хватает. Но Хайнрих об этом не жалел и Гржельчику жалеть не даст. Ушел и ушел, скатертью дорога. Не тот человек, которым надо дорожить, без него спокойнее. Если он подставит какой-нибудь крейсер, пусть это будет не «Ийон».
Говорить об этом Гржельчику не хотелось. Они с Федотовым были в добрых отношениях; возможно, капитан многое ему прощал, что раз за разом убеждало этого безбашенного типа в безнаказанности. Дело сделано, Федотова на «Ийоне Тихом» нет. Не засобирается обратно – Хайнрих будет молчать о записи, которая лишила его доверия. Пусть они с Гржельчиком остаются приятелями.
– Можно было бы, конечно, назначить старпомом Принца, – перевел он разговор с персоны Федотова. – Мальчик вполне потянул бы, мать его явно недооценивает. Но тут подвернулся Ассасин…
Поднявшись по трапу, Шварц вдавил кнопку шлюза.
– Надеюсь, этот хмырь на посту, а не с бабой и не с гитарой, – оптимистично пробормотал он и пропустил Гржельчика вперед.
Иоанн Фердинанд торчал в рубке, лениво наигрывая мелодию в миноре. В кресле у выключенного голографического подиума расположилась Мария, баюкая малыша. Прикрыв глаза, мересанка слушала музыку. Иоанн играл прекрасно, жаль, что гитару было слышно только через гарнитуру. Найти имрань ему так и не удалось.
За пультом в пилотском кресле сидел ребенок, которого нынче звали Томас. К младенцам Иоанн Фердинанд был равнодушен – что интересного в этих кусочках плоти, даже разговаривать не умеющих? Подрастут, тогда посмотрим. Семилетняя Фелиция жалась то к Марии, то к Веронике, побаиваясь странного дядьки, который объявил себя ее отцом. А четырехлетний Томас принял нового папу сразу, с удивившим Иоанна Фердинанда энтузиазмом. Мальчонка шебутной, глаз да глаз за таким; тем не менее он быстро угнездился в его сердце. В рубке ему ужасно нравилось, он упоенно нажимал кнопки и дергал рычажки на предусмотрительно отключенном пульте. Под попу юному пилоту была подложена подушка, чтобы он мог дотянуться до управления.
Аддарекх, слушая музыку, обозревал экраны. На часть секторов вместо внешнего обзора шло изображение с телекамер внутри корабля. Вот техники копошатся с ГС-приводом, а вон старший интендант инспектирует новый складской блок… Периодически внимание шитанн отвлекалось от экранов и обращалось на мальчонку.
– Думал ли этот пацаненок еще каких-нибудь полгода назад, что будет играться с пультом настоящего крейсера? – посмеиваясь, промолвил он.
Иоанн Фердинанд хмыкнул:
– Веришь, я и сам полгода назад об этаком не думал. Обалденная игрушка для тех, кто разбирается.
Счастливый ребенок, закручивающий воображаемый вираж, совершенно выпав из реальности, был в новой футболке, шортах и сандаликах. Иоанн Фердинанд открыл для себя такую вещь, как кредит. Для кавалеров орденов – льготная процентная ставка во время войны. Чем дальше, тем больше ему нравилось служить в земном флоте. Дома, свались на шею высокородному, но небогатому капитану три бабы и четверо детей, он годами выбирался бы из нищеты. Это на старой, благополучной Мересань, что уж говорить о теперешней заднице! Он решил, что снимет для Вероники квартиру в Ебурге, недалеко от интерната, куда – как он надеялся – поступит Теодора. Будут рядом, помогут друг другу при случае, авось не перегрызутся. Веронике он оставит малышей и девчонку Фелицию. Ну и что же, что она еще не пробовала себя в роли матери? Надо ведь когда-то начинать. Теодора будет заглядывать, подстрахует, если что. Для связи он купил им мобильники. Большая семья – большие расходы. Тем не менее, подсчитав свое жалованье, он полагал, что вернет кредит через год.
