милость, торчу тут как дурак с мытой шеей, никакой мочи уже нет эту удавку терпеть, — взмолился дядька и сильнее закрутил головой.
— Да вот он я, стою перед тобой, отец. Я и есть Егор Зверев.
— Ох, ты, поди ж ты, здоровый ить какой!
Дядька аж присел от избытка эмоций, хлопнул картонкой себя по коленке.
— Ну, пойдём, Егор Зверев, коли не шутишь. А то документ покажь! — хитро прищурился на меня.
— Можно и документ, — покладисто согласился я, достал паспорт пацана и показал недоверчивому встречающему.
— Егор Зверев. Похож, похож. Ну пошли, что ли, Егорка.
— куда?
— Дык в машину. И с ветерком до Жеребцово. Эх, прокачу, — мужичок довольно улыбнулся щербатым ртом. — Бывал у нас-то?
— Нет, в первый раз.
Я подхватил свои пожитки и зашагал за дядькой.
— Как звать-то тебя, дядь?
— От садовая голова. Так Митрич я. Василь Митрич. Можешь Митричем звать, или дядь Васей. Митричем привычней, — чуть подумав, уточнил мужичок.
— Ну, Митрич так Митрич, — согласился я. — Вот и познакомились. — Где машина-то?
— Да вон она, родимая! — гордо сказал Митрич и махнул рукой.
— Ох, и ничего себе! — искренне восхитился я.
Передо мной стояла светло-голубая «Победа» седан. Знаменитый ГАЗ-М-20. Раритет, но как новенький. «М-да, вот такой временной парадокс, однако», — хмыкнул про себя, любуясь покатым багажником и передом с внушительной горбинкой.
По слухам, «Победу» хотели назвать «Родиной». Но вроде как Сталин, когда ему презентовали модель и название, поинтересовался у директора автозавода, мол, почём Родину продавать будем? По мне, так это всего лишь красивая легенда. Но как знать.
— Залазь, — приказал дядя Вася. — Нам тут недалече.
Я любовно погладил крыло и забрался в салон автомобиля.
«Недалеко — это хорошо. Значит, и впрямь не Тмутаракань, — мелькнула мысль. — К чему тогда эти страдания? Новосибирск — областной центр. Не в тайгу ж Егорку услали, все близко к цивилизации».
Спустя пару часов я понял, как ошибался.
— Вылазь, товарищ учитель, — радостно гаркнул Митрич. — Приехали?
— Не понял, куда приехали?
— Так на еродром, куда ж ещё? — искренне удивился дядь Вася. — Чичас вот коробки загрузим и полетим.
— Куда полетим? — я сидел и тупил, не понимая, чего от меня хочет Митрич.
Вокруг не наблюдалось ни одной деревни. Только вертолёты и прочие кукурузники.
— Мы куда приехали-то? — попытался я выяснить у своего провожатого.
— Так говорю же, на еродром. Коробки чичас погрузим и вперёд, в Жеребцово. С ветерком, — хекнул мужичок. — Вылазь, говорю, поможешь, — и смотрит на меня так выжидательно.
— Помочь — это мы завсегда рады, — хмыкнул я, выбираясь из салона «Победы».
Похоже, остановка далеко не конечная. Видимо, Митрич привёз на аэродром какие-то нужные вещи, сейчас разгрузимся и поедем дальше. Но тогда почему дедок сказал «полетим»?
— Держи, учитель, — Митрич с кряхтением вытащил из багажника одну коробку внушительных размеров. — Тута на ФАП наложили. А вот здеся для животинки лякарства, — пояснил дядь Вася, доставая коробки и ставя их на землю. — Вона видишь, вертуха стоит? Синенькая.
Я огляделся в поисках вертолёта.
— Вижу. Ми-2, синий, — кивнул в ответ.
— Точна, — уважительно посмотрел на меня бойкий дедок. — Вот туда и тащи. Поближе ставь, Славка придёт, в кабину загрузим, — велел Митрич.
— Понял.
Я подхватил коробку и потащил её к вертолёту. Пока мы ждали неизвестного Славку, спели перетаскать все коробки. В процессе Митрич поручкался со всеми техникам, лётчиками, со всеми, кто находился на аэродроме или подходил к нам поздороваться.
Оказалось, дядю Васю здесь хорошо знают. Он, можно сказать, не просто «свой», а практически родной. Одному свёрточек передал, наказал, как травку заваривать. У другого за внуков поинтересовался, третьему велел жене кланяться. И всем радостно сообщал, что везёт меня в Жеребцово «учительствовать». Народ одобрительно кивал, знакомился со мной, перекидывался с Митричем парой слов и разбредался по своим делам.
— О, Славка, ты где ходишь? Лететь пора! — сурово нахмурив брови, проворчал Митрич, глядя за мою спину. Но видно было, дядь Вася нисколько не сердится, а ворчит так, по привычке.
— Здрасте, — поздоровался с нами мужчина лет тридцати в лётной кожанке. — Здорово, дядь Вась.
Молодой парень пожал мозолистую руку Митрича, повернулся ко мне и тоже протянул ладонь.
— Вячеслав Синицын, — представился подошедший.
— Егор Зверев, — ответил я.
— Ты поглянь-ка, Вячеслав он. Ишь ты. Славка ты и есть Славка, — хмыкнул Митрич. — Односельчанин это мой, — доверительно сообщил мне. — Эва, как вымахал. Забыл поди, как я тебя хворостиной-то гонял, за яблоки, — хитро прищурившись, заявил Василий Митрич.
— Да ладно тебе, дядь Вась, — смутился Синицын. — Чего уж вспоминать.
— А это вона, учителя нового к нам везу, теперича заживём! — представил меня Митрич.
— Ого, — Вячеслав уважительно на меня покосится. — Учитель — это хорошо. А предмет какой?
Я открыл было рот, но ответить не успел: за меня выступил дядь Вася.
— Какой тебе предмет? Учитель, говорю. Он по всем предметам мастак, верно, Егор… как тебя по батюшке-то?
— Александрович, — подсказал с улыбкой.
— Вот! Егор Ляксандрыч, значит, на все руки учитель! А ты давай, без дела не стой, открывай свою вертуху-то, грузить будем, — тут же без перехода, приказал Митрич.
И мы начали погрузку. Как говаривал кот Матроскин, совместный труд объединяет, и я с ним полностью согласен. Пока затаскивали коробки, Слава успел рассказать о себе. О том, что село у них хорошее, рядом лес и речка. Совхоз «Путь коммунизма» тоже не из последних. Люди работящие, школа небольшая, председатель — человек уважаемый, за своих односельчан горой стоит. Он, Вячеслав, после школы отучился на электрика, а в шестьдесят четвёртом рванул в город Бердск за мечтой.
Так как раз создали Новосибирский учебный авиационный центр ДОСААФ. В центре готовили лётчиков, вертолётчиков и десантников для Вооружённых сил Советского Союза на вертолётах Ми-1.
— Вот я и рванул за крыльями, — утирая пот со лба, закончил свой нехитрый рассказ Вячеслав. — Учился на Ми-1, а теперь вот на втором Мультике летаю.
Слава с уважением хлопнул по вертолёту.
— А хочешь в кабину со
