Фанцетти вырвал из-за пояса здоровенный черный пистоль. Здесь, в Джайсалмере, без заряженного оружия ходить он не решался. Не торопясь навел его на лицо старика и плавно нажал на курок. Грохот, всплеск пламени из ствола — и лицо старика исчезло в красноватом облаке.
— Надеюсь, я увижу кончину последнего идолопоклонника, — усмехнулся Фанцетти, глядя, как солдаты, пинками и прикладами пробивая путь в толпе, врываются внутрь.
Пратапа спас боевой опыт, помноженный на острую ненависть к северянам и предчувствие подобного. За исчезающе-малые доли мгновения он успел свалить жену наземь, накрыл ее собой и постарался вжаться в уличную пыль как раз когда над головой пронеслась смерть. Перекатившись, таща жену за руку, он вскочил и вломился в толпу. По горожанам стегнул второй залп, кто-то рядом захрипел и осел в окровавленную пыль, зажимая рану, грязно-белое дхоти на глазах темнеет, набухая кровью.
Пратап вырвал из кобуры на поясе пистоль. Торопливо зарядил («Хорошо, что не оставил дома, — подумал он. — Хоть за жреца расквитаюсь»), поднялся, прицелился, насколько это было возможно в толпе. Он хотел выстрелить в чужеземного священника, обернувшегося убийцей и святотатцем, но увидел, что в него самого целится высокий рыжеволосый мушкетер темесской армии с сержантскими нашивками. Для пистоля расстояние великовато, но выбирать не приходится. Нужно хоть как-то отплатить чужеземцам за бойню. Уж если неведомая женщина решилась, уклоняться от боя воину — позор. Во дворец вернуться они еще успеют, несколько минут ничего не решат.
Выстрел грохнул за миг до того, как темесец успел нажать на курок. Пистоль дернулся, будто хотел вырваться из руки и сбежать из бойни, из шеи сержанта вырвался, попав прямо в глаза соседнему солдату, целый фонтан крови: пуля перебила сонную артерию. Сержант осел в пыль, мелко и жутко суча ногами в начищенных сапогах. Отчаянно завизжала Амрита… Солдат нажал на курок прежде, чем успел вытереть заливающую глаза кровь, пуля ударила в стену. Брызнуло каменное крошево от разбитого барельефа.
Остальные темесцы поняли, где главная угроза, Пратапу показалось, что все мушкеты смотрят в лицо. Он метнулся в сторону, сбив пожилого толстяка, и пули взметнули фонтаны пыли там, где он только что стоял. Срикошетив от булыжника, одна из пуль попала толстяку в живот, и он жутко завыл, рухнув в грязь. Его крик вскоре утонул в поднявшемся адском гвалте.
Пратап бежал зигзагами, как учили, и пули вражеских мушкетов бессильно свистели то справа, то слева. Задыхаясь, сбивая ноги о булыжники, вцепившись ему в руку, бежала жена, ее подстегивал ужас. Впервые в жизни она услышала, как грохочут мушкеты и свистят над головой пули. Сзади нарастал топот темесских сапог. «По крайней мере, в храм они не пойдут» — подумал воин, спеша свернуть в крошечный пыльный переулок. Если не сунутся сразу же (а не должны бы, если тут десяток парней хотя бы с луками, им мало не покажется), будет время приготовиться. Он торопливо перезаряжал пистоль, забивал порох и увесистую свинцовую пулю, способную пробить любой щит, не говоря уж о шлемах и кольчугах. Но темесцы, видимо, тоже соображали, что к чему. Почти сразу же сзади раздался топот. «Не успеть».
— Видела, как я заряжаю? — спросил жену Пратап. — Заряжай.
«Вот и гости дорогие». Рванув из ножен тальвар, Пратап двинулся навстречу северянам. Сталь изогнутого лезвия сверкнула в звездном свете. Один из темесцев поторопился, выстрелил в темную щель меж обшарпанными стенами домов, но пуля даже не зацепила Пратапа. Миг спустя он вихрем вырвался из-за угла и с размаху опустил тальвар на голову одного из солдат, одновременно увернувшись от шпаги второго. Граненый клинок распорол полу форменного халата, даже не зацепив Пратапа. Короткий взблеск стали, свист рассекаемого воздуха, звон столкнувшихся лезвий. Тальвар намного массивнее, но и прочнее темесской шпаги, зато той умелый воин орудует куда быстрее. Нужно кончать с ним побыстрее, пока на звон стали не примчались остальные. Замах, показной выпад, проворот… и стремительный удар кинжалом под ребра. Это вам не поединок, чтобы спастись от северян и спасти жену, хороши все средства.
Похоже, темесец понял маневр — наверное, и сам не раз так проделывал. Кого попало охранять миссионера не поставят, да и не наймут служить в Аркоте. Он успел по-кошачьи извернуться, уходя от неминуемой гибели, и клинок стражника лишь скользнул по ребрам, оставив длинный кровавый росчерк. Решив не испытывать судьбу, сражаясь один на один, темесец выскользнул из тупичка, оставив Пратапа одного, но судьба распорядилась иначе. Поскользнувшись на текущих по улочке помоях, темесец упал. Пратапу понадобился всего один удар.
Молодой стражник наклонился, готовясь, в случае чего, безжалостно добить темесца. Но северянину вполне хватило: на совесть откованный тальвар ударил под основание каски и почти отделил голову от туловища. Кровь щедро текла наземь, сухая пыль впитывала ее, как губка, будто пила и не могла насытиться. Стараясь не испачкаться в крови, Пратап приподнял тело и выдернул из-под него мушкет, сорвал с пояса патронташ и пороховницу. Теперь у него было оружие, с которым можно воевать, и вдосталь пуль и пороха. Впрочем, он не обольщался: с целым взводом опытных вояк в одиночку не справиться, а городская стража в лучшем случае не вмешается. А могут решить, что голова не в меру ретивого вояки стоит дешевле международного скандала и новой войны. Что с ним сделают темесцы, Пратап не знал, но проверять на своей шкуре не хотелось.
Тянулось время, Пратап терпеливо ждал, темесцы на улице не решались штурмовать. Амрита успела зарядить пистоль и, отдав его Пратапу, отправилась посмотреть, куда ведет переулок. Пратап уже прикидывал, не отправиться ли вслед за женой, когда одному из темесцев, видимо, наскучило ждать. Помня, что у противника тальвар, темесец обмотал руку плащом (если нет щита, помогает) и осторожно двинулся вглубь переулка. Сзади его страховали двое северян с мушкетами.
Пратап высунулся из-за угла совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы грохнул один из мушкетов. Брызнула облачком пыли саманная стена: пуля прошила угол и пронеслась над самой головой воина. «А стену-то пробивает! Надо бы чуть отодвинуться…» Он вжался спиной в пыльную стену, нацелив мушкет туда, где должен появиться противник.
Темесцы тоже поняли, что стена не столь прочна, как кажется. Гулко громыхнули сразу несколько выстрелов, потом еще залп, затем уже не так стройно в стену впились еще несколько пуль. Саманная кладка дрогнула, из стены выстрелили фонтанчики пыли, будто по волшебству, в ней появились дырки, в некоторые можно засунуть палец. Пратапу оставалось лишь вжиматься в обшарпанную стену и молить всех Богов разом, а особенно победителя демонов Аргхелаи, чтобы темесцы и дальше стреляли по углу, не пытаясь целить правее. Пули дырявили и дырявили спекшуюся глину, с визгом уносились во тьму переулка, рвали крытые пальмовыми листьями крыши… Темесцы явно не видели его — и вполне допускали, что он проник в один из домов и спрятался под крышу.
