происходящее, пилот медленно протянул руку к запломбированному рычагу. Восемь крылатых ракет, вырвавшись одна за другой из брюха самолета, унеслись вперед, оставляя за собой пышные хвосты инверсионных полос.
Локаторы атомного ракетоносца «Ройял Стар» нащупали далеко вверху маленькую точку. Огромный корабль, казалось, сжался от ужаса, но через секунду ответил на неизвестно чей удар неизвестно кому. Шесть раз успел ударить гигантский молот, шесть раз корабль исступленно содрогался, и, надсадно воя и обливая палубы бешеными струями огня, вырывались на волю баллистические монстры. А потом упала нейтронная бомба, и все активное вещество, которым был нашпигован ракетоносец, жутко ахнув, превратилось в свет…
– КАКАЯ ПРЕЛЕСТЬ!.. Я НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ВИДЕЛ НИЧЕГО ПОДОБНОГО!.. ЭТО СКАЗОЧНО… ТАКАЯ КРОШЕЧНАЯ, НЕПРИГЛЯДНАЯ ПЛАНЕТА, И ТАКИЕ ПОТРЯСАЮЩИЕ, ФЕЕРИЧЕСКИЕ ЦВЕТЫ… А ПОЧЕМУ ОНИ ЦВЕТУТ?..
– КТО ИХ ЗНАЕТ… КОГДА ПЛАНЕТА ОТЦВЕТАЕТ, НА НЕЙ НЕ ОСТАЕТСЯ НИЧЕГО… МЫ СЛИШКОМ ВЕЛИКИ В СРАВНЕНИИ С ЭТОЙ ПЛАНЕТОЙ, И НАМ ТРУДНО В ЭТОМ РАЗОБРАТЬСЯ… НО ВСЕ РАВНО – ЭТО ПРЕКРАСНО! ВОТ ЕЩЕ!..
Джек Бейли увидел, как в небе скользнула огненная черточка и начала падать – вниз, вниз – прямо ему в лицо. Он дико закричал и, не видя никого и ничего вокруг, побежал, царапая лицо руками…
– Я ХОЧУ ПОТРОГАТЬ ЕГО…
Вспыхнувший ад изодранных в клочья атомов замер, в звенящей, жуткой тишине начали падать уже взметнувшиеся ввысь комья обугленной земли. Бейли оторвал трясущиеся руки от лица и обернулся, еще не веря в спасение… И только тогда люди вокруг закричали…
– ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?! ИСПОРТИЛ ТАКУЮ КРАСОТУ!.. КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО?! АХ ТЫ, БЕДНЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК!.. СЕЙЧАС Я ТЕБЯ ПОПРАВЛЮ… ТАК… ТАК… ВОТ… ВОТ!.. ВОТ!!!
Освобожденный гриб рванулся в небо… Бейли сидел, опершись обо что-то спиной, и, как заколдованный, не в силах оторваться, смотрел, смотрел, смотрел на исполинскую тучу, вздымающуюся в небесах во всей своей чудовищной демонической мощи. Он давно уже обуглился, у него вытекли глаза, но он как живой смотрел, задрав голову и как бы безмолвно восхищаясь непередаваемо жутким и страшным величием убийственного атомного цветка.
Планету… больше не закрывали мутные белые стаи облаков, с ее лика сползали остатки зелени и голубизны… По ее поверхности пробегали, искрясь и подмигивая звездам в вышине, сверкающие цепочки огоньков, и оттуда, как в танце сказочных фей, поднимали к небу свои лепестки, переливающиеся всеми оттенками нежнейшего черного цвета, источая благоухающий аромат ультракороткого излучения, пышные, пенящиеся и мерцающие всей своей хрупкой и тончайшей красотой атомные орхидеи… Таинственные, манящие своей фантастической прелестью, маленькие… И совсем-совсем не страшные…
– ЭТО ЧУДО… ЧУДО… ВЕЛИКОЛЕПНО!..
