– Хитрая кислота досталась мне в наследство от Якова Брюса. Помнишь, у нас с ним была организована ружейная лаборатория при Преображенской дивизии? А Яшка был убеждённым алхимиком, следовательно, интересовался золотом…. Так вот, если этой кислотой капнуть на медь, то сразу же раздастся шипение и испытуемый образец покроется белой пеной. Если же капнуть на золотосодержащее вещество, то ничего не произойдёт: кислота для золота – как обычная вода. Один пузырёк был в саквояже, унесённом Воронкой, другой находится у Людвига Лаудрупа.
Вскоре на горизонтальной, оббитой старой парусиной поверхности лотка осталось только с десяток мелких крупинок грязно-желтоватого цвета.
– Золотосодержащий песок, – объявил Егор. – Вот его-то мы и будем старательно добывать, прихватывая, естественно, и самородки…
– А может эти крупинки – обычная медь? – засомневался Ухов. – Кислотой-то мы на них не капали…
– Понимаешь, Ваня, где наличествуют руды, богатые медью, там почти некогда не встретишь золота. И наоборот. Раз ты в этом месте позавчера нашёл золотой самородок, значит и эти крупинки – золото. Только мало тут его. Надо искать другие места.
– Куда двинемся, господин командор?
– Сегодня пошарим в округе, далеко не отходя от лагеря, – решил Егор. – А завтра – на несколько суток – уйдём вверх по течению Клондайка. Только пойдём по-хитрому, чтобы плотники думали, что мы направились вдоль русла Юкона….
На следующее утро Егор, супруги Уховы и волчица Вупи собрались в поход.
– Значится так, господа плотники! – объявил на прощание Егор. – Нас не будет три-четыре дня. Уходим ниже по течению Юкона, будем промывать песок и гальку в других притоках. Здесь с золотом негусто. Вы же продолжайте заниматься строительством и не отвлекайтесь на всякие глупости. Епифан, ты старший! Так что – ежели что – спрошу персонально с тебя…. С собой мы берём бронзовую сковороду, немного ржаной муки и половину тушки барсука, что вчера добыла Айна. Придётся вам эти дни довольствоваться грибным супом с барсучатиной, ржаной болтушкой, да икрой нерки.
Они прошли порядка шести километров, и вышли на берег очередного притока Юкона.
«Наверное, это – Индианка», – предположил внутренний голос. – «А, может быть, Хункер? Разницы никакой: как утверждал Джек Лондон, в обеих этих речках золота мало…».
В густом ракитнике что-то затрещало, громко захлопали птичьи крылья. Айна, призывая спутников к тишине, подняла руку вверх. После этого она бесшумно сняла с плеч вещмешок, опустила его на пышный мох и достала из кармана куртки тонкую полоску парусины – самодельную пращу. Девушка подобрала с земли подходящий камень, вложила его в полоску, осторожно продвинулась вперёд ещё метров на пять-семь, раскрутила пращу и резко послала камень вперёд. Послышался глухой удар-шлепок, в кустики молодого черничника упала тушка упитанной серой куропатки.
– Вот и обед пожаловал! – обрадовался прожорливый Ухов-Безухов.
Путники прошагали вдоль притока Юкона чуть больше часа, и вышли на пологий склон, нестерпимо сверкавший в солнечных лучах светло-жёлтым.
– Золото! – обрадовался Ванька и тут же засомневался: – А, быть может, медь?
Егор прошёл по склону до ближайших скал и подозвал Ухова к себе:
– Видишь, скала прорезана жёлто-серыми полосами? А вот здесь и здесь – ярко-зелёный налёт? Это медь окисляется на воздухе, причём, без Брюсовой кислоты. Не понимаешь? Короче говоря: там, где имеется такой изумрудный налёт, там есть медь, но нет золота. Следовательно, на склоне блестит обыкновенный пирит – разновидность медной руды. Впрочем, когда прибудет адмирал Лаудруп, мы это проверим. Хотя и так всё ясно…
– Жалко! – огорчился Ухов.
– Ничего, Ваня, нам и пирит пригодится! Мы его подсунем нашим бунтовщикам.
– А как же шведы? Ведь ещё не факт, что они тоже задумали что-то плохое…
– Не факт! – согласился Егор. – Дождёмся Томаса Лаудрупа, может, он нам прояснит этот вопрос.
От Медного склона они резко повернули на юг и через два часа снова вышли на берег Клондайка.
«Теперь надо искать ручей Бонанза!», – высказал своё мнение внутренний голос. – «Как свидетельствует Джек Лондон – наш поводырь по здешним местам – от Доусона до Бонанзы был всего один дневной переход. То есть, порядка сорока километров. От «лондонского» Доусона до устья Клондайка – около пятнадцати километров. Ещё примерно десять – от устья – до этого места. Следовательно, до Бананзы остаётся километров пятнадцать. Плюс-минус пять, естественно…».
– Идём вверх по Клондайку! – решил Егор. – На каждом правом притоке останавливаемся и делаем пробные промывки.
Когда отряд вышел на берег широкого ручья, Ухов взмолился:
– Александр Данилович! Господин командор! Кушать очень хочется! С самого утра во рту не было маковой росинки…
Егор взглянул на небо: до заката оставалось часа два с половиной.
– Ладно, заночуем здесь! – объявил он. – Пока смастерим шалаш, пока приготовим ужин, уже и темнота навалится.
Иван занялся возведением шалаша, используя для этого сосновые жерди и еловый лапник. Егор развёл костёр, и приступил к приготовлению ужина: ощипал и насадил на толстый прут куропатку, пристроил её над костром, напёк ржаных блинов, разогрел куски вчерашней барсучатины. Айна же – тем временем – с помощью охотничьего ножа изготовила несколько тщательно заострённых сосновых дротиков и ушла на берег безымянного ручья.
К костру она вернулась минут через сорок, когда Егор уже закончил возиться с блинами. В правой руке девушка несла кукан из осиновой коры, на котором висели три полукилограммовых форели.
– У нас намечается королевский обед, он же – ужин! – заявил Ухов. – Жаль только, что воды не в чем вскипятить. Придётся обходиться речной…
Ночь выдалась беспокойной: вокруг стоянки постоянно что-то ухало и рычало, Вупи – время от времени – принималась тоскливо выть, а иногда срывалась с места и с угрожающим рыком убегала в кромешную темень.
«Вот же, мать его, забрались в первозданную глухомань!», – неуютно вздыхал внутренний голос. – «Даже и не поспать толком. Какой тут сон, когда даже огнестрельного оружия нет под рукой?».
Утром, наскоро перекусив, нетерпеливый Ухов взял промывочный лоток и ушёл к ручью. Айна и Вупи, вооружённые пращой и острыми зубами, решили немного поохотиться в прибрежных зарослях. По словам индианки, здесь было много зайцев и рябчиков, а выше по течению ручья могли располагаться поселения бобров.
А Егор, впечатлённый ночной звериной какофонией, занялся изготовлением оружия. Первым делом, он смастерил надёжное копьё, тщательно примотав бечёвкой к толстой сосновой жерди острый обломок кремнистой породы. Хотел ещё сделать лук, используя вместо тетивы собственные волосы – предварительно отрезанные и переплетённые особым образом. Учили когда-то в двадцать первом веке, в школе военных телохранителей – в рамках курса «выживания в условиях дикой природы». Но потом, посчитав «волосяной» лук откровенным перебором, он отказался от этой, внешне-эффектной идеи.
