– Мы были друзьями, – примирительно сказал Леонид.
– Мой отец не стал бы дружить с темным, – буркнул Бьярни, еле сдерживаясь.
– Тогда позвольте представиться: урожденный Марк Вителлий Север, Бордовый домен.
– Тото, я смотрю, кожа у тебя бледная, но не серая.
– Предатель, – проворчал Бьярни.
– А ЛинКеТор? – усмехнувшись, спросил спартанец.
– ЛинКеТор прозрел, это другое.
– Совсем другое. Может, Северный домен не заразился общей гнилью, но я, честно признаться, предпочитаю честный бой закулисным интригам. Темные домены – это свобода. Причем полная. Ты можешь себе позволить ровно столько, на сколько хватит сил. Ты прав во всем, что можешь отстоять своим мечом, или магией, или другими способностями.
– Короче, кто сильнее – тот и прав, – медовым голоском проворковала Аркадия.
– Да.
– А если Хансер сейчас встанет и зарубит тебя – он будет прав?
– Он так не сделает.
– Он – нет, а тебе не кажется, что такая философия воспитывает… сволочей, мягко говоря?
– Есть и такие. Но они не свободны. Рабы своих страстей. Истинно свободный человек спокойно может себя ограничить в чем угодно. Я же не пошел в ближайшую деревню местных низших, чтобы перебить мужчин и изнасиловать женщин.
– А хочешь?
– Нет. – Спартанец словно бы не заметил подковырки. – В этом нет ни чести, ни доблести, ни славы. Да и удовольствие сомнительное. А что бы с тобой сделали твои светлые, если бы ты взяла под покровительство меня?
– Я бы не взяла.
– Даже после того, как я вас спас?
– Мы тоже тебе помогли.
– И все же.
– Ну, не знаю.
– Я знаю. Убили бы. Ибо непринципиально, кто ты и что для них сделал. Темный может позволить себе защищать вас, не глядя на сторону Луны. Это – моя свобода. Мы не должны скрепя сердце делать то, что нам противно. Известна мне ваша философия, но светлая она только по названию. А те, кто становится на пути подлости… Вспомните ЛинКеТора, раз на то пошло.
Сказать нам было нечего. А он продолжал уже другим голосом:
– Я встретил Снорри, моего друга, уже здесь, на Луне. И он узнал меня. Драться нам не хотелось – какникак, мы слишком хорошо знали друг друга. Я был в сопровождении двух сотен воинов, он – один. И он все же пошел на меня. Потому что так надо, а не потому что этого хотел или считал правильным. Древняя, замшелая вражда. Наследие давно истлевших предков. Мы дрались. Сначала беззлобно, словно бы и не в полную силу. А потом Снорри распалился. Я все еще не хотел его убивать, мне удалось нанести удар под колено – кажется, сухожилия перерезал.
– Отец до сих пор хромает, – подтвердил Бьярни.
– Это его не остановило. Он лишь окончательно рассвирепел. И я понял, что он сильнее меня. Его топор снес мне верхний край щита, проломил шлем и вошел в кость черепа. Выжил я только благодаря тому, что я высший.
– Странно, что отец тебя не добил, – заметил Бьярни.
– В тот день мой приказ был нарушен в первый и последний раз. Мои низшие подняли его на копья. Он перебил половину, но нога дала себя знать. Снорри утратил подвижность, его обступили со всех сторон, и… это было его первое и последнее развоплощение.
– А те люди? – спросила Аркадия.
– Я их всех повесил.
– Потому что хватило силы отстоять это свое право? – язвительно поинтересовалась она.
– Потому что был дураком, – проворчал спартанец.
– Разве? – тем же тоном переспросила Аркадия. – Ты же всегда прав.
– Хватит. – Руи обнял ее за плечи и привлек к себе. – Не надо бить в открытую рану.
– Нет, она права, спрашивая это. Многие так думают. Но если ты не признаешь своих ошибок, ты становишься их рабом. Только понастоящему свободный человек может как ограничить себя в чемто, так и признать ошибки. А своему отцу, Бьярни, передай, что я признаю его победу в том поединке, и если он чемто недоволен, готов принять вызов, но голову под топор покорно не подставлю.
– Да ладно… – Я видел, как Бьярни засмущался. – Отец, наверно, и сам уже обо всем жалеет.
– Пойми, Бьярни, я не хочу сказать, что у нас все лучше, чем у вас. Я видел и Темную, и Светлую стороны Луны и скажу тебе: они друг друга стоят. Просто здесь меньше нужно идти на сделку с совестью. Тыто это понять должен. Ты ведь сейчас отлучен от Северного домена?
– Я – несущий спокойствие Зеленого.
– Вот видишь. А почему?
– Не хочу, чтобы мой домен смели так же, как Зеленый.
– А нам это не грозит. На Темной стороне мало законов, но все они незыблемы. Ни один домен, как бы он ни насолил другим, не может быть захвачен или уничтожен. Вот так.
– Ты… – Бьярни запнулся, покраснел.
– Лгу? – подсказал Леонид.
– Нет, это так, вырвалось.
– Я знаю. Потому и за меч не хватаюсь. Согласен, это трудно принять, что мы в чемто лучше вас. Я через это прошел, понимаю.
– Стой, – вмешался Руи. – А как же ЛинКеТор? Думаю, ты не отрицаешь его благородства и высоких принципов?
– Нет. Это был человек чести, кристальная душа.
– Почему он бежал с Темной стороны, как черт от ладана?
– На то две причины. Он рос среди несущих спокойствие и попал на вашей стороне к несущим спокойствие. Право, основанное на силе, хорошо, если есть человек вроде Бьярни, признанный боец, который обиду слабого воспримет как свою. В Изумрудном таковых нет. ЛинКеТор насмотрелся на произвол своей родни столько, что вернуться туда просто не мог. А у вас разве он сталкивался с настоящими интригами? Нет, все внешне чинно, благородно. А когда столкнулся, чтото почувствовал – что вот теперь он и может сделать настоящий, осознанный выбор, – и его убрали.
– Ересь, – фыркнула Аркадия. Остальные, кроме Хансера, уставились на меня.
– Да что вы смотрите так. – Я вспылил. – Все правильно! И что дальше? Покрасим морды в серый цвет? Уйдем в Изумрудный домен? Бьярни, Руи и Хансер там быстро порядок наведут. А от меня никто не скроется. Чего вы так смотрите, словно это я вам лгал все время!
– Ты знал, – сказал Руи.
– Что я знал?! Я знал, как было до меня, и сейчас ничего не изменилось! Вы расшаркивались на балах, а в Тенях лилась кровь. А я почем знал, что вы о том ни сном ни духом? Да, Леонид говорит правду. Но таких, как он, на Темной стороне раздва и обчелся. У нас хоть какието правила держат сильных в рамках.
– Зато когда они прорываются за эти рамки…
Последней фразой Леонид добил меня. Я встал, развернулся и ушел. Мои друзья сидели, как пыльным мешком пришибленные. Возможно, злорадствуй сейчас Леонид в глубине души (а я бы это увидел) – мне было бы легче. Тогда получилось бы, что сам себя он загнал в рамки, но в душе и он эгоист. Вот только в нем не было ничего, кроме искреннего сочувствия.