– ЭТО САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ ИЗ ТОГО, ЧТО Я ВИДЕЛ…
– НАВЕРНОЕ, ПЛАНЕТЫ И СУЩЕСТВУЮТ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ РАСПУСТИТЬСЯ ОДИН РАЗ!.. НО РАЗВЕ ЭТОГО МАЛО?!.
Гриб пел… Планета отцветала…
V. НФ – это очень фантастично…
Марина и Сергей Дяченко
Леон
(фрагмент одноименного романа)
Я проснулся за минуту до петушиного крика и сразу вспомнил, что впереди долгая трудная неделя. В комнате светало, и предметы выступали из сумерек, будто поднимались из глубокой воды: деревянный шкаф, похожий на обомлевшее чудовище. Кувшин и рукомойник. Кресло с подлокотниками в виде голых мускулистых рук. Круглый стол на шести гнутых ножках. Я протер глаза, пытаясь сообразить, когда уснул. Час назад? Два часа?
Петух на флюгере разразился воплем. Когда-то он кукарекал «хрустальным голосом», но с тех пор прошло больше ста лет, и механизм давно сломался. Теперь петух ревел, как сумасшедший бык, завывал на разные голоса; под этот вой просыпались мы с братьями, а до нас – наша мать с нашим дядей, а до них – наш дед Микель. Славную торговую семью Надир основали прадед и прабабка, они же построили этот дом, они же посадили на флюгер медного петуха, уже тогда слегка неисправного.
На кровати у стены завозился младший брат Рамон. Из-под полога в дальнем углу показалось бледное лицо старшего брата, Эда. Из года в год мы втроем жили в одной комнате и никогда не говорили друг другу «доброе утро». Не потому, что ссорились. Просто крик медного петуха отбивает всякую охоту разговаривать.
Эд первым прошлепал к умывальнику и, пока я уговаривал себя спустить ноги на каменный пол, успел израсходовать половину воды из кувшина. Брат был старше меня на два года, но ростом мы уже сравнялись и в хорошем настроении иногда тузили друг друга – но не с утра же, не в понедельник, не перед школой.
Вода пролилась мне на макушку. Зажмурившись, можно было представить, что ты нырнул в лесное озеро и плывешь, не зная горя; я едва удержался, чтобы не вылить на себя все до капли. Рамон, которому положено было умываться последним, смотрел на нас укоризненно.
Петух замолчал. Наступила тишина, будто уши отвалились, и только через несколько минут сделалось слышно, как внизу, в столовой, играет медовую музыку шкатулка дедушки Микеля.
Дед прожил долгую жизнь. Он заложил основу того, что теперь называется «благосостоянием Семьи Надир». В детстве благосостояние представлялось мне огромным мешком пуховых подушек. Я часто слушал разговоры за столом, почти каждый вечер задремывал в кресле под строгий голос деда Микеля. «Я заложил основы благосостояния Семьи, а вы подрываете его!» В полусне мне представлялось, как мои отец и мать растаскивают подушки из мешка, потрошат их и зарывают в мягкую землю; дед умер несколько лет назад.
…Хорошо бы не ходить в школу.
Я долго уговаривал мать разрешить мне бросить учебу. Мать была непреклонна: у нас Семья, говорила она, это накладывает обязательства. Если кто-то из детей не получит аттестат – что скажут потомки? Хуже – что скажут предки? Что скажет Лейла, мертвая ведьма?!
Мертвой Ведьмой прабабушку Лейлу прозвали еще при жизни. Глядя на ее портрет, висевший в гостиной, я всякий раз заново понимал: нельзя бросать школу. Пусть знания мне не пригодятся, пусть это пустая трата времени – я должен получить аттестат, если хочу жить.
Предки были похоронены перед домом, на лужайке. Плохими ночами, когда выла буря, или кто-то из домашних болел, или после крупой ссоры, предки поднимались из могил и начинали бродить по дому. Грохотала мебель, раскачивались лампы и гасли свечи, а однажды я встретил прабабку Лейлу в детской, в моей кровати; теперь всю жизнь, наверное, буду бояться темноты. Думаю, предки не желают нам зла: они наставляют нас и поучают, указывают, предостерегают –
