Он вскинул руку, и фиолетовая молния разорвала воздух. Конечно, он не промахнулся; луч накрыл блестящую точку, омыв ее жаркой струёй огня, окутав раскаленным дыханием плазмы, впившись пламенной тонкой иглой, пронизав безжалостным разрядом. И саламандра взревела! Но не от боли, не в смертной муке, а торжествующе, с яростным и хищным ликованием, как дикий зверь, почуявший свободу. Огненный смерч взвился в небо, обжигающий ветер ударил Скифу в лицо, но он, не пытаясь защититься, все смотрел и смотрел на багровую колонну, взметнувшуюся перед ним. Багровый смерч вытягивал вверх и в стороны пламенные языки, разбрасывал искры и, дрожа и приплясывая, вращался посреди алмазной грани. Материал ее был, видно, прочен и поддавался с трудом, но саламандра грызла, терзала и плавила его с бешеным упорством, рыча и завывая, как целый сонм демонов.
«Все, – подумал Скиф, – все! Пять минут, десять или пятнадцать – без разницы; плазменный вихрь одолеет, пробьет дыру в хрустальной крышке и ринется вниз… Падет смертоносной кометой с багряным хвостом… И всё будет кончено! Останутся, как сказал Сарагоса, лишь воспоминания о свершенном… Или сожаления?» Он посмотрел на Сийю и Джамаля. Щеки его возлюбленной помертвели, но звездный странник взирал на огненный столб с нерушимым спокойствием – так, будто его уговоры привели к нужному результату и милосердие восторжествовало над местью и желанием воздать за грехи, предоставив несчастных демонов Сархата собственной их судьбе. В зрачках Джамаля плясали алые искорки, губы, всегда сочные и яркие, плотно сомкнулись, а морщины на лбу и складки в уголках рта отметили лицо выражением непривычной суровости. Он словно бы готовился к чему-то – к чему-то важному и сложному, что должно было свершиться с минуты на минуту.
«Скоро уйдет», – решил Скиф и потянулся к компаньону. Джамаль – или уже Ри Варрат? – сбросил плащ, снял с запястий изумрудные браслеты, сунув их Пал Нилычу, потом расстегнул пояс и вложил его в руки Скифа вместе с кинжалом и мечом. В глазах его застыла грусть, но объятия были крепкими, а сильный и звучный голос перекрывал рев огня:
– Пора, генацвале, пора! Пора возвращаться домой! И мне, и тебе, мой талисман… Не все сделано, как хотелось бы, но не законченное Джамалем завершит Ри Варрат. И уйдет! Вернется на Телг, а ты вернешься на Землю… вернешься не один, и это хорошо. Ибо демоны тоски и одиночества страшнее демонов Сархата, обитающих в сером тумане… А ты уже не одинок! – Он наклонился к Сийе и поцеловал ее. – Да хранят тебя Безмолвные Боги, красавица! Счастья вам! Тебе и твоему мужчине.
– Пусть будет твой путь быстрым и прямым, Джаммала. А память пусть будет долгой. – Сийя улыбнулась, склонила голову, стараясь не глядеть на ревущий огненный столб, и коснулась ладонью бороды Джамаля. Скиф заметил, что пальцы девушки сложены знаком куума.
«Всякий путь быстр и прям для светового луча, – подумал он. – А вот о памяти ласточка верно сказала: пусть память будет долгой. Такой же, как путь от Телга до Земли, и от Земли до Амм Хаммата и до этого мира красных пустынь и древних развалин. Ибо, когда человек свершил предначертанное, что остается с ним, кроме памяти?» Скиф покосился на Пал Нилыча, стиснувшего в кулаке браслеты и с мрачной решимостью взиравшего на танец огненного смерча. Джамаль стоял теперь перед ним, однако в глазах звездного странника не было ни гнева, ни осуждения; лишь печаль и смутная тень надежды.
