Джамаль с Сийей тоже заметили эти странные перемены. Девушка вопросительно уставилась на Сар'Агоссу, а звездный странник, дернув его за рукав, поинтересовался:
– Ты что там увидел, Нилыч? Привидение? Или настоящий город?
– Грмм… – шеф внушительно прочистил горло. – Говорю тебе, не город, руины! Камни, стены, башни, шпили из металла – покривились, но блестят как новенькие… Еще – деревья, колонны, дорога и мох на дороге! Мох с цветочками! Розовыми, чтоб меня черти унесли!
– Так ты, дорогой, от цветочков в прострацию впал?
– Какую еще прострацию?! – рявкнул Сарагоса. – Видел я эти развалины, видел, понимаешь? Раньше видел! Эти самые или похожие, дьявол их разберет!
Скиф, пораженный, моргнул, а Джамаль еще крепче уцепился за рукав Пал Нилыча.
– Видел? Где ты их мог видеть, дорогой?
– Где видел, там видел. А теперь, князь, давай-ка сделаем так: ты помолчишь, а я подумаю.
«И я тоже», – решил Скиф. Конечно, временами его шефу снились вещие сны, но город этот он, похоже, видел наяву. И, разумеется, не в телевизионном клубе путешествий. Где? Ответ напрашивался сам собой.
Яркая точка ползла по бесплотному глобусу, шар мчался на юго-восток, оранжевое солнце опускалось за линию красных песков, а на смену ему вставал над горизонтом край гигантской сферы. Ее поверхность блестела не ярче земной Луны, однако этот космический феномен нельзя было назвать диском или точкой в небе; он сам являлся небом и, поднимаясь все выше и выше, словно сдвигал розово-фиолетовый занавес, сменяя его серебристым. Здесь нет ночи, подумал Скиф, любуясь этой картиной. И сумрака нет; есть только солнечный день и день пасмурный.
Их аппарат пересек границу света и тени – линию терминатора, и серебристое сияние победно воцарилось в небесах. Теперь ржаво-красная пустыня выглядела багровой, как засохшая кровь, а лица путников – белыми, словно кровь эту" выцедили из их собственных жил и окрасили ею пески Сархата. Блеск огромной чаши, опрокинутой над пустыней, был ровным и лишенным мерцания, что свидетельствовало о прозрачности атмосферы, но Скиф не мог различить каких-либо четких деталей в этом серебряном зеркале. Одни его области светились будто бы поярче, другие как бы скрывали тени – множество размытых теней, которые могли оказаться чем угодно. Например, океаном, по которому Земля могла бы катиться от берега до берега точно бильярдный шар.
– Мы были там? – Сийя коснулась руки Скифа и подняла глаза вверх.
– Да, моя ласточка.
– Страна вечного дня… – Сийя задумчиво сощурилась. – И потому даже из этого мира она прогоняет ночь…
«Нам было неплохо и при солнечном свете», – подумал Скиф, сжимая ее тонкие пальцы. Вероятно, она вспомнила о том же; взглянула на него, улыбнулась, потом нахмурилась.
– Я пела песни Безмолвным, но они не подали знака… Я спросила совета у Джаммалы, но он сказал жестокие слова… не свои слова, однако полные гнева, как рычание разъяренных пиргов… И теперь разум мой в смятении, светловолосый… Там, – она снова подняла взгляд к серебряной небесной чаше, – я видела чудо в красных одеждах… не демона, не человека, не сену… непонятно что… Но он верил в' Безмолвных и сотворил их знак!
– Он был человеком, ожившим на время в плоти демона, – сказал Скиф. – Он сражался с демоном и умер как человек. Что тебя тревожит, милая? Помощь, которую я ему оказал?
Сийя помотала головой, разбросав по плечам пепельные пряди.
– Нет! Этим я горжусь! Но, во имя Безмолвных, выходит, что с демонами можно сражаться не только оружием? Не только мечом и копьем, но и силой души, как сражался тот, в красном? – Она вскинула глаза на Скифа, и он заметил, что щеки девушки порозовели. – И тогда, если сила души велика, быть может, удалось бы отобрать похищенное? Снова сделать сену людьми? Или сделать людьми ару-интанов?
– Быть может, – согласился Скиф, все еще не понимая причины ее беспокойства.
– Но если ты, Сар'Агосса и Джаммала найдете здесь огненный талисман, который уничтожит всех демонов разом, то украденные души погибнут вместе с ними! И ни сену, ни ару-интаны никогда не превратятся в людей!
«Милая моя, – подумал Скиф, – вот и стало ясно, что в тебе от воина, а что – от женщины… Твердость, да… и сила, и отвага, и ненависть к врагу… Но под ними, как под стальной кольчугой, – сострадание! Ибо женщина, даже взявшая в руки меч и копье, природы своей изменить не может…» Тут он вспомнил, что дионна Ксарин, рыжая гадюка из шардисского сна, тоже относится к слабому полу, и сделал уточнение: настоящая женщина, а не стерва!
Его женщина была настоящей. И она ждала ответа.
– Мы ищем не талисман, милая, – сказал Скиф, – а то, что порождает новых демонов. Огненный талисман у Cap'Aгоссы уже есть… могущественный талисман, сильнее того, что был у меня… Но даже он не может сжечь всех демонов разом. Погибнут лишь рожденные недавно и не успевшие обзавестись душой.
– А что будет с остальными?
Однако!.. Скиф в растерянности потер висок. Его возлюбленная желала знать все, и с полной определенностью. В этом она не отличалась от прочих женщин, и настоящих, и стервозных.
– Ну, ласточка… Остальные, я думаю, состарятся и сдохнут, вот и все!
– И те, кому ведом священный знак, умрут тоже?
– Ни один знак не защищает от старости и смерти, – начал Скиф, но тут над ухом его раздался голос звездного странника:
– Кажется, добрались, генацвале!
Он бросил взгляд вниз, затем повернулся к глобусу, тускло мерцавшему бурыми и желтыми цветами. Шар снижался; под ним, в сотне метров, тянулось что-то серое, иссеченное трещинами, а точка на указателе курса дрожала в районе южного полюса. Перелет, можно считать, закончился, но тяготение по-прежнему оставалось нулевым; видимо, работали некие механизмы, изолировавшие кабину от гравитационного поля планеты. Воздух внутри шара оставался прохладным и свежим, хотя Скиф не замечал ни малейшего дуновения; кондиционеры, как все остальное в этом космическом аппарате, трудились бесшумно и с потрясающей эффективностью.
Серая трещиноватая поверхность вдруг ринулась к нему, качнулась раз-другой и застыла. Стенки шара слегка затуманились, теряя полную прозрачность, внизу, под ногами, сдвинулась створка люка, и ноздрей Скифа коснулись запахи нагретых камней, песка, пыли. Но веса своего он не чувствовал, и указатель курса все так же мерцал над розовой линзой пульта. Значит, их аппарат был готов к старту.
Сарагоса, очнувшись от глубокой задумчивости, буркнул: «Прибыли!» – затем раскрыл кокон, оттолкнулся и ногами вперед проскочил в люк. Скиф последовал за ним; подошвы его сапог ударились о бугристый, изъеденный временем камень, взметнув облачко серой пыли, и вес вернулся. Как ему показалось, меньший, чем на Земле, однако вполне ощутимый.
