внутренне холодная, спросил Олаф. — Только топоры не опускайте. Вполне может быть забуду что человеком был.
Алан все больше дивился рыжему чужаку, и все больше грустно становилось оттого, что такой молодой и, судя по всему, добрый мужик лишился разума. Сердце сжимала тоска. "У рыжего ведь наверняка где родные остались? Как бы выяснить? Может получится привести его в чувство. Всем известно было, что чудовища свой облик менять не могут". А россказням пьяного дядьки Ганса он не верил, хоть и слышал.
— Ну давай, посмотрим на твою волчью форму. Только не сердись, очень уж похоже, что это все выдумки.
Сет, не мог устоять на одном месте. Переживание за брата и рыжего балбеса подстегивали ускорять шаг, и без того влекомый приказом к замку. В этот раз отец не давал четких указаний по времени прибытия. Лишь велел не задерживаться попусту. И веских причин, чтобы притормозить, пока не находилось.
— Сет! Мы можем идти хоть немного помедленней? — подала голос запыхавшаяся Герда. Она уже не чувствовала ног и очень хотела есть. Размышляла, как бы подать мысль так, чтобы потом не оказаться «обязанной». Очень уж ее зацепило это слово из уст младшего брата. И интуиция подсказывала, что это может хорошенько аукнуться.
Сет резко остановился, как в землю врос. Впитанное с детства уважение к зарождающейся жизни и ее вместилищу оказалось для приказа достаточным основанием для задержки, чем несказанно обрадовало его. Тем не менее вся ситуация очень раздражала. Быть нянькой никак не входило в его планы. Но людям надо отдыхать и есть, а значит придется немного поохотиться.
— Ты сможешь о себе позаботится пару часов? — обратился он к Герде, с изнеможением усаживающейся к дереву, почти сползающей по стволу.
Приняв кивок за утвердительный ответ кинул рядом с ней походные сумки и двинулся прочь от реки вглубь леса, добыть кабанчика или зайца. Заодно хотел успокоиться, пособирать травы и хоть как-то отдохнуть от общества. Для него каждое дополнительное существо к Флаум с Джастином, будь то эльф, вампир, человек или кто бы то ни было ещё — уже создавал толпу, в которой он уставал и хотел спрятаться. Находиться рядом с, по сути, незнакомой женщиной столь длительное время также добавляло дискомфорт, как бы она ему при этом ни приглянулась. Привыкал к новым знакомым он всегда очень долго.
Герда, утомившись от такого стремительного марш-броска, прилегла, положив под голову сумки и задремала, предварительно зажав в руке взятый с кухни соседей нож. Не заметила, как вскоре после ухода Сета к берегу пристала лодка.
⋆☽ ◯ ☾⋆
— Если ты так уверен, что будешь опасен, может будет лучше тебя связать? — осторожно, и даже в какой-то мере дружелюбно предложил Алан. Про себя же он прикидывал, как бы доставить несчастного к лекарю и поддается ли лечению подобная душевная болезнь.
Олаф напрягся. От топоров в случае чего, можно было бы увернуться и убежать. Оказаться связанным в его планы не входило. Но он не был уверен, что не будет опасен, поэтому молча протянул вперёд сомкнутые запястьями руки.
Ганс воткнул топор в пенек и пошел завязывать руки рыжему чудаку, назвавшемуся Олафом, после кивка сеньора. Вообще, в детстве они с Олафом даже виделись. Но это было более десяти лет назад, и Ганс не был уверен, что узнает друга дядьки. Тогда у Олафа еще ни бороды, ни усов в помине не было — а этот мужик был весь обросший.
Олаф терпеливо ждал, когда мальчишка завяжет ему руки и лихорадочно соображал. Оборачивался он ведь всего раз — той злосчастной ночью. После этого лишь чувствовал горячую кровь, когда злился. А злиться по заказу он не умел.
— Ну? — с нетерпением спросил Алан, чувствуя, что пауза затянулась.
— Может, меня кто-нибудь стукнет? — неуверенно предложил Олаф, чувствуя нужен внешний стимул.
— Так что нам тебя стукать, ежели ты ничего худого нам не сделал? Может, пройдешься с нами в город к лекарю? Сам же видишь, не выходит у тебя превращение, — дружелюбно предложил Алан, заглядывая Олафу в глаза.
Джастин, наблюдая за этим разговором с дерева, то и дело прятал в ладони лицо, ругая рыжего дурака на чем свет стоит. Вытащить его и увести связанным будет сложнее. Но при этом он и сам хотел, чтобы люди поверили первому Волку мира Атиозес. Был бы шанс, что успеют вывести семьи, или хотя бы будут во всеоружии и немного проредят ряды проклятых. Поэтому медлил и наблюдал, а Флаум ждал команды внизу. Шансы, что добряк сообразит, как обернуться по заказу были исчезающе малы.
— Погоди! — Олаф начал часто дышать в панике. Обратиться было необходимо. Он напряг все фибры души, чтобы разозлиться… Но не удавалось.
Алан, сочувственно глядя на потерянного в своих фантазиях мужика велел его скрутить и тащить к лекарю. Олаф шарахнулся от приблизившихся людей и с силой потянул руки, стараясь освободиться. Он хотел ослабить веревки. От его усилия они больно вонзились в кожу, разогревая рядом с очагом дискомфорта кровь. Ощущение прошло очень быстро, но отвлечь Олафа успело. На него кинулись сразу трое и повалили на землю.
Олаф отбивался, стараясь сильно их не помять. К его удивлению, даже сдерживаемые движения явно оставляли синяки на пытающихся его повязать людях. «Что же будет, когда обернусь?» — с ужасом подумал Олаф, представляя, что могло бы быть, если бы волк не решил, что Герда и Бран опасности не представляют. Картина с растерзанной в их маленькой кухне супругой привела в ужас. В памяти сразу возник Сет, выколачивающий свою боль из дерева. «Сука! Тварь костлявая!» — эхом отозвалось в памяти, подкидывая в голову картины с убитыми горожанами. Злость и безысходность кусачего паренька передалась Олафу. Он вновь почувствовал как закипает кровь, начинает ломить и покалывать суставы. Но в этот раз он гасил ощущения, а подстегивал.
Лесники, первоначально взявшиеся за дело с азартом, недоуменно отстранились услышав как изменился звук дыхания рыжего чудака. У Алана похолодело внутри. Он еще надеялся, что Олаф дурачится, или, на худой конец, что это все ему снится. Но вслед за хрипом послышался оглушительный хруст и тело чужака начало меняться. Все было именно так, как рассказывал Бран.
Стоявший перед Аланом ликаон выглядел внушительно, ужасающе, но спокойно. Только дышал тяжело и пытался поймать его взгляд. Но тот потерял дар речи от потрясения. Мужики, менее избалованные встречей с разными тварями, пришли в себя быстрее. Схватились за топоры и кинулись в атаку на чудовище.
