виделись!
– Но Гейнц меня привел, ты меня так радостно встретил, в общежитие устроил, сидим вот, диск обмываем…
– Ну да, я подумал, раз Шура привел человека, значит, он хороший… Так это твой рассказ?
– Ну да, я же его вам тогда в 87-м читал. Вот такая у него история…
– Слушай, а я столько лет думал, что парень выдавал рассказ Желязного за свой…
Мы вместе посмеялись.
Я долго размышлял, править мне текст рассказа или оставить как есть.
Ведь рассказ написан 18-летним мальчишкой, с его видением мира. В художественной части, которая написана белым стихом, я – сегодняшний – не хотел бы ничего изменять.
Я там со всем согласен.
А вот хронологическую мозаику – собственно, фактографию начала войны, – я бы сейчас написал совсем иначе. Изменилась картина противоборствующих сил в мире.
Изменилось и мое понимание закулисной механики развязывания военных действий. Хотя, конечно, мозаика там фоновая и по смыслу абсолютно взаимозаменяемая.
Самым слабым местом рассказа для меня самого был эпизод столкновения военного спутника, снаряженного боеголовками, с другим спутником. Я считал этот эпизод не слишком правдоподобным. Но буквально пару месяцев назад я прочитал в «Ленте. ру» о столкновении на орбите русского и американского спутников. Слабость этого места рассказа существенно понизилась.
По счастью, ни один из орбитальных аппаратов не нес боеголовок. Есть ли такие на орбите – а фиг его знает. Конечно, вероятность того, что механически поврежденный компьютер даст команду боевого пуска ракет, очень невелика. Но ведь теряли же в реальности самолеты атомные бомбы…
Так вот, можно переписать «мозаику» на сегодняшнем материале, сделав ее более правдоподобной. Даже придумывать ничего не нужно. Иран, Бен Ладен… Да, сегодня порог возможности применения ядерного оружия в конфликте понижен за счет «частных коллекционеров», террористов и стран-изгоев, рвущихся в атомный клуб.
Но тогда, в начале 80-х, противостояние двух сверхдержав было все еще острым, и страшная возможность глобального ядерного конфликта жила в мыслях каждого человека. А сейчас, при всей нестабильности международной обстановки, вероятность перехода конфликта в тотальный ядерный апокалипсис очень невелика. Возможность гибели нескольких больших городов остается, но речь уже не идет о полном исчезновении человечества и превращении планеты в радиоактивное кладбище. А «Атомная сказка» именно об этом.
Переписать хронику эпизодами того времени, но более реалистично? Мне друзья вчера со смехом напомнили, как Репина не пускали в Третьяковку, где он пытался дописывать свои выставленные картины. И я сам вспомнил, как Борис Натанович на собрании группы «Людены» отказывался включать в собрание сочинений «Страну багровых туч», уповая именно на наивность мировоззрения молодых Стругацких. Я понял, в какой роскошной компании я оказался, и улыбнулся.
Пусть рассказ останется таким, каким его узнали на заре фэндома мои друзья и читатели.
Свои «Атомные сказки» я исполнял как маленькие моноспектакли. У себя дома, в гостях, для небольших компаний. Потому что текст рассказа – это сценарий. Как и мой «Орфей», например. Пьеса. Текст – это только лишь часть авторского замысла. Но не весь замысел. Как в авторской песне, как в театре. Видеоряд возможно записать на камеру, а что-то личностное, актерское, шаманское – неподвластно записывающей аппаратуре. Оно остается неотъемлемой и нефиксируемой частью концертов, домашников и посиделок у костра.
В 86-м я познакомился в Лиманчике с Женей Кучеренко из подмосковного города Фрязино. Он посмотрел мой спектакль у костра и попросил текст. Сказал, что у них будет день города (тогда еще один из первых – сделанных с душой и умом) и они сделают постановку. Я ответил, что лучше мы сами приедем в гости и сами поставим. Мое предложение Жене понравилось. Через месяц мы поехали втроем: я с Андреем Мешалкиным – на его машине, а Андрей Щулькин полетел самолетом. Сказал, что боится с нами ехать в машине.
Приехали прямо к празднику. Женя нас познакомил с фрязинцами, провел в большой зал местного ДК. Готовимся. А я ведь не знал программы вечера и не представлял, после кого мы будем работать. Выглядываю в фойе, а там народ весело отплясывает рокабили под зажигательную музыку молодой группы «Мистер Твистер».
Я в шоке. Народ веселится, а мне нужно будет через 10 минут им страшные вещи рассказывать. Все, думаю, провалюсь с треском. Но что делать – отменить уже никак нельзя.
Говорю осветителю, чтобы полностью убрал свет в зале и только вел меня лучом «пистолета». Ставлю двоих ребят на вход, чтобы никого не впускали после начала и держали дверь. Народ заходит, рассаживается, весело галдя. А ведь смех – самое лучшее противоядие против обаяния, гипноза, актерской харизмы и прочей сутгестивки.
Гасят свет, закрывают двери. Обреченно выхожу в луч света, стискиваю кулаки и начинаю рассказывать.
«Бомба… цветет… один раз… в жизни…»
Первый эпизод, конечно же, «улетел». Но к концу фрагмента я почувствовал, что смог «забрать зал». Тишина. Полная тишина все 20 минут спектакля.
Я закончил: «Гриб пел… Планета отцветала…» – и молча ушел за кулисы. В глазах круги, руки дрожат, горло пересохло. Жадно пью за кулисами дефицитную пепси-колу. А в зале – ни единого звука. Целую минуту. Друзья и френды, это очень, очень много – минута! Я сумел сделать нереальное – утащить в свою страшную сказку четыре сотни веселых людей. Мешалкин говорит: «Пойди отпусти их». Выхожу к микрофону и обращаюсь в тишину: «Спасибо».
Слышу: «Фффф…» Заложил.
Собственно, оттуда мой ник «silencekeeper» – хранитель тишины.
С тех пор я никогда не пробовал такое повторить с большой аудиторией. Я выплеснул в зал такое количество сил, что не смог вести машину. На скорости 30 начинались вертолетики в глазах. В Москву мы ехали, меняясь за рулем, а обратно Витальевич гнал один… Остаться отдохнуть не уговорился: «День рождения у Виктории…» Я всю дорогу спал. Проснулся еще через сутки в госпитале. Уже в 70 километрах от Ростова уставший Меш потерял управление и выскочил на встречную в лоб «Москвичу». Славный подарок ко дню рождения… Нас крепко покалечило, а Андрюшка Щулькин погиб. Не зря он боялся с нами ехать…
Фрязинцы наш атомный спектакль запомнили на много лет…
Не так давно приезжал в Ростов с концертом «Мистер Твистер». Я подошел к Валерию, и он вспомнил меня и тот давний эпизод жизни…
На одном из конвентов меня спросили, почему я не пишу романов с продолжением, сейчас же, типа, все печатают. Я ответил: «Я хочу остаться в истории фэндома Битюцким, который написал „Атомную сказку“. А не Битюцким, который написал „Атомную сказку“, а потом невероятное количество макулатуры».
Есть романисты, которые
