Названые братья. Сумеречные звери - Мария Зайцева

— И вот по ночам эти волки выходят из своего леса, забегают в дома и младенцев жруть…

— Ужасы какие рассказываешь…

— Да! И любят они, сказывают, только мальчиков… Засовывают морды прямо в колыбельку и кровь всю выпивають!

— Ай!

— Да-а-а! Досуха выпивають!

Старик, рассказывающий эту историю, с торжеством оглядел слушателей, находившихся в разной степени ужаса от услышанного, и закончил:

— А тех, кто еще живой после этого остается, с собой забирають! И отдают волчьей мамке. И она его выкармливаеть, как своего. Только ребенок этот вырастаеть и тоже диким становится! И других людей жреть!

— Ой…

Слушатели волновались, переговаривались и чаще обычного прикладывались к кружкам с прокисшим пивом.

Именно это обстоятельство и примиряло трактирщика, широколицего грубого мужика, с присутствием на своей территории грязного попрошайки.

Еще днем он гнал старика прочь с порога, цепким профессиональным взглядом распознав в нем неплатежеспособного бродяжку.

Но наступала ночь, непростая ночь, самая длинная в году. Ночь, когда пробуждались темные силы, и только самый нерадивый, самый не боящийся гнева Матушки человек мог прогнать на улицу гостя.

Трактир находился далеко от ближайшего города, аккурат на перепутье дорог, ведущих на Север, к недружелюбному Северному королевству, где, говорили, король совсем дурить начал, головы сечь без повода, по одному навету.

А еще, говорили, что детей своих, принца Иллара и принцессу Илларию, подальше от дворца сослал, если и вовсе не уморил. А во дворце его заправляла всем вторая жена, королева Беллита и ее брат, граф Ардино.

Несмотря на закрытые границы, по этому северному тракту постоянно шли обозы с пушниной, драгоценными мехами редкой, тончайшей выделки, золотыми украшениями, грубо сделанными, но имеющими свой непередаваемый колорит, рогами северных оленей, имеющих, как говорили, волшебные свойства. Да много чего везли с Севера, пробираясь как-то через запечатанные наглухо границы.

Вторая дорога вела на Запад, к диким Западным островам, откуда на благословенные берега Империи когда-то приплывали грабить честный народ огромные деревянные лОдьи, украшенные одинаковыми страшилищами — вырезанными из дерева здоровенными женскими головами с клювами вместо носов.

Правда, с тех пор, как в Империи стала править династия Агеллонов, набегов больше не было. Гордым западным разбойникам хватило одного показательного боя, даже не боя, а, скорее, расправы, когда в море вылетели драконы, с которыми сумел заключить союз первый из Агеллонов.

Наверно, до сих пор в легендах, которые не рассказывают, а выпевают западные певцы-вои, описывается горящее до края горизонта море, умирающие в огне люди и тень от шипастых крыльев, заслонившая небо…

Так что с тех пор по дороге с Западных островов шли лишь караваны с товарами: кости морского зверя, рыбья чешуя, что прочнее железа, все виды рыбы, морской, жирной, и многое другое, на что богат тот суровый край. Караваны строго охраняли огромные светловолосые моряки с дубленой обветренной кожей и взглядами душегубцев.

Трактир, стоя в таком одновременно удачном и все же удаленном месте, не бедствовал, но и не процветал.

Здесь останавливались одинокие путники, не желающие ночевать в поле или лесу, небольшие караваны торговцев, не успевающие засветло добраться до границы, охотники, задержавшиеся в лесах, и прочий, не особо понятный, а иногда и откровенно разбойный люд.

Вот и сейчас компания в зале трактира собралась разношерстная.

В одном углу пристроились крестьяне, в обед с обозом пришедшие на двор. Они закупились на утренней ярмарке и теперь планировали переночевать и двинуться дальше, к своей деревне. Обычно они ночевали прямо в дороге, экономя деньги, но очень уж ночь сегодня была тяжелая… Побоялись оставаться на открытом месте. Именно их и развлекал приблудившийся тоже с обеда примерно старик.

Крестьяне слушали, развесив уши, его басни, дружно ужасались, ахали и охали, не замечая, что на столе уже третий кувшин пива меняется.

Хозяин трактира периодически подмигивал толстой, неповоротливой подавальщице на эту компанию, и та добавляла и добавляла спиртного, раскручивая подгулявших деревенских дураков на незапланированные траты.

Старик, тоже получивший свою долю радости, пива и чуть-чуть еды, раскраснелся, разохотился и сделался невероятно красноречив.

Про особенности наследования в Северном королевстве именно от него крестьяне услышали. Так-то, они ни имени новой королевы Севера не знали, и уж тем более имен принца и принцессы крови, и как и причины, почему это отец-король вдруг решил их от дворца отлучить.

Да и про сумеречных зверей теперь слушали с нескрываемым интересом.

С таким же нескрываемым интересом слушал старика и молодой веселый мужчина, сидевший в самом темном углу таверны. Именно туда, кстати, трактирщик и поглядывал периодически с опаской. А все потому, что знал, с кем этот путник появился у него на пороге буквально за полчаса до того, как в трактир шумной толпой завалились крестьяне, притащив с собой и старика, решившегося на попробовать удачу второй раз.

Конечно, в другое время трактирщик бы не пустил спутников весельчака, сейчас облюбовавшего угол, но тот заплатил полновесным золотом… А сезон выдался не то, чтоб хороший…

Да и вели себя они смирно, вон, даже никто ничего не заметил…

Разве что еще один юноша, невысокий, тонкий, что тот гвоздик, со смазливой на редкость мордочкой, заселившийся с утра в одну из двух комнат, что сдавались в трактире, поглядывал в этот угол и усмехался.

Кроме двух одиночек и четверых обозников, в трактире сидели еще трое мужчин, с серьезными, напряженными лицами переговаривающихся между собой.

Эти старика не слушали, ни на кого внимания не обращали, занятые лишь своим тихим разговором.

А ночь густела, из-за белесых облаков появилась луна, заглянула в окна, странно и дико отразилась в зрачках весельчака, молча прихлебывавшего пиво, блеснула чуть ниже еще в двух острых осколках взглядов, которых там не должно было быть… Но очень уж темный угол, не разглядишь толком, что или кто там прячется, в тенях…

— А наш-то ампиратор не делаить ничего… — продолжал, чуть понизив голос, старик, — а все почему? А потому, что у него в родне волки эти есть…

— Врешь… — ахают дружно крестьяне, а смазливый тонколицый юноша хмурится, сдвигая красиво очерченные брови.

— Нет! Пусть меня Темный тут же и приберет, если вру! — горячится старик, из речи которого как-то неожиданно исчезает деревенский сленг, — один из таких вот людожоров у него в Названых братьях ходит!

— Да не могет того быть! — недоверчиво