А потом Пысин заблокировал всю информацию о себе и своём открытии. Ему теперь доступно очень многое, я не берусь даже приблизительно обрисовать его нынешний потенциал, догадываюсь только, что в любой момент он может появиться где угодно — хоть здесь, хоть у своих родителей, хоть перед друзьями, хоть в недоступных пока для нас дальних ветвях вселенского фрактала. Он может возникнуть в каком угодно виде, причём его любимая всегда будет рядом. Они соединены навеки. Время для них не имеет значения, возможно, поэтому они пока и не навестили своих сыновей. А друзей Саша не беспокоит по весьма тривиальной причине — они ещё не пережили того, что должны пережить и, соответственно, ещё не выбрали свой путь. Им ещё только предстоит стать механиками Мироздания, а он уже стал и может ждать столько, сколько потребуется. Правда, не берусь заглядывать слишком далеко, не исключено, что где-то и когда-то его интересы изменятся, и он навсегда перестанет ощущать привязанность к Земле.
Что же до его сыновей — тут всё гораздо проще. Никита давным-давно пережил момент ярости и страдания, достигнув нехитрого, но крайне необходимого равновесия с окружающим миром. А вот Макса ещё следовало научить этому. И родители произвели на него мягкое воздействие — сначала при инициации, а потом при работе в реальности матери, определив посредником для контактов с сыном группу Ли. Суть воздействия заключалась в формировании жизненной позиции — нельзя считать себя всесильными и беспечными, нельзя заигрываться. Мы все должны твёрдо усвоить эту установку: способности человека, пробуждённые эволюцией, не для того, чтобы жить в своё удовольствие, а для постоянного продвижения по выбранному пути. Остановка подобна смерти… Извините за долгую речь. Слава, у тебя есть, что добавить?
— Пожалуй, нет, — пошевелившись, ответил Ли. — Всё правильно. Может, у кого-нибудь возникли вопросы?
— Вообще-то, мы не услышали почти ничего нового, — выразил общее мнение Кобыш. — О совершенно фантастических возможностях проснувшихся индиго мы и так догадывались. А жизненная позиция у нас давно сформировалась, иначе мы не прошли бы инициации. Не так ли?
— Всё так, — кивнул Монах. — Но лучше повторять истину до тех, пока она без остатка не заполнит сознание. Тогда исключается вероятность ошибки. Мы с вами — всего лишь люди, пусть и достигшие непредставимых для большинства высот могущества. И это далеко не предел. Надо стремиться дальше, постоянно помня — чем больше нам даётся, тем выше становится порог ответственности. Мы все должны пройти через некую инверсию представлений, чтобы изменить своё отношение к миру. К тому же нам значительно труднее, чем детям, у нас нет их замечательных способностей. И понимать их нам тяжело, у них просто абсолютно иное пространство мышления. Но я сильно надеюсь, что нам помогут найти даже не общие точки соприкосновения, а целые поля совместных интересов.
— Кто же, если не секрет? — с откровенным любопытством спросил Женя Седых.
— Да вот братья Реутовы. Или Пысины. Уж не знаю, как они предпочтут себя называть. — Монах искоса глянул на Макса с Никитой. — Они ведь тоже индиго, и даже во втором поколении. Причём вполне взрослые и адаптированные к нашему привычному мировоззрению. Неужели эта простая мысль никому не пришла в голову?
И в третий раз стало тихо, все взгляды скрестились на сыновьях виновника недавних событий.
— А почему же тогда Максик не разобрался с папиными хитростями? — Вопрос прозвучал из уст Клеменса. Биохимик разглядывал бывшего пилота-испытателя так, словно видел его в первый раз.
— Он разобрался, — сообщил Монах с улыбкой. — Только рассказать почему-то не пожелал.
— Извините, ребята. — Клюев пребывал в явной неловкости. — Не хотел оглашать раньше времени, а Рис взял да и выложил всё.
— Не беда, — вступился за него Кобыш, — главное, чтобы в будущем между нами не было недоговоренностей. Правда, Макс?
— Вот это обещаю, — торжественно поклялся младший брат. — Мы теперь вдвоём с Никитой быстро сообразим, что к чему.
— Кто бы сомневался! — Варчук язвительно хмыкнул. — Ты всё-таки постарайся вспомнить схему отцовской установки. Очень бы это нам поспособствовало.
— Мне не надо её вспоминать, — без всякого энтузиазма сказал Клюев. — Я её хорошо знаю. И если уж ты так завёлся, я её тебе передам.
— Вот только никаких моделей в металле! — поспешно рявкнул Кобыш. — И никаких экспериментов! Хватит с нас одного!
— Есть, командир! — отчеканил Варчук, но так и не смог сдержать проступившего на физиономии довольного выражения.
— Слушайте, мужчины, прекращайте чесать языки! — не выдержала Маша. — Сколько можно! Про чай совсем забыли.
— Действительно, — встрепенулся Дорин, — пойдёмте-ка пить чай. Зря женщины, что ли, старались… Наговоримся ещё.
Вивьен сидела на траве, поджав под себя ноги, и голова Кобыша покоилась у неё на коленях. Он тихо млел от счастья, а заноза, застрявшая в сердце после первых же слов Монаха на вчерашнем сборище, постепенно истаивала и пропадала. За такую женщину Дмитрий готов был идти на смертный бой. С кем? Да с кем угодно! Её ласковые пальчики перебирали отросшие пряди кобышевских волос, а нежный голос звенел где-то в вышине немыслимыми переливами.
— Обиделся, как маленький ребёнок, — певуче засмеялась Вивьен, — и из-за чего? Из-за того, что кто-то оказался способнее. Разве в этом главное? Мы вместе, и нам хорошо. Вот главное. А остальное — просто стремление и развитие. Непрерывный процесс.
— Да не обиделся я, — попытался возразить Дмитрий. — Понимаешь, мне вдруг стало очень тревожно. Вот дотянусь я до третьего уровня, а ты за это время уйдёшь ещё дальше. И так будет продолжаться всегда. И не хватит у меня никаких внутренних резервов, чтобы тебя догнать. А наши ребятки вообще взлетят в недосягаемые выси. Ещё сегодня они — ученики, а завтра — могут тебя и не заметить на фоне общей картины Мироздания.
— Чушь! — Тараоки внезапно рассердилась, но даже это вышло у неё очень мило и непосредственно. — Не говори глупостей. Ты же сильный мужчина, Дима! Тебе не к лицу рефлексии. В конце концов, у нас впереди бесконечность, и никто не знает, какими мы станем завтра. Ты можешь себя представить мыслящим сгустком энергии? — Она снова засмеялась. — Живи сейчас. Дари мне свою любовь и не заглядывай в бездну. Всему своё время.
— Прости, Ви! — Кобыш ощутил огромное облегчение, повернул голову и зарылся носом в шелковистые складки её платья. — Я действительно перебрал с выводами. Как-то всё время забываю, что тоже теперь вечен. Прости!
