минут, требуя смазки ржавыми петлями. На пришедших выглянул посмотреть подросток с жиденькими усиками, загорелым лицом и грязной папахой.
— На почетный караул не тянет, — заметил Вадим, когда подросток перестал прятаться за воротами и показался полностью. Мешковатая рубаха в заплатках, подпоясанная простеньким куском материи, и босые ноги — все это выдавало в подростке чуть ли не беспризорника по местным меркам.
— Что надо, Урус? — уточнил подросток.
— Постоя. Видишь, с дальней дороги идем, устали, — Егерь говорил на местном, не переводя, чтобы не тратить время. Из всех его понимал Вадим, и чуть-чуть начал Лермонтов.
— Виду, что с дороги, вижу, что устали, а стучали зачем?
Егерь не отличался вспыльчивостью, но нагайку в руке сжал. Парень это заметил и вжал голову в плечи, но за ворота не пустил.
— Пойдем, в этом ауле усталому путнику не подадут хлеба, — Вадим натянул вожжи, разворачивая повозку, — наверное, здесь все настолько бедны и несчастны, что не хотят пускать торговца с украшениями.
На последнем предложении у юноши дрогнули уши, но не от слов Вадима, а от тихих голосов за воротами.
Заскрипели петли, и ставни открылись. Из-за ворот вышел высокий чеченец с острой бородкой и колючими глазами. На его загорелом лице вместе с маленькими шрамами заела хищная полуулыбка.
— А ну, брысь! Кто заставляет гостей ждать! — подростка подвинули с дороги, — меня зовут Ахмет, старейшина, и я рад приветствовать гостей в Ачхой-Мартана. Пойдемте, найдете приют в моем скромном доме, — Ахмед обращался к гостям на сносном русском. Его черкеска из хорошей шерсти, дорогая шашка в ножнах и пара новых сапог не сочетались с образом деревенского старейшины.
Когда отряд прошел ворота, то оказался посреди генеральной уборки. Иначе назвать женщин, которые подметали главную дорогу, Вадим не мог. Рядом с повозкой ехал Лермонтов, он осторожно толкнул Вадима и кивком показал на следы от подков.
— Друг мой, здесь такой запах, что никакой уборкой не спрячешь табун, — перешел на французский Вадим.
— Вы говорите слишком спокойно, — Лермонтов тихо щелкнул кремниевым замком на пистолете.
— Спокойнее, — Вадим только улыбнулся, — сначала посмотрим, что к чему.
— Чего здесь смотреть? Горцы далеко уйти не могли. Налет готовят. А это перевалочный лагерь, вот.
— Готовят, — согласился Вадим.
Они остановились рядом с широким каменным домом в один этаж, прямо под амбразурами сторожевой башни. Кованая дверь в башню была закрыта.
— Дорогой Ахмет, у меня не так много осталось украшений, давайте быстро все обсудим, и я поеду? — обратился Вадим к старейшине.
— Прошу, заходите, — Ахмет открыл дверь в дом.
— Секунду, — Вадим повернулся к товарищам, — пойду я и Михаил, а вы смотрите, чтобы любопытные в повозку не лазили.
— А переводить, вашблогородие? — удивился Егерь.
— Идем, идем, Вадим Борисович знает, что говорит, — Ефим привязал коней у стойлу.
У входа в дом стояла сгорбленная женщина в платке. Мозолистыми руками она держала дымящийся глиняный горшок.
— Гостям чачу, и стол накрой— приказал Ахмед и прошел за стол.
В углах комнаты и под тумбочкой лежали осколки посуды. Все выглядело как-то неряшливо, как если бы недавно все переворачивали с ног на голову.
Женщина молча принесла приборы, поставила горшок с бешбармаком, тарелки с огурцами и помидорами. Ахмед ждал, жуя петрушку, пока женщина накроет и уйдет.
