— Я сейчас, — кивнул Верещагин, поднимаясь.
В коридоре переминались с ноги на ногу Влад и Пашка — друзья Димки. Пашка угрюмо молчал. Влад, глядя на офицера, сказал:
— Вообще-то это охренеть нечестно.
— Это ты о чём? — спокойно спросил Верещагин, мысленно посмеиваясь и не веря происходящему.
— А о том. Ходили вместе, и вообще вместе… А тут он приходит, гордый, как будто его орденом Сутулова наградили, с закруткой на спине…
— Погоди, — оборвал его Пашка. Звонким от обиды голосом сказал: — Мы что, выходит, недостойны?
— А зачем вам это надо? — спросил Верещагин, про себя подумав: ни разу ни он, ни мальчишки не сказали, о чём идёт речь — и так понимают…
— Значит — надо, — упрямо ответил не Пашка — Влад. — Так что, нам валить, правда недостойны?
— Несите галстуки, — сказал наконец надсотник. — Нет, постойте. Утром. Через три часа. Во-первых, у меня дело. А во-вторых, чтобы вы подумали. Попросите Димку. Пусть почитает вам, как мальчишек на таких вот галстуках вешали. И, если не передумаете — через три часа у меня…
— Извините, — сказал надсотник, садясь к столу и придвигая к себе блокнот. — Ну что ж. Давайте вместе составлять проект — как жить дальше. Воевать будем мы. А вот жить придётся вместе…
Ливень обрушился на Воронеж утром. Такой, какого ещё не было за весь месяц осады — тропически-бурный, тёплый, мгновенно наполнивший все канавы, все взревевшие трубы, все бетонные желоба, проложенные к водохранилищу с улиц обоих берегов.
Там, где набережная Будённого утыкается в пригородный лес, из развалин большого дома выскочили и с хохотом, криками стали носиться по лужам не меньше двадцати мальчишек и девчонок лет 7-10. Они прыгали, по воде, что-то кричали, поднимали руки и смеющиеся лица к небу, гонялись друг за другом и даже падали в тёплые, вспененные сотнями пузырей лужи, играли в салки вокруг трёх выжженных, давно остывших «Кугаров» с развороченными жуткими дырами в корпусах.
В десяти шагах от них, в широком бетонном жёлобе водоотвода, грудой лежали больше ста тел в чёрной форме — те, кто был убит ополченцами и казаками во время вчерашней попытки пройти набережной к Вогрэсовскому мосту, те, кто сдался в плен и был убит чуть позже.
Они лежали мёртво и неподвижно — наёмники знаменитых сетевых кондотьеров ХХI века — «Blackwaters», «Beni Tal», «Close Quarters Protection Association», «Defence Systems Limited», «Military Professional Resources Incorporated», «Saladin Security», «Vantage Systems», «Grey Areas International», «Dynocorp», «Rubicon international», «Sayeret Group», «Global Studies Group Incorporated», польстившиеся, подобно своим предкам, на щедрую добычу, они получили не её, а — как те же предки четыреста и двести лет назад — свинец в живот; не пять тысяч пятьсот зелени в месяц, а нелепую и ненужную им смерть непонятно за что.
Они грудой лежали в водоотводе, и бурлящий поток шевелил их, придавая телам некое подобие жизни — жизни, которой они, молодые и сильные, обученные и уверенные в себе — не сумели распорядиться, и тёплый ливень колотил по драной чёрной форме, по запрокинутым к небу лицам, по толстой зелёной пачке, втиснутой в чей-то оскаленный рот, по надписи, вырезанной на чьём-то белом лбу ножом и уже почерневшей:
ЗА ЧЕМ ПРИДЁШЬ — ТО И НАЙДЁШЬ!
Наверху, над водоотводом, смеялись и шлёпали по лужам дети.
* * *
Ещё два месяца назад их не пустили бы сюда на порог — не то что в подвалы, в святая святых воронежского офиса РАО ЕЭС. Но те времена давно прошли, не было возле выбитых дверей охраны, да и самого офиса не было на две трети высоты, а его хозяин по слухам то ли сидел в американской тюрьме (где из него вышибали номера счетов), то ли был убит во время бомбёжки Москвы, то ли растерзан толпой беженцев в Шереметьево около своего самолёта… Единственное, что о нём напоминало — большой цветной портрет, в котором торчали две «дартс», финский нож и который пересекала безграмотная надпись:
РЖАВЫЙ ТОЛЕК
Грохот канонады сюда почти не доносился. Пожалуй, подвалы офиса могли бы выдержать прямое попадание «томагавка», а уж от обычных обстрелов представляли собой вполне надёжную защиту. Четыре бензиновые лампы с мощными рефлекторами, направленными в разные стороны, стояли в центре круглого стола, за которым когда-то заседал совет директоров — «в прошлой жизни», как сейчас любили говорить. В данный момент за ним заседал совет председателей пионерских отрядов города Воронежа — в помещении, специально выделенном генерал-лейтенантом Ромашовым под координационный центр организации. На стене висела здоровенная карта города.
— Ну и давайте глянем, что у кого, — черноволосый мальчишка лет 15 с глубоким свежим шрамом через всю левую сторону лица положил на стол крепкие худые кулаки и слегка исподлобья осмотрел всех присутствующих — председателей советов двух других отрядов, заведующих пионерскими мастерскими, складом продуктов, госпиталем и детским садом, редактора ежедневника «Русское знамя». — Давай, Димон, — он кивнул светловолосому худенькому пареньку, одетому в ушитую штатовскую куртку, с трофейным кольтом на поясе.
— У нас на сегодняшний день в отрядах сто двадцать семь человек, — сказал тот. — На попечении — семьсот сорок три штуки мелочи и триста одиннадцать инвалидов и стариков. Это последние данные, может, будут ещё коррективы, — он пожал плечами. — Капля в море. По моим данным, в городе ещё не меньше двадцати тысяч человек так или иначе нуждаются в нашей помощи.
— Медицина? — кивнул черноволосый.
— По-прежнему нехватка всего на свете, — угрюмо доложил рослый блондин, больше похожий на героя боевика про подростков. — Стиранные бинты… Вчера принесли упаковку промедола — двести доз. Я на ней сплю, — последнее заявление вызвало некоторое безадресное волнение. — Я на ней сплю! — с нажимом, повысив голос, повторил блондин, воинственно поглядев кругом. — Потому что я точно знаю минимум про троих — колются! И могу назвать имена, фамилии, сказать, у кого они… Ладно. Из наших в госпитале раненых трое. Один умирает — множественные ожоги, бутылки с коктейлем лопнули над головой… Семнадцать больных. Я вас прошу, черти — возвращайте сбежавших! Позавчера сбежал один — с температурой сорок… Вы знаете, кто и к кому! Верните добром, или с температурным бредом я его уже не приму. У меня всё.
— Продукты? — продолжал темноволосый. Поднялась худенькая, коротко подстриженная девчонка, похожая на молодой вариант Хакамады, в первый же день войны оперативно смывшейся в Японию. В подвале наступила опасливая тишина, даже сам спрашивавший как-то стушевался.
