…Мэри предложила: «Пусть каждый из нас сочинит страшную историю!» Что все они и сделали. — Идея исходила от Байрона. В предисловии к переизданию «Франкенштейна» Мэри Шелли вспоминала:
«Летом 1816 года мы приехали в Швейцарию и оказались соседями лорда Байрона. Вначале мы проводили чудесные часы на озере или его берегах; лорд Байрон, в то время сочинявший 3-ю песнь "Чайльд Гарольда", был единственным, кто поверял свои мысли бумаге. Представая затем перед нами в светлом и гармоническом облачении поэзии, они, казалось, сообщали нечто божественное красотам земли и неба, которыми мы вместе с ним любовались.
Но лето оказалось дождливым и ненастным; непрестанный дождь часто. по целым дням не давал нам выйти. В руки к нам попало несколько томов рассказов о привидениях в переводе с немецкого на французский…
"Пусть каждый из нас сочинит страшную повесть", — сказал лорд Байрон, и это предложение было принято. Нас было четверо. Лорд Байрон начал повесть, отрывок из которой опубликовал в приложении к своей поэме "Мазепа". Шелли, которому лучше удавалось воплощать свои мысли и чувства в образах и звуках самых мелодичных стихов, какие существуют на нашем языке, чем сочинять фабулу рассказа, начал писать нечто, основанное на воспоминаниях своей первой юности. Бедняга Полидори придумал жуткую даму, у которой вместо головы был череп — в наказание за то, что она подглядывала в замочную скважину; не помню уж, что она хотела увидеть, но, наверное, нечто неподобающее… Оба прославленных поэта, наскучив прозой, тоже скоро отказались от замысла, столь явно им чуждого.
А я решила сочинить повесть и потягаться с теми рассказами, которые подсказали нам нашу затею. Такую повесть, которая обращалась бы к нашим тайным страхам, вызывала нервную дрожь: такую, чтобы читатель боялся оглянуться назад; чтобы у него стыла кровь в жилах и громко стучало сердце» (пер. 3. Александровой).
Байрон набросал несколько страниц о вампире, которые позже передал еще одному участнику этой компании — некоему доктору Полидори, а тот без ведома Байрона переделал отрывок в пространную повесть собственного сочинения — одно из первых сочинений о вампирах на английском языке — и опубликовал ее анонимно, предоставив всем и каждому думать, что принадлежит она перу Байрона. — Джон Полидори (1795–1821) опубликовал «Вампира» в апреле 1819 г., уверяя издателя, что он только записал устную импровизацию Байрона; позднее же он утверждал, что «имя его светлости оказалось ошибкою связано с повестью». Байрон с некоторой брезгливостью заявил в письме к редактору парижской газеты «Вестник Гальяни»:
«Я питаю личную неприязнь к "вампирам", и то беглое знакомство, которое я с ними водил, ни в коей мере не вынудит меня раскрыть их секреты».
В июне 1819 г. Байрон опубликовал свою незаконченную повесть под заглавием «Отрывок» вместе с «Мазепой» и «Одой к Венеции». Полидори умер — вероятно, покончил с собой — вскоре после публикации своей байронической поэмы «Падение ангелов»; вердикт коронера гласил: «Перст Божий» (т. е. смерть от естественных причин).
…заглавного персонажа из романа Каролины Лэм… — о котором подробнее будет рассказано в последующих мейлах. «Гленарвон» был опубликован 9 мая 1816 г., через две недели после отъезда Байрона из Англии, и выдержал в том же году три издания. Каролина Лэм вывела Байрона под именем Кларенса де Ратвена, лорда Гленарвона; вампир у Полидори носит титул лорда Ратвена.
Все-таки очень странно. Америка. -
«Всякий раз, когда меня хочет видеть американец (что бывает нередко), я соглашаюсь: во-первых, из уважения к народу, завоевавшему себе свободу твердостью, но без крайностей; во-вторых, потому, что эти трансатлантические посещения, "немногие и редкие", создают у меня чувство, что я беседую с потомством с другого берега Стикса. Лет через сто — двести обитатели новых английских и испанских Атлантид будут, вероятно, хозяевами Старого Света, подобно тому как Греция и вообще Европа в древности одолели свою праматерь — Азию» («Разрозненные мысли», № 13).
