Долина Лангпари понравилась ему куда больше. За семь лет руины поросли травой и приняли романтический вид, а несколько поселков носили следы неумелого, хотя и старательного восстановления. Но вот её жители…
Худые, мускулистые, гибкие, скудно одетые, они производили впечатление пускай не особенно сильных, но чрезывычайно выносливых существ. К удивлению Сергея они не стали какими-то особенно жестокими, скорее напротив: в их глазах был тот жадный интерес к жизни и окружающему миру, какой можно увидеть у выздоровевших от тяжелой болезни. Но это были глаза усталых работников, глаза тех, у кого нет времени мечтать. Впрочем, делали они очень много и он вдруг подумал, что Анмай там окажется на своем месте — он мог напомнить этим юным созданиям, что о пережитом ими будут слагать легенды, хотя… станут ли они счастливей, узнав об этом? Сергей не знал, но желал обитателям долины удачи.
Зонды симайа сняли всю поверхность планеты с таким разрешением, что даже выражения на лицах людей читались безо всякого труда. Сергей и не думал осмотреть её всю. В сущности, он лишь метался наугад по местам, о которых Элари слышал, и по местам, о которых тот ничего не знал. Постепенно в его душе росло глухое чувство обиды — как оказалось, мир Элари был гораздо многообразней и красивей, чем тот мог представить. Но этот мир не слишком нравился Сергею. Он мало что знал о Земле, но то, что он помнил о ней, наполняло его гордостью — по сравнению с ней Ленгурья была… серой. Впрочем, он слишком устал, чтобы делать дальнейшие выводы. Оставив окно над морем, в котором всё ещё плыли причудливые образы, он отправился спать.
На следующий день юношу разбудили острые спазмы голода — увлеченный красотой чужого мира, он забыл о еде, но вот его тело не могло забыть о ней. До самого заката ему пришлось трудиться, но в итоге он не только насытился, но и смог сделать вполне приличный запас. Очень довольный собой, в приятной усталости, он заснул в своем доме.
Утром, когда Сергей с чувством завтракал выловленной накануне рыбой, в дверь осторожно постучали. Вайэрси насмешливо осмотрел полутемное помещение и взглянул на невозмутимого юношу.
— Всё. Мы получили разрешение Мэйат, подготовка корабля закончена. Сейчас "Тайат" прикоснется к Зеркалу Сути и… раздвоится.
Сергей удивился.
— Так быстро? Ты говорил, что надо восемь месяцев!
— Они прошли.
— Но я… — юноша замолчал, вспомнив, что сам попросил об этом. Тем не менее, ему стало страшновато — всё это время он, в сущности, просто не существовал. — Это будет сейчас?
— Да.
Они вышли на берег моря. Сергей невольно сунул руки в карманы туники. Он волновался — знал, что вокруг ничего не изменится, но отчаянно хотел попасть на ту сторону… и вернуться домой.
— Как это будет? — спросил он через минуту, немного справившись с волнением.
— В общем… не очень приятно. Это принцип неопределенности — нельзя узнать положения частицы, не изменив его. Все частицы наших тел, всей "Тайат" сдвинутся со своих мест… ненамного. Тебе больно не будет.
— А тебе?
Вайэрси слабо улыбнулся.
— Мне — да. Но ненадолго.
Сергей смутился. Ему не хотелось, чтобы Вайэрси испытывал боль из-за него, хотя он и понял, что без этого нельзя обойтись.
Вайэрси как-то странно взглянул на него.
— Сергей… сейчас.
Юноша зажмурился, все его мышцы напряглись. Он отчаянно сосредоточился, готовясь протолкнуть себя, свое "я" в ту дверь, что перед ним откроется. Прошло ещё несколько мгновений…
Его словно ударили по голове. Мир вокруг внезапно распался, исчез, и появился вновь — какое-то мгновение его не было, потом он вернулся. Сергею показалось, что он упал и он очень удивился, обнаружив себя на ногах. В душе его возникла странная пустота и в первый миг он очень обрадовался ей — ему показалось, что какая-то его часть всё же ушла за Зеркало Сути. Потом он понял, что это просто бессилие поражения — в тот миг, когда перед ним открылась дверь, вмещавшая его иллюзия просто распалась, не выдержав встречи с реальностью.
И для себя в этом мире он умер.
Сергей очнулся, когда чья-то теплая рука коснулась его ладони. Он поднял голову. Вайэрси печально смотрел на него.
— Теперь нам осталось лишь надеяться и ждать. Однажды ты всё же узнаешь, как вернулся домой.
Сергей вдруг понял, что верит в это… хотя и не может представить. Но раз ему осталось только ждать — он будет ждать, пусть это и будет… тяжело.
— Если хочешь, для тебя не будет этого времени, — так же тихо добавил Вайэрси. — И через миг ты узнаешь…
— Или нет. Ведь "Тайат"… её копия, может и не вернуться, правда? Что тогда будет?
Вайэрси опустил голову.
— Ну, мы можем попробовать ещё раз… можем пробовать сколько угодно, пока не добьемся успеха… но вот другие симайа вряд ли захотят ждать дальше. Я командир корабля… но воля моих товарищей не принадлежит мне. Многих из них ждут друзья, любимые, близкие…
— А у меня никого нет… здесь, — сказал Сергей.
Вайэрси поднял голову. Их глаза встретились — почти одинаковые, только в глазах юноши блестели слезы.
— Я чувствую, как тебе одиноко, — сказал симайа. — Если хочешь, один из нас войдет сюда, чтобы разделить твое одиночество. Я знаю здесь одну славную девушку…
Сергей рывком отвернулся.
— Нет. Я мальчишка… но всё же, не тряпка! Со своими чувствами я могу справиться сам.
Он ожидал, что Вайэрси начнет спорить, но он не ошибся в своем восхищении им — симайа спокойно кивнул и исчез.
Сергей остался один.
Весь этот день Сергей провел в море. Не то, чтобы ему не хватало еды, нет — просто тяжелая работа странно его успокаивала. Тоска отступила на задний план и маячила там мрачной, но не давящей глыбой. Но вечером, когда не осталось никаких дел, и юноша сидел на берегу, глядя на огненные перья заката, ему вдруг стало невыразимо одиноко. Он даже вскочил, внимательно оглядываясь в отчаянной надежде увидеть хоть кого-нибудь… и не удивился, когда заметил Вайэрси.
Они сели рядом, глядя на набегающие волны. Сергей с удивлением обнаружил, что вся его тоска прошла, но молчать ему было неловко. Вайэрси сидел всего в двух шагах, скрестив поджатые босые ноги и небрежно опираясь на ладонь левой руки. Его красивое лицо казалось задумчиво-грустным. Он был бесконечно терпелив, он мог разделить чувства Сергея — когда тот хотел этого. Но всё же, он был мертвым — сгусток холодного ядерного пламени, способный принять любую форму. Что общего у него могло быть с наивным и хрупким живым юношей?