Фархад Гасан занимался делом – ползал по полу, проверяя нижние сектора экрана. «Ты стажер? – сказал ему Иоанн Фердинанд. – Вот и стажируйся». Федотыч, любитель шпынять молодежь, уволился, и Джинн надеялся на передышку, но не тут-то было: старпом взялся следить, чтобы юноша не пребывал в праздности. «Доживешь до моих лет, тогда и будешь наслаждаться досугом». Порой Гасану начинало казаться, что он не доживет. Пожаловаться Шварцу? Бессмысленно, у адмирала разговор короткий: «Хочешь, чтобы я подписал тебе практику? Тогда служи как следует. А служба твоя заключается в том, чтобы четко выполнять распоряжения старшего по пилотской бригаде». Служба под началом мересанца была нелегка, синие молодых вообще за людей не считают. Гасан завидовал Принцу, которого старпом не гонял туда-сюда, будто мальчика, и разговаривал уважительно, как с равным. Почему Принцу так везет? Неужели банально из-за того, что он принц?
Между прочим, Иоанн Фердинанд мог бы и помочь стажеру с проверкой секторов. Не за игру на гитаре ему жалованье платят. Но нет, ползать по рубке на коленях ниже достоинства проклятого аристократа. Что бы он делал, не будь на корабле стажера? Логика подсказывала: припахал бы кого-нибудь другого.
Дверь рубки отодвинулась, и появился адмирал Шварц. Не один: его сопровождал сероглазый блондин, стриженый под ежик, тоже с адмиральской звездой на рукаве. Вид изможденный, как после долгой болезни, но решительный. Аддарекху показалось, что он его узнал.
– Кэп?
– Блин! – с чувством произнес непривычно худой Гржельчик. – Что это за табор?
– Вот это – вахтенный офицер, – охотно объяснил Шварц. – Вон то – старший помощник, – Йозеф с недоверием уставился на мересанца в халате, с гитарой в руках. – А она – дежурный электрик, туда ее, – палец Шварца указал на голубокожую сереброволосую женщину с младенцем на руках, и Йозеф непроизвольно помотал головой, пытаясь прогнать наваждение.
– О Господи! Я точно на крейсере Земли?
– Не паникуй, Гржельчик. Это твой «Ийон Тихий», что же еще? А эти придурки – твой экипаж. Эй, вы! – гаркнул Шварц, и все невольно вытянулись по струнке. – Разрешите вам представить адмирала Гржельчика, командира этого корабля.
Как – командир корабля? Иоанн Фердинанд непонимающе распахнул глаза. «Ийоном Тихим» командовал Хайнрих Шварц. Почему он уходит?
Не сразу, но до него дошло. Он вспомнил бабу с «Анакина Скайуокера», которая требовала к микрофону капитана Гржельчика и очень удивилась, что на корабле нет такого человека. Выходит, это крейсер Гржельчика. Шварц временно командовал в его отсутствие, но теперь хозяин вернулся, и…
Иоанна Фердинанда вдруг настигло осознание, каким он предстал перед командиром «Ийона Тихого». Бархатный халат и гитара – полбеды, покричит, постыдит, и ладно. Женщину в худшем случае выгонит из рубки. Но ребенок на боевом корабле, за пультом… Он зажмурился, ожидая, что гром поразит его насмерть.
– Смесь дурдома с зоопарком, – хмуро резюмировал Гржельчик, повернулся и вышел из рубки, захлопнув за собой дверь. Гром не грянул.
Солнце здесь было такое же, как дома, только маленькое. Казалось, что оно далеко, но нет, просто диаметр звезды меньше. И грело оно в этих широтах хорошо, не то что на полярном континенте. Будь у т’Лехина выбор, он попросил бы для своего народа центральный материк. Увы, не выйдет: он заселен аборигенами, которые тоже любят тепло. Добром не уступят, а