– Уходишь? – Сарагоса натянул браслеты на широкие запястья и отвел взгляд. Казалось, он пребывает в нерешительности, раздумывая, кем же считать теперь Джамаля – другом, союзником или обвинителем. Князь, однако, шагнул к нему, протягивая руки.
– Ухожу! Ухожу, дорогой! И мне надо поторопиться. Ты свое решение принял, а мое – мое еще впереди!
– И каким оно будет?
Но звездный странник не ответил; лишь усмехнулся, стиснул плечо Сарагосы и отпустил. А потом, не спеша и как бы нехотя, направился к центру алмазной грани – туда, где саламандра с ревом грызла и плавила неподатливый кристалл. На фоне огненного столба его фигура казалась черным и зыбким силуэтом, плывшим все вперед и вперед, к пламенной купели, что была для него такими же вратами в звездный мир, как переливчатая изумрудная завеса тайо. Под ним, в глубине колодца, словно отсчитывая секунды, бесконечной чередой всплывали сизо-бурые бесформенные тела, а впереди ярился и выл плазменный вихрь, бросал палящие искры в грудь Джамаля, окутывал жарким воздухом, слепил багровым огнем. В какой-то момент Скифу показалось, что волосы звездного странника охвачены пламенем, а куртка начинает тлеть. Но шаг его был по-прежнему нетороплив и тверд, а голова запрокинута к солнцу и небу. Ри Варрат, телгский Наблюдатель, шел к четвертой своей смерти и пятому рождению.
Сарагоса, в остолбенении взиравший на эту картину, внезапно рванулся следом, выкрикивая:
– Ты куда, князь? Куда, недоумок? Ты…
«Туда, куда для нас нет пути», – подумал Скиф, успевший вцепиться мертвой хваткой в воротник Пал Нилыча. В том, что свершалось сейчас, их помощь была не нужна; Джамаль, сын Георгия Саакадзе, являлся уже воспоминанием, а Ри Варрат, звездный странник, хотел завершить свою Миссию Защиты и уйти с миром. В конце концов он был телгани, а значит, был мудрее и предусмотрительнее обитателей Земли. Он лучше знал, кого защищать, как и когда.
Побагровев, Сарагоса рвался из рук Скифа, но тот не отпускал, все туже и туже закручивая воротник шефа. Они боролись, стоя на границе меж серым кольцом оправы и хрустальной линзой; один старался удержать, другой с бешеным упорством стремился освободиться. Наконец Скиф, стараясь заглушить рычание пламенного вихря, крикнул:
– Энергия! Ему нужна энергия, Пал Нилыч! Не мешайте!
Сарагоса обмяк, и Скиф с облегчением расслабил мышцы. Его собственная энергия была почти что на исходе, но всякой прочей вокруг имелось предостаточно. Сияло солнце, дул ветер, в недрах планеты бурлила и текла огненными реками раскаленная магма, от нагретого песка струилось тепло, под ногами клокотал дьявольский котел сархов, излучения далеких звезд пронизывали атмосферу, мчались невидимые глазу частицы, трепетали поля… Бездна энергии, океан! Ри Варрат мог зачерпнуть из любого источника, но Скиф знал, каким окажется его выбор.
До огненного смерча оставалось два или три шага, когда фигура в тлеющих одеждах исчезла. Не скрылась в языках пламени, не осыпалась прахом и пеплом, не рухнула на прозрачную плиту комком обгоревшей плоти, не взлетела вверх, подброшенная жарким ураганом, не умчалась в фиолетовые небеса… Просто исчезла, растаяла, растворилась! Скиф не уловил этого мгновения и не увидел сверкнувший в воздухе луч; слишком стремительным был его полет, неощутимый и незаметный для человеческого взгляда. И лишь последний гулкий стон огненного вихря, осевшего и растаявшего в воздухе вместе с темной фигурой, намекал, что звездный странник не исчез в небытии, не сгинул в жаркой пламенной купели, но отправился в свое звездное странствие. В дальнюю дорогу, в путь быстрый и прямой, сквозь черные небеса, мимо алых, синих, золотых и зеленых светил.
