— Да что с ним станется, капитан? — развел руками сутулый матрос. — Спит как после доброй попойки.
— Разбуди.
— Вы уверены? Опять же начнется кавардак.
— Разбуди, говорю!
— Ладно, ладно, капитан, как скажете, — замахал руками Балди, при этом вид у него сделался столь печальный, будто его заставили драить палубу целую неделю.
Загремели ключи, и вскоре дверцы клети распахнулись. Балди осторожно вошел внутрь, второй матрос встал в проходе, подобрав с пола короткую дубину.
Булфадию все это не нравилось, но он молчал.
— Ковейн, дружище, пора вставать, — негромко сказал сутулый матрос.
Магистр заметил шевеление во тьме, а потом раздалось невнятное мычание.
— Я понимаю, что охота еще поваляться, но капитан попросил тебя разбудить, — с прикрытой осторожностью произнес Балди.
Темнота вновь зашевелилась, сутулый матрос отступил на несколько шагов и ударился спиной во второго моряка.
— Отойди! Чего встал? — рявкнул он.
— Тебя, дурня, прикрываю.
Балди оттолкнул рыжего моряка и вышел из клети. Дверца тут же захлопнулась. Щелкнул замок.
— Ковейн, подойди ближе, — попросил Зигмунд.
Снова движение, и к прутьям клетки из темноты вышел человек. Среднего роста, небритый, с грязными длинными волосами. Обычный моряк, похожий на остальных матросов Нагой девы. Однако все же одно отличие в нем было: совершенно нечеловеческий взгляд.
Матрос глянул на магистра и зарычал, прямо как сторожевой пес, увидевший чужака. А чуть погодя оскалил гнилые зубы и начал… лаять.
Булфадий глядел на него и молчал. Хоть зелье прочистило голову, но от увиденного Хранитель Барьера впал в ступор.
Чародей поморщился и обратился к капитану:
— Что с ним произошло?
Зигмунд пристально поглядел на магистра.
— Я думал, ты нам скажешь.
Булфадий вновь посмотрел на лаящего матроса. Ни следов заклинаний, ни проклятий он не ощущал, да и откуда им было взяться. Тогда с чего этот бедняга вдруг обезумел? Неужели так повлияло разрушение Барьера?
— А с остальным экипажем все в порядке? — спросил магистр.
— Таких как Ковейн больше нет. У Смуна, как он рассказывает, постоянно какой-то шум в голове, а Акурну мерещатся голые бабы. Но я почти уверен, что с ними все намного проще — оба вчера утащили из трюма бочку рома и почти вдвоем ее прикончили. Хотел я им трепку задать, но тут начался этот треклятый шторм.
Ковейн гавкнул, и Булфадий невольно вздрогнул. Вновь всмотрелся в его нечеловеческие глаза. Матрос угрожающе оскалился и схватился за прутья, затряс решетку с такой силой, что загремела сталь.
— Ковейн, фу! А ну успокойся! — закричал на него Балди. Второй матрос ударил дубиной по руке обезумевшего моряка, тот обиженно заскулил и отошел в темноту.
— Демоны меня раздери, ведь только утром он разговаривал со мной по-человечески, а сейчас зверь зверем! — в сердцах воскликнул Зигмунд.
— А меня вообще укусил, — сказал Балди и показал на запястье бордовые отпечатки зубов.
— Я вот еще о чем думаю, — произнес матрос с дубиной. — Если он спятил и теперь считает себя собакой, то почему на четвереньках не стоит? Ну псы-то на задних лапах ходят, верно? И по углам не метит…
— Не хватало еще, чтобы он мне тут все обоссал! — раздраженно рявкнул капитан.
— Надо признать, замечание верное. Мне тоже это его безумие кажется странным, — стараясь казаться спокойным и рассудительным, произнес Булфадий.
— Странное?.. А разве безумие может быть каким-то другим? Ковейн, конечно, был странноват, любил мясо с кровью и редко мылся. Но в остальном являл собой типичного моряка, коих встретишь в любом захолустном порту. А сейчас лает как пес, но загвоздка в том, что он — не пес. Он, мать его, человек, как ты и я. Что теперь с ним делать?
— А еще он ходячих мертвецов боится… ну тех, которых тот чародей воскресил, — добавил матрос с дубиной. — Как увидит, сразу лаять начинает, а стоит им подойти ближе, так сразу скулить принимается.
— Мертвецов мы все боимся. Никак привыкнуть к ним не могу. Как увижу — дрожь пробирает, — сказал Балди.
— Угу… Еще, бывает подкрадется сзади и встанет столбом. Обернешься — а тут его уродливая харя. Так и дергаешься, как сумасшедший.
— Хватит лясы точить! — оборвал матросов Зигмунд. — От вашей болтовни меня уже тошнит. Мне совет чародея нужен, — и снова поглядел на Булфадия.
— Барьер пал, — медленно, с траурными нотками проговорил магистр. — Богоподобные Творцы не зря создали его. Они что-то пытались под ним скрыть. Что-то ужасное и непостижимое. Какую-то неведомую магию. Наверняка я не знаю, могу только предположить. То, что случилось с вашим матросом, — лишь начало. Если мы не уберемся отсюда, то дальше будет только хуже.
— А как же твои люди, они ведь сейчас на острове?
— Да. И я должен вызволить их оттуда. Если еще не поздно.
Сверху послышался шум и крики. Что-то увесистое упало на палубу.
— Да что там творится?! — воскликнул Зигмунд и пошел к выходу, через плечо бросил: — Следите за Ковейном. Если очухается, позовите меня или чародея.
Булфадий последовал за капитаном.
На верхней палубе творилось что-то невообразимое. Матросы собрались в круг, в середине которого один моряк полулежал, а второй стоял над ним, вытянув руки со сжатыми кулаками. По запястью текла кровь.
— Вы что, драку тут затеяли? — гаркнул капитан, как вихрь, врываясь на верхнюю палубу. Магистр еле успевал за ним.
Лежащий на палубе матрос фыркал и отплевывался. Все лицо было в крови. Похоже, ему хорошенько досталось. Второго моряка Булфадий сразу узнал. Это был штурман, Геркил. Именно он избил Талли, посчитав, что тот своей музыкой привлек кер.
— Геркил, мать твою, ты что вытворяешь? — Зигмунд вплотную подошел к штурману, но тот не отступил, хотя руки опустил.
— Не кипятись, капитан, он первый напал.
Зигмунд посмотрел на второго моряка. Тот уже встал, в глазах пылало безумие. Еще один из тех, кто не выдержал разрушение Барьера, догадался Булфадий.
— Что произошло, Онир? Отвечай немедленно или я вас обоих брошу в трюм, — потребовал капитан.
Но второй матрос отвечать не собирался. На
