Мария Гинзбург - Истории с географией

Влад скользнул взглядом по заголовкам первой полосы. Промышленный гигант IBM поставил в Намибийский эмират сто компьютеров для медресе. В столице Нигерии перестрелка между сторонниками Али Аббаса и Кадыра Мамеда, наследников недавно скончавшегося шейха. В Новом Хабаровске, бывшем Пекине, пущен первый блок НЭС. На Островах Восходящего Солнца траур, скончался архиепископ Игнатий, паства скорбит.

Никитский отложил газету. Читать не хотелось. Хотелось растянуться в шезлонге и выпить сока со льдом. Взгляд Влада уперся в Таугера. Тот, обнаженный по пояс, удобно устроился в шезлонге и, прихлебывая сок, смотрел на море, блестящее под солнцем и необычно спокойное.

— О чем вы думаете, Дитрих? — спросил Влад, взяв со столика свой стакан.

Таугер усмехнулся:

— На одном из тех островов, куда мы идем, жил Кулау-прокаженный. Будем надеяться, что за это время сгнил не только его палец, но и его ствол…

Грубость каламбура покоробила Влада, а эрудиция Дитриха — неприятно удивила. Хотя огромный Таугер напоминал героев-первопроходцев Джека Лондона, Владу и в голову не могло прийти, что десантник знаком с творчеством классика. Влад кое-что слышал о методах современного ведения войны и не раз уже задумывался о том, какую долю массы тела десантника занимают имплантанты — не такие безобидные, как оранжевая звездочка под левой ключицей. Такие ордена давали не за спасение при пожаре, а скорее наоборот. Влад считал войну за марсианские колонии грязной и несправедливой. Но до сих пор был уверен в одном — большая часть имплантантов размещена в полости, до операции пустовавшей. В черепе Таугера.

— Дитрих, а вы умеете что-нибудь, кроме как убивать людей? — осведомился ученый.

Таугер перевел взгляд на Никитского. У космического десантника были синие глаза, блестящие под солнцем и очень спокойные.

— Ну, — сказал Дитрих. — Еще я умею их делать.

Влад прикусил язык.

Десантник сказал правду.

Вчера для развлечения пассажиров устроили вечеринку. Влад видел, как Лора Скай, самая красивая женщина на корабле, восходящая звезда новозеландского киноконцерна “Stunt Crick Cinema”, прогуливалась вместе с Дитрихом около бассейна на верхней палубе. Сам ученый забрел туда, чтобы смыть с костюма светящуюся разноцветную пену, которой щедро мазали всех участников дискотеки.

Дитрих держал Лору под руку, актриса что-то рассказывала ему. Таугер слушал, улыбался и кивал. А когда Лору положила руку ему на грудь, Дитрих ловким и элегантным движением уронил себя и актрису в бассейн. Влад поспешно ретировался — несмотря на то, что парадное платье Лоры, черное с блестками, наверняка пострадало при этом маневре, вряд ли актриса собиралась предъявлять Таугеру какие-то претензии.

А у Никитского с Лорой дело так и не зашло дальше обмена визитками на первой вечеринке, когда пассажиры знакомились друг с другом.

Влад мрачно отхлебнул из своего стакана. К ним подошел измученный Кэн — радист “Капитана Кука”.

— Ребята, дайте глотнуть чего-нибудь, — попросил он. Дитрих протянул ему вскрытый пакет с соком. Радист жадно припал к нему и долго пил.

— Я волну потерял, — пожаловался Кэн, возвращая пакет. — Кэп лается. А я что? Передатчик отсырел, климат-то адский…

— Не нервничай, во время Великой Чистки здесь дивизию потеряли, — заметил Дитрих.

Кэн хмыкнул и двинулся к борту.

— Вот это да! — воскликнул он. — Смотрите, катер!

Влад поднялся и тоже увидел — сверкающую точку, за которой оставался изогнутый пенный след.

— Откуда здесь взяться катеру? — пробормотал ученый. — До ближайшего острова еще ведь миль четыреста?

Никитский обернулся, неосознанно адресуя вопрос Таугеру. Но в шезлонге никого не было.

Дверь за Вонг Чу закрылась, чуть скрипнув. Или это была Сяо Ли? Влад никак не мог запомнить их по име нам. У него были дела поважней. “А в идее Су Вонга что-то есть”, — подумал Влад. Устроившись на жесткой кровати, он бездумно считал полосы лунного света на полу камеры, слушал, как кричат в джунглях птицы, и вспоминал свой последний разговор с Мао Бэем.

— Что вы с нами сделаете потом? Когда мы оплодотворим всех девушек, годных к деторождению?

Старейшина чуть опустил веки. И без того узкие глаза Мао Бэя почти пропали на плоском лице.

— Отпустим.

Влад покачал головой:

— Вы нас убьете.

Мао Бэй открыл глаза и пристально посмотрел на него:

— Да.

— Прошу вас, не надо, — сказал Влад. — Я ученый, я могу быть полезен и не как производитель. Я готов учить ваших детей, ведь вы пользуетесь награбленными устройствами, не понимая их предназначения.

Мао Бэй поморщился, напомнив мышь из мультика про Дюймовочку.

— Да, конечно, — спокойно сказал старейшина изгнанников. — А потом ты прорвешься к передатчику…

Мао Бэй поднялся, собираясь уходить. Влад в отчаянии схватил его за руку. Тихо звякнули ракушки в ожерелье охранника, стоявшего у дверей камеры, — мужчина вытащил висевший у него на поясе электрошокер. Старейшина жестом остановил охранника.

— Нет, — горячо произнес Никитский. — Я ненавижу тот мир — скучный, серый мир денег и корысти. Я знаю, что это звучит слишком пафосно, но я никогда не умел подбирать слова. Поверьте мне, я вовсе не хочу туда вернуться! И не хочу губить вас…

— Хорошо, — сказал Мао Бэй. — Попробуй, начни учить прямо сейчас. Тебя отведут в класс.

Прошлепав босиком по каменному полу камеры, Влад сел за стол и включил лампу. Детей на острове, к его удивлению, учили высшей математике — по интегралы и логарифмы включительно. Не всех, конечно. Только тех, кому предстояло сидеть и на том самом злополучном передатчике, а также водить абордажный катер. Познания же большинства детишек не простирались дальше ухода за дынями и четырех способов кормления акул. Никитский поморщился, отгоняя непрошеное воспоминание.

…Голая Лора, которую подталкивают к борту штыком старинной энергетической винтовки. Женщина кричит и извивается. На коже остается алая полоса. Кэна, который стоит рядом, несмотря на жару, бьет дрожь. Палец с заскорузлым ногтем зачерпывает охру из плошки и ставит на лбу Лоры какой-то корявый знак. Мелькают белые пятки Лоры, и тут же, едва тело касается алой воды, вспененной черными плавниками, раздается немыслимый вой человека, которого жрут заживо.