжёлой работы.
Мужчина спокойно поздоровался со мной и после поклонился. Затем, глядя перед собой, спокойно принялся ожидать указаний. После того, как дело было сделано он удалился, а мне показалось, что у меня сейчас мышцы разорвутся изнутри. Так я себя не чувствовал даже после самой жестокой и изматывающей тренировки.
— Ну что, теперь я силач? — усмехнулся я, оглядывая себя со стороны, спросил я у Софии.
— Судя по всему, да, — рассмеялась она, тоже сжимая и разжимая ручки. — Я, кстати, теперь тоже. Даже страшно подумать, что с такой силищей смогу сотворить, — произнесла она, недоумённо глядя на свои ладошки.
— Ну что, закругляемся? — предложил я, заметив, что моя жена стала ещё более утомлённой, хотя с того момента, как мы приняли Марию Львовну Оболонскую, прошло едва ли пятнадцать минут. А Софья выглядела так, будто бы тяжело трудилась с самого утра и до вечера.
— Последний, — умоляюще посмотрела она на меня. — Ну, хотя бы двоих… Осталось-то совсем чуть-чуть. И не самые сложные дары, — попросила она.
— Давай уж, — я посмотрел на Семёна и кивнул. — Веди.
После кузнеца из Закавказья, прибыла Алена Ивановна, носящая фамилию Вербицкая. Я удивился, ведь было известно, что она служанка, но потом вспомнил, что в некоторых поместьях было принято давать слугам ту же самое фамилию, что была и у господ. Алёна Ивановна умела управлять птицами. Навык довольно полезный и интересный. Когда София провела все необходимые процедуры, у меня защипало нос и, как и странно, язык. С чего бы это?
Последним, кого я согласился принять, был Фёдор Васильевич Терентьев. Но и то при условии, что он действительно будет последним, и София больше сегодня ни с кем не будет обмениваться способностями, а оставит процедуры на завтра, либо и вовсе на потом. Фёдор Терентьев был связистом, которого привезли с линии фронта. В описании его способности стояла краткая характеристика — связь. София мне уже рассказывала о том, что при помощи его дара можно связываться с другим человеком, обладающим той же способностью. На первый взгляд, навык бесполезный, но ведь при передаче способности София тоже получала такой же навык. А способность связаться с Софией из любого конца земли, по-моему, будет очень полезна. Мало ли, как жизнь повернётся и куда в будущем заведёт меня судьба. Ведь помня историю моего мира, готовиться нужно к любым исходам.
После того, как София передала мне этот навык, у меня очень сильно разболелась голова. И чувствую, даже если бы София попыталась меня переубедить и принять ещё кого-то, я бы наотрез отказался. Однако София и сама была того же мнения. Она наконец позволила себе устало присесть в кресло.
— Нам бы чаю выпить, — предложила она.
— С анатолийским мёдом? — с усмешкой спросил я.
София удивлённо подняла брови.
— Никакого мёда!
Интересные вещи, а точнее — странности начались уже на следующий день, после приёма одарённых гостей. Я на очередное совещание генералов — мой Военный совет, приказал пригласить начальника службы пропаганды. Очень уж ловко этот господин работал с мнением наших поданных. О людях на вражеской территории я и вовсе молчу. Когда война закончится, можно будет смело сказать, что на сорок процентов мы одержали победу благодаря пропаганде. Очень хотелось его как-то выделить, вручить награду и лично поблагодарить, потому что, если честно, был восхищён той работой, что он проделал.
Полковник Грачёв, заведовавший пропагандистской деятельностью на нашей территории, а также на территории врага, был довольно крупным мужчиной, широкоплечим и ростом под два метра. Признаться, я хоть и сам не маленький, но по росту ему был едва ли до подбородка, да и конституцией особо крупной никогда не выделялся, поэтому по сравнению с Грачёвым выглядел, как подросток, даром, что император.
Однако крест святого Владимира я ему вручил лично, а также решил пожать его руку в присутствии генералов. Всё-таки, такую честь он заслужил.
Лапища у полковника была, как у медведя. Однако, когда я пожал ему руку, тот вдруг побледнел и сжался. Я и сам не понял, в чём дело, пока не опустил взгляд на сцепленные ладони. Я пережал ему ладонь так, что та аж побелела. И чего это я? Сам ведь не ожидал. Нужно срочно придумать что-то для контроля над своими способностями.
Я тут же отпустил его ладонь. Надеюсь, пальцы я ему не сломал? Полковник едва сдержался, чтобы не схватиться за поврежденную руку, а когда уронил руку, та повисла вдоль туловища, словно плеть. от же, поздравил, называется.
— Поздравляю вас господин полковник, — объявил я. Представляю, что было бы, реши я его похлопать по плечу.
Вот те на. А ведь это подарочек от Розигара Гасановича. Надо с этим не перебарщивать, а то можно и бед наворотить, с такой-то силищей.
Я попытался припомнить, как сегодня одевался, но вроде всё прошло спокойно. Пуговицы не оборвал, дверные ручки не выломал. Просто хотел крепко пожать руку Грачёву, так сказать по-мужски. Всё же, так принято. Да и мужчина он крупный, можно сказать, сам спровоцировал. Эх, хватит оправдывать самого себя.
И как теперь силу соизмерять? Надо было не отпускать того кузнеца, а расспросить у него, как он с такой силищей живёт?
Припомнил о даре исцеления, но боюсь, что еще хуже сделаю. Если перелом, то и кости могут неправильно срастись. Пускай уж обратится к врачу, сделает рентген пальцев, а уж там посмотрим.
После совещания мне предстояло разобрать довольно большой пакет документов, касающийся предстоящего мирного соглашения. Всё-таки, в этом направлении работа активно велась. И хоть намерения французов и немцев выглядели ненатурально, но игнорировать их пожелания тоже нельзя, и работу мы провести должны. А вдруг и правда малой кровью удастся прекратить войну?
Правда, из головы не шло утреннее награждение, рука полковника и я всё время отвлекался от важных дел. И себя ругал, да и вообще… Не так-то просто осознать, что ты вдруг заполучил такую силу, что можно подковы гнуть или ломать медные пятаки.
Да, опять отвлекся. Сначала засмотрелся на голубя, усевшегося на окно моего кабинета. Смотрел на него, смотрел, а потом вдруг понял, что чувствую этого голубя. Более того, могу ему приказать и тот сделает всё, что я захочу. А это ведь тоже один из даров себя проявляет!
Я тут же потянулся к птице сознанием. Голубь вспорхнул с моего окошка, затем несколько раз описал
