– Не стрелять!!!
– На караул! – послышалась команда в семеновских шеренгах, и ружья гвардейцев, точно на утреннем вахт-параде, со слитным звоном подняли штыки к небу и замерли у плеча.
– Не стрелять!!! – продолжал вопить Наполеон, хотя и без того заметившие командующего канониры замерли у орудий, подняв вверх пальники [52].
Бригантина, распустив паруса, неспешно двинулась к стрелке Васильевского острова, словно великий князь с несравненной возлюбленной решили немного развлечься морской прогулкой. А Бонапарт все продолжал стоять на мосту, глядя им вслед. Со всех сторон вокруг него толпились примчавшие вслед за принцепсом офицеры. Не зная, что и сказать, они тоже провожали «Вестник». Напряжение боя вдруг спало, точно из туго надутого шара разом выпустили наполнявший его воздух.
– Рота! – послышалось от ворот Арсенала. – Повзводно в колонну по четыре – стройся! В казармы шагом марш!
На поле боя, если только набережную можно было считать таковым, происходило что-то несуразное, в истории войн невиданное. Противники, дотоле яростно атаковавшие друг друга, вдруг утратили интерес к беспощадному кровопролитию, и теперь одна сторона маршевым шагом покидала место схватки, прихватив с собой раненых и уложив аккуратно во дворе Арсенала убитых, а вторая и не думала ей в этом препятствовать.
– Ваше высочество, – обратился к Наполеону тот самый адъютант генерала Пржздецкого, которого недавно отсылали выяснить, что за артиллерийская пальба под окнами Зимнего дворца. – Не извольте беспокоиться, «Аврора» не выпустит бригантину в море.
– Что? – напрягаясь, переспросил Бонапарт.
– Фрегат, который пришвартован у Английской набережной, – торопливо напомнил, отчего-то пятясь, адъютант.
– Этого нельзя допустить! – нимало не смущаясь чьим бы то ни было мнением, заорал разъяренный корсиканец. – Бумагу мне! Немедля! Какую-нибудь бумагу!
– Ну шо, Капитан, постоим за Русь святую?
– В каком смысле? – недоумевающе спросил я.
– В смысле – за Русь святую можно либо постоять, либо посидеть. И первое, на мой взгляд, куда лучше. – Мой друг шагнул вперед из свитской толпы, протягивая сложенный вчетверо газетный лист. – Такая устроит?
– Что это? – Бонапарт рывком выхватил из рук Лиса печатное издание.
– Средство массовой информации. Называется «Санкт-Петербургские ведомости». Сегодняшний номер.
– А, плевать, – очень по-русски выругался гений мировой стратегии, хватаясь за карандаш, прикрепленный к аксельбанту ближайшего из адъютантов, но его пальцы так и застыли в воздухе.
– Конрад! – Наполеон отыскал взглядом статную фигуру Мюнхгаузена. – Немедленно скачите на «Аврору», пусть не трогаются с места без моего приказа. Если вздумают своевольничать, разрешаю их утопить.
– Слушаюсь, ваше высочество! – щелкнул шпорами Мюнхгаузен и, расталкивая толпу, бросился к своему коню.
– Жозеф, друг мой, мне срочно нужен ваш конь! – Наполеон стремительно бросился к маршалу Понятовскому.
– Он ваш, – широким жестом указывая на белого арабчака, вымолвил тот. – Но что случилось?
– Свершилось! – рывком поднимаясь в седло, крикнул ему Бонапарт. – Но как бы эта похотливая дура не испортила мне всю мессу!
Адъютанты Понятовского в полном непонимании поспешили за военачальником, оставляя нас в одиночестве у ворот Петропавловки.
– Может, все же объяснишь, что это было? – облокачиваясь на перила крепостного моста, спросил я напарника.
– Да я еще раньше хотел объяснить, – точно оправдываясь, начал Сергей. – Если б в церкви весь этот тарарам измайловцы не устроили, там бы все досконально и изложил. Помнишь, я начал говорить, что газетка, которую мы в соседнем мире подобрали, оказалась весьма содержательной?
– Помню!
– Ну так вот. Передовица там оказалась такого содержания: мол, дорогой, всеми уважаемый базилевс Александр Дюма, обрадовавшись возможности дальних туристических полетов в заморские земли, ранее страдавшие под султанским игом, с неофициальным дружеским визитом посетил развалины славного города Вавилона, где польщенная этим фактом общественность на радостях преподнесла ему огромный букет невероятных по красоте золотистых лилий. Но, увы, тот стал внезапно увядать, лишь оказавшись в руках базилевса. Потрясенный случившимся Александр Дюма буквально не пережил этого факта и уже к следующему утру предстал у ворот святого Петра, но уже не во главе штурмовой колонны, а сам по себе, с длинным списком грехов под мышкой, о чем незамедлительно было доложено в Париж по гелиографу.
