— У меня родился правнук, — с неожиданным спокойным весельем сообщила она растерянной медсестре. И та не нашла ничего лучше, как сказать вечное и нелепое в такой ситуации… или вовсе не нелепое?
— Поздравляю.
— Спасибо, — серьёзно ответила Елена Игоревна. Нахмурилась и кивнула — сама себе, своим мыслям:
— Да. Надо не забыть.
И — откинула одеяло…
…С ужасом, который раньше называли «священным», медсестра, с силой прижав руки к щекам, огромными глазами наблюдала за своей уже несколько недель почти недвижной подопечной. Медсестра читала об этой женщине в книгах ещё в детстве, видела документальные ленты — и не могли себе даже представить, что когда-нибудь ей предложат быть сиделкой у постели живой легенды. Потому что легенды не болеют и уж тем более — не умирают.
И вот, когда она уже убедилась с грустью и жалостью, что — болеют и умирают — ей было разрешено увидеть, что легенда остаётся легендой.
Елена Игоревна не могла ходить без посторонней помощи. Медсестра знала это отлично. Но сейчас умирающая двигалась легко и свободно. Она встала — может быть, только чуть замедленно — запахнула лёгкий халат. И пошла — тоже лишь слегка неуверенно, просто как долго лежавший человек — к стенному шкафу чёрного лака.
— Не шуми, пожалуйста, — сказала она на ходу. — Виктор Степанович тоже устал. Позовёшь его позже — уже пришло моё время. Но не сию секунду. Помоги-ка мне открыть… — мимоходом она глянула в окно и удивилась. И обрадовалась. Тучи растягивало в стороны! Стремительно и неотвратимо — словно две могучие руки непреклонно тащили налево и направо серый с угрожающей, хотя и слабой, рыжиной тяжкий занавес. Проглядывала ширящаяся полоса неба — ещё бессолнечного, но чистого.
Медсестра открыла мерцавшие глубоким лаком дверцы. Отшагнула, не сводя глаз с Елены Игоревны, которая, кивком поблагодарив, безошибочно достала со средней полки — от стенки, запустив руку между нею и аккуратной стопкой белья — серовато-жёлтую коробочку из шероховатого, даже не полированного, дерева. Небольшую — немногим больше ладони, на которой она эту коробочку подержала, чему-то грустно и задумчиво улыбаясь.
Потом — с усилием открыла плоскую крышку.
— Скрип, — хрипловато, но неожиданно звонко и мелодично сказала коробочка. Словно бы здоровалась с хозяйкой после долгой разлуки.
Елена Игоревна прошла к столу, поставила на него коробочку и вынула оттуда старый, но хорошо вычищенный и смазанный пистолет со свастикой на рукоятке. Пистолет, подаренный ей самим Гессом, когда тот прилетал в Москву в ноябре сорокового. Пистолет, из которого была убита сумасшедшая женщина, избивавшая на равнодушной улице маленькую девочку Свету. Интересно, как там, в том мире, сложилась её жизнь? Получил ли продолжение её телефонный роман с берлинцем Лотаром — или дальше международных звонков дело так и не пошло? Этого уже не узнать. Но, может быть, у них не было того, что было — здесь. Чего не получилось здесь избежать. Она хотела всё исправить — она не успела, всё рухнуло почти сразу после её возвращения, и что могла сделать одна девчонка?
Хочется надеяться, что там-то — получилось. А она могла лишь никому не рассказывать о той истории. Даже знакомым учёным умникам из РИАН. К чему? Дел хватало и в этом мире…
… Вслед за пистолетом Елена Игоревна извлекла из коробочки и положила на стол коробку патронов, запасную обойму, а затем… затем аккуратно сложенный в несколько раз полиэтиленовый пакет с почти уже стёршейся надписью «Макдоналдс». Пожилая женщина бережно и осторожно стала разворачивать хрупкий от старости полиэтилен.
Изнутри пакета пахнуло табаком. Это было невозможно, но это было правдой — запах сохранился, запах «Герцеговины Флор», который она ощущала в тот день, когда, окаменев, замерев, не смея верить происходящему, она стояла перед невысоким человеком — тихонько посапывая от какого-то детского старания, он не очень умело завязывал галстук на её шее, и она видела, что твёрдые недрожкие пальцы у человека — чуть пожелтевшие от никотина. А потом сказал еле слышно — наверное, самому себе — «Вот…» — и посмотрел в её глаза — своими, желтоватыми и внимательными…
… Это было даже не в прошлой жизни. В какой-то позапрошлой и параллельной вообще. В которую самой не верилось.
А ведь если бы не эта коробочка и то, что в ней лежит — она бы умерла в промёрзлой насквозь гулкой квартире. Умерла бы так же покорно и бессмысленно, как и почти весь их дом. Смешно. Она тогда представила себе, что когда-нибудь кто-нибудь, какой-нибудь археолог из будущего (или параллельного мира) найдёт её останки в комнате, как останки мыши в мышеловке, будет осматривать всё и потом обронит удивлённо и укоризненно: «Эх, а ещё пионерка была…» Это было нелогично и невозможно — потому что будущего не стало, и не было в нём никаких археологов, а только пустая планета — но именно это она представила себе.
А ещё представила, что в такой ситуации сделал бы Сашка. Тот мальчик из советского города Ленинград — города, у которого не будет Блокады, в котором не будет промёрзшей уже сашкиной квартиры! — и в которого она, честно говоря, успела влюбиться за месяцы их недолгого знакомства. Он бы сдался? Он бы сидел в пустой квартире, ожидая непонятно чего?
Мама не вернётся, это ей было ясно, она и так долго-долго ждала. Папа работал в центре, а центр Москвы уничтожен полностью, разве что в метро кто-то мог уцелеть. Так что, сидеть тут, на окраине древней уничтоженной столицы и ждать смерти от голода? Что бы сказал Сашка?
Сашка.
А Сашка ничего бы не сказал, он бы наверняка спел своё любимое:
Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоёт.
Кто весел — тот смеётся,
Кто хочет — тот добьётся,
Кто ищет — тот всегда найдёт!
И она — взбунтовалась. И — решила идти. Идти, потому что она — Пионер Советского Союза! Хотя идти, в сущности, было некуда, и уходить было страшно, как будто квартира могла от чего-то спасти. Но идти — значило жить…
… Дениса Половцева она встретила в тот же день вечером. И не просто встретила — спасла. Те… козлы почему-то решили, что она не сможет выстрелить. Ха. Конечно, ведь они не знали, КТО учил её стрелять…
… Елена Игоревна переложила то, что лежало внутри пакета, в руку, убрала пистолет на место, осторожно и ласково закрыла коробочку и поставила её обратно. Медсестра не видела, что именно взяла женщина из коробочки, которую аккуратно поставила обратно на полку. То, что там лежало, она спрятала в кулаке и спокойно попросила:
