наблюдал другой продавец. Из-за спины долетел горловой оклик на китайском, и продавец, посмотрев на меня, покачал головой:
— Сорок! И рядом — сорок. Тебе все — сорок.
Уходил с рынка с одной купленной гранатой. Мог бы украсть что-то нужное, подумал бы, стоит ли. Китайцы следили за покупателями, да и связываться с духами или иными системными питомцами, не хотелось. Не знаю, рубили ли раньше в Китае руки за воровство, но нынче за такое вполне могли забить до смерти, а тело спрятать где-нибудь. Я не единственный человек, который может с помощью способности избавиться от трупа.
Ладно, сейчас куплю консервов и воды в убежище, и в осколок, зарабатывать на мощную броню.
На последнюю тысячу шикануть не вышло. Я купил несколько рыбных консервов, два яблока, две стеклянных банки с тушенкой и двадцати литровую бутыль воды. Для работы в осколке нужны еще фонарик и часы, которые с моего тела сняла троица, но на них денег уже не оставалось.
Поместив продукты в убежище, побежал к осколку. Раз уж вчера у меня не получилось выполнить норму по руде, попробую сегодня.
Иваныч встретил меня одобрительным урчанием.
Я надел свой рюкзак, нашёл кирку поудобнее. У меня даже своего инструмента нет... Позор Серёга, позор! Кирка же не меч, не защитный костюм — копейки стоит. Ладно, накоплю еще на нормальные инструменты.
— Иваныч, у тебя есть запасные фонарики и часы? Я свои забыл.
Иваныч возмущенно зашевелил усами, и взревел:
— Штыков, ты совсем охренел? Может, мне с тобой в осколок пойти, этот самый фонарик держать? Свои инструменты иметь надо! Развелось тут... Ты бы у меня еще сигареты стрельнуть попытался, или перчатки рабочие попросил! А вчера и вовсе с пустым мешком вышел, чего ради такому как ты помогать?!
— Так есть или нет? — спокойно переспросил я.
— На, — сбавив звуковые обороты, кинул Иваныч мне дешевенькие электронные часы. — Всего на одну ходку даю, потом вернешь.
— Разумеется.
— Фонарика нет, — добавил он. — Уж с этим как-нибудь сам решай проблему.
— Спасибо, — и добавил, поддавшись внутреннему порыву. — Знаете, если бы вы в аренду выдавали лазерные резаки или какие-нибудь иные штуковины для работы в осколке, люди бы сдавали гораздо больше сегодняшней нормы.
Иваныч поморщился.
— Штыков, вот честно: мне нет дела до твоих советов. Мне плевать как на них, так и на то, сколько вы притаскиваете. Я сижу за этим самым столом, взвешиваю руду, выдаю кирки и возвращаю отданные на хранение рюкзаки и мешки ваши пыльные, запускаю бойцов, покупаю то, что они соизволят продать, и получаю фиксированную десятку за день работы. Руководство не просит меня улучшить норму выработки, не просит советов, а я со своими не лезу. Их устраивает количество руды, меня устраивает моя десятка. От того, что я стану что-то предлагать, моя зарплата не станет больше, вдобавок придется следить за дорогим инструментом, который непременно попытаются утащить и проесть такие люди, как ты, и пропить — прочие. Так что прости, что плюю на твои советы. И больше ничего мне не предлагай.
Выслушав мужика, я мысленно добавил, что тот, кто хочет, накопит себе на инструмент и свалит в компанию, где шахты — лучше, а цена за килограмм руды — больше. В сети хватало объявлений типа "требуются сборщики со своим инструментом", и условия там были вполне себе божескими. Серега, работая там, мог и две, и три семьи тянуть, вот только простые инструменты стоили от ста тысяч, и накопить столько мужик не мог. Он на ремонт мотоцикла-то потратиться не мог себе позволить, хотя казалось бы, деньги там нужны плевые. Откладывал жить, в общем.
Еще одной причиной, по которой с выработкой не слишком возятся, может быть какой-нибудь социальный проект, в рамках которого наркоманов-алкоголиков из сборщиков просто прятали от общества, давая за их отсутствие в реальном мире деньги. Хотя нет, это предположение уже слишком сказочно звучит.
Туманный зев портала слегка светился, будто там, в тумане, кто-то стоит с большим, но не слишком мощным прожектором и светит в мою сторону.
Возле портала стояли и курили травники — мужики и женщины с громадными рюкзаками, в которых прятались пластиковые контейнеры для травы — некоторые корешки не стоило держать рядом с другими, иные травы после срезания требовалось быстро поместить в контейнеры, заклеенные снаружи плотным картоном или утеплителем, чтобы свет не попадал на траву. У тех же китайцев продаются навороченные контейнеры, где и вентилятор на батарейках, и встроенная система микроконтроля, и прозрачность стенок можно регулировать, но где наши сборщики и где Китай?
Я кивком поздоровался со всеми сразу, пожал пару протянутых мне ладоней, и вошел в портал.
Троица ждала меня по эту сторону. Саня Безуглов, Гоша как-там-его и третий приспешник, с которым я видел вчера Саню у каморки сторожа. В прошлом они часто ходили с Серегой. Мужик думал, что нашел если не друзей, то приятелей, и радостно делился планами на жизнь, историями, его же использовали чтобы найти наиболее выгодные жилы, стреляли на сигареты и считали за забавного, но полезного зверька. Мужик кидался вообще к любому, кто проявлял хотя бы минимальную вежливость. Вот его по-человечески жаль.
— О, жирныч! — поприветствовал меня Саня, и троица сдвинулась от портала, шагая наравне со мной в сторону шахты. — Ты же приготовишь нам руду, как в прошлый раз?
Такому чоткому пацану как не приготовить. Если они ко мне придут, это станет лучшим решением вопроса. Память Сереги выдает, что и раньше люди пропадали, но все заканчивалось беседой с рассеянным, задолбанным пробужденным из органов, за расследование никто не брался всерьез: что происходит в осколке — остается в осколке. Правда, раньше и люди троицей не пропадали.
— А ты прийди и возьми, как в прошлый раз, — вышло не слишком обидно, поэтому добавил, — я бы про твою семью сейчас что-нибудь умное завернул, но с ходу придумать не могу. С профессией мамки всё понятно, упоминать даже не нужно, а батя у тебя кто? Ты его хоть знаешь вообще? А мамка твоя знает, кто твой батя?
Теперь точно придёт. Безуглый едва не споткнулся: выпучился на меня рыбьими глазами, крепче сжал рукоять кирки... И ничего не сделал. А чего он сделает, если справа я слышу звонкий стук топора — кто-то деревце рубит, слева — голоса, травники на лесной поляне
