– Эй, Денис, я тебя что, расстроила?
– Пустяки. Знаешь, Ксения… Иногда амнезия – чертовски приятная штука.
Она пожала плечами. Я вздохнул:
– Раньше мечтал вернуться домой. А сейчас – не уверен…
– … А я раньше в Москве жила.
– Это заметно.
– Правда? – встрепенулась она.
– Ну… ты так ловко оприходовала бумажник у того «скорпиона».
Ксения фыркнула.
– Вообще я только год жила в столице. Когда отца перевели. А до этого – пол-России объездили по всяким гарнизонам…
– У тебя отец – военный?
– Угу.
– И где он сейчас?
– Не знаю… Я его три года не видела. С тех пор, как начались бомбёжки.
– А мать?
Она замолчала. И я понял, что опять ляпнул не то:
– Извини…
– Да всё нормально. Я взрослая девочка. А мама… она умерла в лагере для перемещённых. Мы там год загибались, после того, как сбежали из Москвы.
– Плохо было?
– В бараках-то, за колючкой? Не-а, санаторий. Только жрать нечего… Вши, тиф и летальный грипп… А самое приятное – лекции по «общественной адаптации». Это от фонда Сороса. Два часа говорят о «победе демократии». А в конце дают миску супа и одну консерву.
Я поморщился:
– Наверное, лекции пользовались бешеной популярностью.
– Ещё бы. Пока кто-то не выплеснул горячий суп лектору в морду.
Я улыбнулся:
– Этот кто-то – не ты?
– Не-а, – качнула она головой, – Мне были нужны консервы.
– Для мамы?
– Угу. Если б не она – я б раньше оттуда дёрнула.
– А как здесь оказалась?
– У меня в Липовке бабушка. Была. Вообще тут ничего жили. Пока Фомин не захотел прибрать всё к рукам.
– Что, никто не пробовал сопротивляться?
– Сопротивляться? – она хмыкнула, – Был тут в округе один фермер. Как только «демократия» нагрянула – установил у себя перед домом американский флаг. Ещё и других агитировал: мол, пришли к нам «совкам» цивилизованные люди – теперь заживём!
– И куда этот агитатор делся?
– Поехал в Тулу – искать управу на Фомина. Так и сгинул в «охранке» – оказался отъявленный партизан и террорист.
– Ясно. Им удалось разоблачить его звериное нутро.
– Да. А другой – имел элеватор и молокозавод. Охрану набрал – здоровых ребят, не хуже «фоминских». Даже парочку бронетранспортёров купил.
– Деловой подход, – кивнул я.
– Он и районному коменданту «миротворцев» отстёгивал. Всё было на мази! А потом…
– Тоже загребли в «охранку»?
– Не-а. Как-то ночью вертолёты без опознавательных знаков «отработали» по элеватору и молокозаводу. После этого защищать стало особо нечего.
– …И стороны пришли к взаимовыгодному соглашению?
– Точно. С остальными уже не церемонились. Четверых – убили на месте. Одного в Липовке. И троих – в Копалово.
– А как же… партизаны?
– Какие там партизаны! – буркнула Ксения, – Если где и есть – точно не у нас. Наши местные думали, раз сидят тихо – никто их не тронет. А овец – режут в первую очередь!
«Верное наблюдение,» – подумал я. И самое лучшее для овцы – как можно скорее отрастить волчьи клыки…
А сам-то я кто?
Метко стрелять – этого мало.
Сегодня мне опять приснился кошмар. Вроде, важное мелькнуло. Из настоящей моей жизни…
Я потёр висок. Хоть что-то выдернуть из тумана прошлого…
Без толку.
Голова уже соображает. А память – как дырявое решето.
– … Эй, Денис, ты что спать хочешь? – заботливо уточнил тихий голосок.
– Нет – нет… Ты давай, рассказывай.
– А что рассказывать? Без крыши над головой – не жизнь. А без денег и документов – тем более. Или с голодухи загнёшься. Или опять – за «колючку», на гуманитарную баланду… Вот я и решила – остаться!
– Разумно.
– А я сразу догадалась, чем закончится… Ещё с марта начала готовить здесь базу!
Я улыбнулся при слове «база». Конечно, она же с детства – по гарнизонам.
– …И кандидатуру Инютина – сразу определила. Во-первых, он мужчина, а это удобно при переноске тяжестей.
– Да уж, – согласился я.
– Во-вторых, он не пьёт. И вообще серьёзный и рассудительный. Хоть и сумасшедший. Ну и в третьих… У него тоже никого нет.
– Как вам удалось сохранить всё в тайне?
– А кому дело до психа? Мало ли куда он таскает старое барахло? И потом, мы, в основном, ночью сюда ходили… Так что, к маю всё было в ажуре. Когда «фоминские» уроды нагрянули, мы сразу и «переехали».
В соседней комнате скрипнул стул.
Ксения повернула голову, вслушиваясь. Тихо объяснила:
– Сейчас «выключит» телевизор и ляжет спать.
«Новости закончились,»– подумал я. Интересно, что он там видит, глядя в пустой экран? Яркие цветные сны наяву – может это и лучше, чем знать правду?
Нет. Я ещё не спятил.
Поднялся с табурета:
– Нам тоже пора… Ложись, Ксения. Завтра – трудный день. И трудная ночь…
– Ты хочешь уйти будущей ночью?
– Ага. Соберёмся. Обдумаем всё. С Инютиным поговорим. Днём он лучше соображает.
Я шагнул к занавеске, отдёрнул её. И будто споткнулся.
Передо мною стоял «серьёзный и рассудительный» сумасшедший. А в руках у него был автомат.
– Ксюша, – тихо позвал я. Мысленно выругался.
– Что такое? – удивилась она.
– Ничего такого. Пустяки. Ма-аленькая проблемка…
Зрачки Инютина были устремлены куда-то в пространство. Меня он словно не замечал. Я осторожно потянулся к его автомату…
Не успел.
Инютин отступил на шаг. И вполне уверенным движением передёрнул затвор.
Fuck!
Ксения прошлёпала босыми ногами и высунулась из-за моей спины:
– Эй, вы чего…?
Инютин повернул голову. Уставился на нас долгим взглядом.
– Дядя Андрей! – Ксения оттолкнула меня и решительно двинулась к психу.
– Бельчонок… Они придут. Скоро.
Он глянул куда-то в потолок. Я воспользовался моментом и мёртвой хваткой вцепился в оружие:
– Извините…
Минуту мы боролись. Единственное, что удалось – направить ствол вбок. То ли я слабый, то ли Инютин натренировался, заготавливая дрова.
– Отдай оружие, псих!
– Вы не понимаете! – прохрипел Инютин, – Они уже здесь!
– Идиот… – буркнул я, – Никого здесь нет!
– Вот! Слышите?
Протяжный скрип дерева.
Я облизал губы.
Чепуха… Просто ветер.
Задребезжало стекло. Мелко-мелко завибрировало… И будто холодом повеяло по спине.
Сегодня сильный ветер.
Я отпустил автомат. Чувствуя гулкие удары сердца, потянулся к керосинке…
Стоп.
Тьма не укроет.
– Ксения, одевайся, – прошептал я.
Она изумлённо на меня вытаращилась. Наверное, подумала, что теперь в комнате два психа.
– Одевайся! – глухо повторил я, – Немедленно!
Хуже нет кого-то уговаривать. Особенно, если у тебя самого в голове – хаос отрывочных мыслей.