— Сколько у вас с собой? — спросил Ахмет Вадима, когда они остались одни. Старейшина поставил перед гостями кубки и налил чачи.
— Немного, но на пару десятков хороших шашек и ружей хватит, — Вадим принюхался и поморщил нос, — Я давно в дороге и почти все уже обменял.
— Как это? Не боишься с собой столько драгоценностей возить? Вдруг ограбят.
Михаил Юрьевич порывался что-то сказать, но Вадим его больно ущипнул под столом и ответил:
— Так, а чего боятся? Я оружие почти сразу казакам продаю.
— Каким казакам? Вас же всего десяток ходит, — не понял Ахмет.
У Лермонтова дернулась щека от оговорки старосты. В ауле они показались вчетвером.
— Так это по деревням да аулам, а так идет отряд в триста голов, а с ним и касса. Чего маленькому торговцу рисковать?
— Триста, — попробовал Ахмет на вкус цифру, — маленькому не надо рисковать. В горах неспокойно.
— Неспокойно.
Лермонтов потянулся за вином, но Вадим остановил руку с кубком.
— Если тебе нечего менять, то мы поедем. Дорога извилистая, а если будем пьяными, то и упасть можем.
— Подожди, как это поедете? Оставайтесь, вас никто не гонит! — спохватился Ахмет. Крупная капля пота скатилась у него по лбу.
— Честно, не можем, начальник во Владивостоке шкуру спустит, если вовремя не придем, — вмешался Лермонтов, понявший Вадима.
— Орудия для торговли нет, но, может, возьмешь воском? Шерстью! Пшеницей, — перебирал предложения растерянный Ахмет.
— Спасибо, но нет, пойдем, — Вадим встал из-за стола, поклонился и зацепил Лермонтова за руку.
На ухо лейб-гвардейцу он зашептал:
— Идем быстрее, а то нас здесь закопают.
— Что за Владивосток? — также шепотом спросил Лермонтов, но ответа не получил.
Они вышли на улицу, где у повозки Ефим нагайкой отгонял любопытного подростка, который до этого открывал им ворота.
— А ну, пшел прочь!
При этом парень тер ушибленную руку и лепетал что-то на местном. Егерь же стоял у коней и держал руку на чехле от ружья.
— Мы уезжаем! — Вадим крикнул погромче, чтобы его все услышали.
На башне в амбразуре шевельнулись. Вадим прицелился, куда бы ударить, чтобы свалить каменную постройку, но в дверях дома появился Ахмет.
— Жаль, что торговли не состоялось, пожалуйста, передайте своим друзьям, что мы в Ачхой-Мартана рады путникам!
Он говорил громко, чтобы его услышали на башне.
— Спасибо, прощайте, — Вадим сел за вожжи.
Отряд уезжал в спешке, под пристальными взглядами местных. Лермонтов поежился и почесал спину между лопаток.
— Вадим… Борисович, а что это было? — захотел узнать лейб-гвардеец, когда они уехали подальше.
— Со смертью мы разминулись дважды, — Вадим вертел головой, чтобы увести отряд с дороги.
— Как это дважды?
— Первый раз, когда разминулись с конными, ты пыль видел?
— Да, — Лермонтов тяжело сглотнул. Вся ситуация вызывала слишком много вопросов, — налет же готовят.
— Это раз. А второй раз в ауле. Ты заметил, что пахло чесноком? — Вадим выбрал путь и повел туда отряд. К ним ехали охотники, которые до этого ждали в укрытии.
— Вашблогородь, мы видели, куда уехали горцы, — начал отчет охотник, но Лермонтов его прервал.
— Потом. Вадим, причем здесь чеснок?
— Притом что нас хотели отравить. Так пахнет мышьяк, яд такой, — Вадим спустился с повозки и повел коней за узду через крутой склон. Охотники последовали его примеру и спешились. Дорога как таковая уходила в другую сторону, откуда отряд изначально пришел, Вадим же повел