Маршал Дезе, оставленный комендантом Парижа, от расстройства впал в такую печаль, что не пускает в столицу ни супругу покойного базилевса Марию-Луизу, ни его сына от первого брака, юного Александра. Вроде бы как он ждет решения Национального собрания о том, кто будет следующим повелителем франков. Кстати, среди претендентов упомянут муж сестры базилевса, знаменитый генерал и по совместительству принцепс Спартанский Наполеон Буонапарте.
– Вот, значит, как! – Я хлопнул ладонями по перилам.
– Однако журналист на этом не успокаивается, он тычет пером в самое что ни на есть сердце проблемы и пишет ее струящейся кровью. Он ставит вопрос ребром, и мы даже с этим ребром местами знакомы.
– Я, кажется, опять потерял нить твоего повествования, – замотал головой я.
– Так найди ее немедленно, потому что это красная нить! Ладно, шо тебе прогружать, ты все равно не ценитель. Далее волк отечественной журналистики спрашивает: что же на самом деле является причиной столь рьяной деятельности маршала Дезе? Верность долгу или же бурный роман его жены Каролины с любимцем покойного Александра, кавалерийским генералом Иохимом Мюратом? Ну, что-то вроде того, шо этот маршал опасается склонить голову, дабы не демонстрировать рога.
– Какой моветон! – нахмурился я.
– Шо попишешь, сторожевые псы демократии совсем оголодали в эпоху монархического засилья! Буквально от лап отбились! Да ну, шо я тебе буду рассказывать, вон гляди.
Пробегавший мимо парнишка с увесистой пачкой газет надрывно горланил во всю мощь:
– Экстренный выпуск! Покупайте экстренный выпуск «Санкт-Петербургских ведомостей»!
– Эй, малый, – свистнул Лис. – Вали сюда.
Медный пятак мгновенно перекочевал в руки малолетнего рупора свободной прессы.
– Великие князья-заговорщики заключены под стражу! – заученно протараторил юнец. – Принцепс Спартанский и маршал Понятовский спасают Россию!
– Да я в общем-то умею читать, – забирая пахнущий типографской краской лист, кивнул Сергей. – Все, свободен, неси свет в массы. – Лис развернул купленную газету, затем молча свернул, потряс головой, снова развернул и уставился на газетную шапку. – Дата вроде та же.
– Что еще? – Я выхватил «Санкт-Петербургские ведомости» из рук друга.
– Все путем, – успокоил меня Лис. – Одна мелкая такая фигня – совершенно другой текст!
Все в конце концов устраивается, но не всегда удачно.
Жак Беневиль
Ученый совет нашего Института – отнюдь не самое любимое мною место в Англии, и даже если между его участниками расположены толстые стекла мониторов, лирического настроения он у меня никак не порождает.
– Они провалили все, что могли! – бушевал дон Умберто Палиоли, обвиняя нас в допущении российского переворота, неправильной оценке действий Наполеона и массе других смертных – и не очень – грехов. Однако я глядел на него довольно безучастно, изредка кивая в такт возмущенным речам и оставляя Лису роль адвоката. У меня из головы не шло прощание с Екатериной Павловной Скавронской-Литта в тот день, когда доведенный до бешенства нашим сообщением о бегстве Наполеона из Санкт-Петербурга резидент все-таки добился нашего отзыва в Институт.
– Я обязательно напишу вам, кактолько прибуду на место, – уверял я Екатерину Павловну, силясь отдалить миг, когда придется отпустить ее из своих объятий.
– Зачем эти слова, мой друг? – убирая с моего лба непослушную прядь, грустно проговорила она. – Мы оба знаем, что этого не произойдет никогда.
– Почему же? – невольно попробовал возмутиться я.
– Потому что этого, мой славный рыцарь, требуют непреложные законы вашей работы.
– Какой работы? – смутился я.
– Вашей. Отдайте должное моей скромности, я никогда не расспрашивала о ней. Я также не интересовалась вашим истинным званием, именем и тем, почему вы должны их скрывать.
– Вы… – Я чуть отстранился, вглядываясь в печальные глаза моей возлюбленной.
– Я знаю, что вы не граф Турн, – прикладывая к моим губам палец, нежно проворковала она. – Я заподозрила это еще на балу в вашем особняке, когда не встретила там множества известных богемских сановников, в те дни пребывавших в Вене. Потом же, когда вы столь любезно выкупили мои векселя, я послала верного человека уточнить, что за птица столь щедрый поклонник моей неотразимой красоты. Как вы сами понимаете, доставленные мне вести говорили не в вашу пользу.
