Коул и Берни вытянулись по стойке смирно во втором ряду отряда охраны, на площади — усаженной деревьями площади, какие были в Хасинто. Здесь собралась небольшая толпа, чтобы послушать важную речь Председателя, обращенную к делегации из Пелруана. Коул размышлял о том, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к такой службе, когда от тебя требуется просто стоять с бравым видом и ничего не делать.
— Беженцы, — ответила Берни. — Если скажешь слово на букву Б, мне придется вымыть тебе пасть с карболовым мылом. Нам разрешается называть себя «оставшимися жителями Хасинто». Или «выжившими». Но на самом деле он хочет, чтобы мы привыкли быть «гражданами Нью-Хасинто».
— Черт, ненавижу это словоблудие. Мы беженцы. Мы бежали, детка. Мы нашли себе убежище. Что в этом такого позорного?
— Он думает, что этим заставит достойных горожан Пелруана увидеть в нас убогих, просящих милостыню, а не хозяев жизни, которые приехали проверить, хорошо ли они присматривали за нашим имуществом.
— Если я когда-нибудь соберусь в штабные, Берни, — сказал Коул, — пристрели меня. Потому что у меня не укладывается в башке вся эта дурацкая лексика.
— Давай веселее, ты должен выглядеть сильным и надежным, Коул Трэйн. — Берни переминалась с ноги на ногу. У нее в последнее время практически все болело и ныло, но она не собиралась давать себе поблажек. — Гражданские смотрят. Наш возлюбленный Председатель собирается обратиться к нам с речью.
Лучшими помещениями в городе — то есть на военно-морской базе — были казармы для семейных офицеров, расположенные в западной ее части. Прескотт настолько сильно хотел заставить людей из Пелруана ощутить единство с бывшими жителями Хасинто, что пригласил новую делегацию взглянуть на строительные работы. Здания возводились в том же стиле, что и величественные особняки в Хасинто, но если Прескотт думал когда-нибудь увидеть здесь, на Вектесе, точную копию старого города, то ждать ему предстояло очень долго.
Коул с некоторым изумлением наблюдал, как быстро их лидер, только что произносивший зажигательные речи для солдат насчет уничтожения червей, превратился в мистера Сама Любезность, который чуть ли не целовал младенцев в толпе. Дело было, конечно, не в голосах избирателей. Никто на планете не голосовал уже многие годы; люди еще только начинали поговаривать о выборах. Хотя, возможно, он просто заранее начал свою избирательную кампанию.
— Я уверен, вы никогда не думали, что этот день настанет, — говорил Прескотт, сцепив руки за спиной. — Но Вектес — Нью-Хасинто — теперь является столицей Коалиции Объединенных Государств. Здесь человечество начнет возрождать нашу планету. Здесь мы вновь наберемся сил, восстановим численность населения, отсюда мы отправимся на материк и снова обретем нашу цивилизацию. Сохранение этой далекой базы в рабочем состоянии в течение долгих лет и ваша готовность приветствовать на острове выживших граждан Хасинто помогли избежать исчезновения человечества и дали возможность строить будущее.
— «Готовность»… — пробормотала Берни. — Что-то я не вижу особой радости на лицах…
Гавриэль и Беренц были в толпе. Они незаметно помахали Коулу. Ну допустим, они были готовы встретить КОГ — это они хранили здесь ее флаг. Коул надеялся, что они получат ту награду, которая сделает их счастливыми. А возможно, они просто были благодарны за то, что наконец смогли сдать хозяевам ключи от базы.
— А когда мы перестанем называть бродяг «бродягами»? — прошептал Коул. — Они же все разные. Я чувствую, что необходимо найти этому отражение и в моей лексике.
— Издеваешься?
— Я серьезно, детка. Мне нужно знать, о ком мы говорим: о бандитах, бродягах, бездомных, о тех, кому просто не повезло или у кого с башкой не в порядке, или о тех, кто боится вернуться домой и прочее. — Коулу слишком нравилась Берни, и он не мог допустить, чтобы она лезла в бутылку каждый раз при упоминании чертова идиотского слова на букву Б. — Или о тех, кто пропал без вести на десять лет. Или о тех, кто слишком долго возвращался на базу…
Берни не взглянула на него. Она не могла. Смотреть надо было перед собой — так их учили на строевой подготовке.
— Это удар ниже пояса, — произнесла она.
— Черт, я не хотел, леди Бумер.
— Я знаю, мой дорогой. И еще я знаю, что ты прав.
Но Бэрд, подумал Коул, будет более крепким орешком. В отличие от Берни, ему пока не приходилось бывать в действительно критических ситуациях. Коул решил, что ему просто придется учиться, так же как и ей, — еще много-много лет получать затрещины от реального мира.
Коул снова прислушался к речи. Черт, неужели Председатель все еще занудствует перед этими людишками из Пелруана? Да, он еще занудствовал. Похоже, выносливости ему было не занимать; Коул даже где-то восхищался им.
— Нам еще предстоит огромная работа по доставке сюда наших людей, — продолжал Прескотт. — Возможно, в ближайшее время нам придется много раз просить вас о помощи. Но ваша жизнь тоже изменится к лучшему. Первое, что вы сможете увидеть, — это улучшение ситуации с безопасностью. Вас больше не будут тревожить нападения бродяг. Криминальные элементы будут устранены, а остальным мы предоставим выбор: принять жизнь по законам КОГ или покинуть остров.
Черт, до этого момента все шло неплохо, но сейчас… Коул заметил в толпе признаки беспокойства, и некоторые уставились на свои сапоги, потому что часть граждан совершенно не хотела слышать о том, что бродяг можно пускать за стол после того, как они научатся пользоваться ножом и вилкой. Коулу также стало интересно, что Прескотт подразумевал под словом «устранены».
Он сам готов был признать, что ощущал некоторое беспокойство всякий раз, когда в разговоре возникала тема нарушения законов. Борьбу с червями обсуждать было не нужно — они жаждали уничтожить всех людей до единого, больше в мозгах у них практически ничего не было, и очевидной задачей армии было их остановить. «Здесь только черное и белое, сынок». Но теперь Прескотт нуждался не в армии, а в полиции.
Председатель закончил свою ободряющую речь, и небольшая толпа рассеялась. Коул и Берни остались на площади — солдатам было приказано создавать впечатление надежности и стараться быть полезными до тех пор, пока гости не уйдут. Прескотт все-таки не хотел, чтобы посторонние свободно расхаживали по базе, так что, возможно, последние события не совсем вскружили ему голову.
— Берни, ты воевала с людьми, верно? — спросил Коул.
Она рассмеялась:
— Ага. Ненавижу их. Хочу стереть с лица земли.
— Я имел в виду Маятниковые войны. Я ведь никогда не убивал человека в бою. Я убивал только червей. Как ты думаешь, я смогу пристрелить другого человека, если понадобится?