Байрон в последние годы жизни… часто заговаривал о том, чтобы отправиться в Америку — чаще всего речь шла о Южной (особого различия он не проводил) — и начать там новую жизнь как плантатор. -
«Европа ветшает на глазах, к тому же все здесь так однообразно; американцы же молоды, как и их страна, и неистовы, как земля их, будоражимая землетрясениями»
(Хобхаузу, 20 августа 1819 г., из Венеции).
«Мой южноамериканский проект, о котором я, очевидно, говорил вам (раз вы о нем упоминаете), заключался в следующем. Из приложенных вырезок я увидел, что поселенцам на территории Венесуэлы предлагаются выгодные условия. Дела мои в Англии почти улажены или скоро уладятся; в Италии у меня долгов нет, и я могу покинуть ее, когда захочу. Англичане в Североамериканских штатах несколько грубы, на мой вкус, и климат там чересчур холодный; я предпочел бы другое. Я бы скоро овладел испанским языком. Эллис[92] или другие могли бы снабдить меня письмами к Боливару и его правительству, и раз там поощряют приезд даже малоимущих и неимущих, то мне, с моими теперешними доходами и даже — если бы мне удалось продать Рочдейл — с некоторым капиталом, очевидно, позволили бы купить или хотя бы арендовать землю и стать, если это дозволено законом, тамошним гражданином… Уверяю вас, что я подумываю об этом весьма серьезно и уже давно, как вы можете видеть по этому истрепанному газетному объявлению. Я хотел бы поехать туда с моей внебрачной дочерью Аллегрой — ей около трех лет, и она сейчас при мне — и обосноваться там прочно…» (ему же, 3 октября 1819 г.).
Однако впоследствии Байрон вспоминал об этом плане скептически:
«Года два-три назад я думал посетить одну из Америк — Английскую или Латинскую. Но сведения, полученные из Англии в ответ на мои запросы, отбили у меня охоту. Думаю, что все страны, в сущности, одинаковы для чужеземца (но никак не для коренных жителей). Я вспомнил надпись в доме генерала Ладлоу:
Оmne solum forti patria[93]
и свободно обосновался в стране, веками пребывающей в рабстве [в Италии]. Но среди рабов нет свободы, даже для господ, и при виде этого кровь моя вскипает. Иногда мне хотелось бы быть повелителем Африки и немедленно осуществить то, что со временем сделает Уилберфорс, а именно — уничтожить там рабство и увидеть первый праздник Освобождения.
Что касается рабства политического — столь обычного, — то в нем повинен сам человек — если он хочет рабства, пусть! А ведь только всего и нужно, что "слово и удар". Смотрите, как освободились Англия, Франция, Испания, Португалия, Америка и Швейцария! Не было случая, чтобы люди в результате долгой борьбы не одержали победы над реакционным режимом. Тирания подобна тигру: если первый прыжок ей не удается, она трусливо пятится и обращается в бегство» («Разрозненные мысли», № 84).
Джордж Вашингтон — один из немногих исторических деятелей, которыми он восхищался без тени иронии… — Вот несколько тому примеров:
Иль, может быть, такой в веках один,
Как Вашингтон, чье сердце воспиталось
В глухих лесах, близ гибельных стремнин?
Иль тех семян уж в мире не осталось
И с жаждой вольности Европа расквиталась?
Но, в сущности, лишь войны за свободу
Достойны благородного народа.
Все прочие — убийство! Вашингтон
И Леонид достойны уваженья;
Их подвигом народ освобожден,
Священна почва каждого сраженья,
Священен даже отзвук их имен —
Они в тумане зла и заблужденья,
Как маяков Грядущего лучи,
Сияют человечеству в ночи!
«Человечеству остается только Республика, и мне кажется, что на это есть надежды. Обе Америки (Южная и Северная) уже имеют ее; Испания и Португалия находятся на пути к ней, и все жаждут ее. О Вашингтон!» («Разрозненные мысли», № 112).
…упомянутый на этой странице Фицджеральд. — О лорде Эдварде Фицджеральде (1763–1798) будет подробно рассказано в романе далее.
…Смит. Отчасти это в честь колледжа. — Смит-колледж в Нортгемптоне, штат Массачусетс, — престижный женский колледж гуманитарных наук, открытый в 1875 г.
Ада Комсток (1876–1973) — выдающийся деятель в сфере женского образования. Училась в Смит-колледже и более тридцати лет в нем работала. «Программа Ады Комсток» предоставляет возможность закончить в нем обучение женщинам, которые по каким-либо причинам вынуждены были оставить высшую школу.
