необходимо для изготовления оружия и доспехов. Готовое снаряжение немедленно доставлялось в огромные казармы для сбора, которые имелись в каждом крупном анклаве на тот случай, если именно в нем придется собирать, снаряжать и обучать Объединенную Армию, и Витне был в этом плане не исключением. Несмотря на все усилия Калагана и других присоединившихся к ним лордов, казармы и сейчас были заполнены едва ли наполовину, даже с учетом той армии, во главе которой Джозеф вернулся с востока после победы над Йоресом. Еще ни разу за всю историю с момента строительства первой Стены людям не приходилось отражать нападение Потока в таком малом количестве. Тогда, сразу после Исхода, несмотря на то, что силы бросивших свои дома людей были крайне подорваны, им и то удалось сколотить армию почти в полтора раза больше той, что сейчас есть в распоряжении Джозефа.
Но делать было нечего. Он вместе с Ричардом и Калаганом, конечно, все еще ждал подкреплений с востока, юга и севера, из тех анклавов, что до сих пор не откликнулись на призыв или прислали заверения в верности Совету, но так и не подкрепили свои слова делом и хотя бы одним солдатом, но понимал, что справляться им, скорее всего, придется собственными силами. Сейчас Джозеф больше всего на свете хотел бы, чтобы той битвы, в которой им чудом удалось разгромить Йореса и одним ударом закончить эту затянувшуюся междоусобицу внутри Анклавов, никогда не было. Чтобы их силы не были так ощутимо подорваны подобным бессмысленным кровопролитием, в котором, кроме всего прочего, Анклавы разом потеряли почти всю свою конницу, не считая малочисленных отрядов разведчиков, которые и так прямо сейчас рисковали жизнью где-то там в Пустоши. Мощный удар конницы, направленный в нужный момент в нужное место, мог бы стать тем самым аргументом, способным склонить чашу весов предстоящей битвы в их сторону.
Но Джозеф не видел никакого смысла в мечтах, если их не было никакой возможности осуществить, поэтому резко выпрямился, размял затекшие от долгого стояния ноги и решительно направился вниз, по той же самой лестнице, по которой поднимался. Впереди его ждало еще очень много работы, десятки буквально расписанных по минутам дел и забот, но он знал, что все равно не сможет отвлечься от мыслей о том, как именно может закончиться завтрашний день и что случится после.
* * *
Мелони в очередной раз попыталась открыть глаза, но комната тут же поплыла куда-то вправо, и она поспешила снова закрыть их, ощущая, как мучительная тошнота подступает к самому горлу. Интересно, сколько дней прошло с тех пор, как она находится в таком состоянии? Трудно было следить за временем, целыми днями пребывая между сном и явью: то погружаясь в какие-то бредовые видения, наполненные ненавистью, злостью, запахами крови и страха, то выныривая обратно в жестокие объятия реальности, которая встречала ее разрывающими голову болями, горько-металлическим привкусом во рту и слабостью, мешающей даже приподнять голову с подушки. Мысли вяло текли где-то на задворках сознания, но Мелони все-таки смогла сделать вывод, что, судя по тому, как менялся поднос с едой на ее прикроватном столике, прошло никак не меньше нескольких дней. Кто-то снова и снова, несколько раз в день заходил к ней, менял прохладный компресс у нее на лбу, приносил свежую еду и даже, хотя она и не до конца была в этом уверена, обтирал ее тело влажными полотенцами и стелил сухое одеяло. Мелони очень надеялась на то, что Ричард был слишком занят, чтобы делать это лично.
Единственной мыслью, которая помогала ей хоть как-то справляться с этими ужасными ощущениями, было то, что она все-таки смогла сделать задуманное. Подробности произошедшего в тот вечер, когда она, полностью сосредоточившись на далеком-далеком Зове, решила попытаться призвать весь Поток, как бы растворялись в ее помутневшем сознании, но даже не «прислушиваясь» к Потоку и ничего не зная о донесениях дозорных, одно она знала точно: эти проклятые твари услышали ее и идут сюда. Причем идут все и отовсюду, сколько их ни есть в мире, они откликнулись на ее Зов, и теперь хотят добраться до нее, чтобы сожрать или разорвать на части. Она и сейчас каким-то внутренним чутьем ощущала их злость на того, кто отправил приказ, которому они, по непонятной для Мелони причине, не могли сопротивляться, но который ненавидели всем своим естеством. От мысли о том, что случится, когда они доберутся до Витне, ее пробирало холодом даже сквозь тошноту и головокружение. Но она старалась не думать об этом и верить в Джозефа, который дал ей ту неожиданную и такую искреннюю клятву, и в Ричарда, и во всех остальных, которые сейчас, должно быть, готовились к битве, ставкой в которой послужит будущее Анклавов, а ценой победы станут их жизни. Мелони с трудом сглотнула подступивший к горлу комок и предприняла еще одну попытку медленно открыть глаза. Перспектива проваляться в полубессознательном состоянии еще пару дней, которые, кстати, вполне могут стать для нее последними, не радовала, поэтому она собрала всю волю в кулак и приготовилась выдержать любую тошноту, которая набросится на нее, едва она сделает это.
В этот раз кружение стульев и шкафа с платьями показалось ей не таким интенсивным, как в прошлый раз, и она, стараясь не менять направление взгляда, стоически выждала до того момента, когда оно прекратится и все встанет на свои места. В животе все равно бурлило, а горло буквально разрывало от рвотных позывов, но она, сжав зубы, смотрела в одну точку и про себя повторяла, что она сильная и может это выдержать, а значит, нужно просто потерпеть.
Трудно сказать, сколько прошло времени – может, минуты, а может, и часы, она вполне могла провалиться в беспамятство и даже не заметить этого, но в конце концов Мелони почувствовала, что ощущения, бушевавшие внутри нее, понемногу улеглись, и можно было даже сказать, что самочувствие стало сносным. Она осторожно осмотрелась, стараясь не слишком резко перемещать взгляд, чтобы не усугублять свое состояние, и поняла, что не ошиблась в своих выводах. На улице был вечер, и в окно лился мягкий, тусклый свет масляного фонаря, закрепленного на высоком столбе прямо напротив. Это никак не мог быть тот же вечер, когда она чуть не убила себя, призывая Поток, а значит, как минимум с тех пор прошли одни полные сутки. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало Мелони, что этих дней было намного больше. Ее уложили в кровать, но кто-то позаботился о том, чтобы принести новые одеяла, оказавшиеся теплее, мягче и легче, чем
