месте, где он его оставил, и даже действительно молчало. Хотя чёрные миндалевидные глаза уже моргали на него. Выражения их, однако, Конан не понял. Как и странных ноток в интонации голоса, когда её ярко-алые губы вдруг раскрылись:
– Доброе утро, Конан-киммериец.
– Доброе утро, Резеда. Знаешь, я привык, чтоб меня называли просто – Конан. Да так и проще и быстрее.
– Хорошо. Тогда и я буду тебя так называть.
– Недолго, надеюсь. Потому что по здравом размышлении я решил отпустить тебя. Да и что бы я стал с тобой делать? Продал бы какому-нибудь караван-баши, или торговцу, в рабство? Ха!
– Смотрю, ты уже всё обдумал и решил. А меня ты не забыл спросить?
– И о чём же это я должен был у тебя спросить?! – Конан решил проблему недоумения традиционно – почесав в затылке.
– Как – о чём?! Захочу ли я оставить тебя, и свалить куда-то во мглу преданий. А я вот – не захочу!
– То есть? – теперь Конан и правда был удивлён не на шутку.
– То есть, я остаюсь с тобой, мой сильный, большой, но непонятливый друг. Собственно, это ты вынуждаешь меня принять такое решение!
– Я?!
– А кто же?! Лишил меня последних возможностей к добыванию пропитания, убил тех, кто меня защищал, и отлично знаешь теперь, что податься-то мне – не к кому! Вот и получается, что теперь ты должен обо мне заботиться, и я теперь – твоя новая напарница!
Конан покудахтал, изображая в очередной раз смех, хотя ему сейчас было вовсе не смешно. Однако он вынужден был изобразить ироничное веселье, потому что нужно же хоть как-то сохранить лицо. А тяжело его сохранить, когда тебя словно ударили трухлявым бревном по голове. А ещё он предвидел новые трудности. Но где-то она…
Бэл его задери! Верно: в какой-то степени эта Резеда права! Она осталась абсолютно одна на белом свете, деревня разгромлена монстрами, султан оказался равнодушной и трусливой сволочью, да ещё и подкаблучником, и кроме как действительно попасть в рабыни, или наложницы чьего-нибудь гарема, ничего Резеде не светит.
Но с другой стороны – вешать на себя такую обузу! Да ещё без работы!..
Конан, уже сердясь, что на него пытаются надавить, фыркнул:
– Уже всё распланировала, да? А если я вот прямо сейчас встану, соберусь, да уеду, оставив тебя связанной на песке?
– Не верю! Кто угодно мог бы так поступить, но не ты, Конан-киммериец! Ты – человек чести. Ты не убиваешь женщин и детей! Да и сейчас не допустишь, чтоб из-за тебя погибла беспомощная и беззащитная женщина!
Конан не придумал ничего лучше, как невесело рассмеяться:
– Это ты, что ли, тут – беззащитная женщина?
Резеда смутилась:
– Ну, не совсем, конечно, беззащитная… Но хочешь верь – хочешь, не верь – а я к тебе прониклась.
– Чем же это, интересно?
– Уважением. И благодарностью.
– А это-то – за что?
– Ну – как! Ты и правда – не изнасиловал меня. А мог бы – я-то почуяла, как воспряло, пока ты меня обыскивал, твоё естество! И участилось дыхание. Значит, я тебе всё-таки не совсем безразлична!
На это Конан не нашёлся, что ответить, и только пооткрывал-позакрывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Потом, тяжко вздохнув, подошёл, и действительно разрезал верёвки, стягивающие тонкие запястья и лодыжки.
Вот ведь странные существа эти женщины!
Гори огнём весь мир, погибни деревни и города, а их в первую очередь будет интересовать только одно: вызывают ли их «прелести» ответную «реакцию» у мужчины!..
Завтракали тем, что имелось у Конана в походной суме. А имелось у него как всегда только то, что не весило много, не портилось от солнца и времени, и было очень питательно, хоть и не всегда вкусно: солонина, сушёные фрукты, да сухари из лепёшек. Запивали всё ключевой водой из горного ручья, пара бурдюков с которой ещё оставалась у варвара в седельных сумках.
Резеда ела, словно птичка: отщипывала от лепёшки и сушёных абрикосов и чернослива крохотные кусочки, по ягодке брала кишмиш, и запивала маленькими глоточками из пиалы, которую Конан, как истый рыцарь, отдал ей, сам отхлёбывая при необходимости прямо из горловины. Во время еды они не разговаривали, но уж переглядывались: Конан с сомнением и вопросительно, Резеда – с вожделением, словно кошка на сметану.
Когда с завтраком было покончено, и Конан убрал остатки продуктов и недопитый бурдюк в свою необъятную суму, Резеда не удержалась:
– Не понимаю.
– Чего же?
– Про вас, наёмников, буквально все талдычат, что вы всё свободное время, да и на «работе», пьёте, дерётесь, и занимаетесь… Распутством. А у тебя даже нет с собой вина!
– А-а, вон ты о чём… Нет, правильно все талдычат. Всё это правда. После завершения – успешного завершения! – очередной миссии мы, те кто выжил, обычно именно так себя и ведём. Радуемся. Именно тому, что выжили. Пока не кончатся все – ну, вернее, почти все! – деньги. А новую работу мы начинаем искать только для того, чтоб заработать на новый период весёлого времяпрепровождения. Ну и понеслась по-новой. Работу нашли, аванс получили, экипировались – вперёд! Поработали, деньги забрали, и…
– Хватит! Гони кому другому! А то я не поняла, что ты на самом деле вовсе не такой. И сейчас вон: снова пытаешься спрятаться за маской тупорылого пофигиста!
– Ах, скажите пожалуйста, какие мы умные, и как тонко понимаем подлинную сущность другого человека! Особенно после восьми часов знакомства (если за таковое считать сон по разные стороны костра) и получасового разговора!
Резеда дёрнула тощеньким плечиком:
– Да вот – понимаем! Я, если хочешь знать, вовсе не так юна и глупа, чтоб не понять, что вся твоя сдержанность и равнодушие к смерти – просто маска. Да и не может быть по-другому! Тот, кто таков на самом деле, никогда бы так себя с захваченной в плен женщиной, пытавшейся его убить, не повёл бы. Уж он постарался бы своего не упустить – потому что считал бы, что во-первых, имеет полное моральное право отомстить, а во-вторых… Во-вторых он прекрасно понимал бы, даже своими крохотными пропитыми остатками мозгов, что «завтра» для него может не наступить. И нужно прямо сейчас брать, или использовать всё, до чего могут достать загребущие ручонки! И другие места.
– А быстро ты вычислила. Тонкости работы наёмников. Только вот должен тебя огорчить: ни в пираты, ни в наёмники не идут те, кто реально дорожит своей жизнью. Такие идут в землепашцы и скотоводы. Если они из простого народа. Ну, или уж в казначеи или
