— Ничего нет… — Хрипло протягиваю я.
Итан коротко кивает, подтверждая мои слова.
— А… — Слова застревают в горле, и я боюсь задать этот вопрос. Видел ли кто-нибудь то, что происходило сейчас? Видел ли кто-то, как Итан прикасался ко мне? Оглядываюсь, подняв глаза к потолку, и ищу записывающие устройства.
— В этой части лаборатории нет камер.
Эванс следит за моим взглядом, будто пытается и себя убедить в этом.
— Почему?
— Потому что то, над чем я работаю, не должно быть в общем доступе. В отличии от нейтральных отсеков. В криоотсеке и общем зале камеры установлены для безопасности.
Для безопасности… Конечно. Именно поэтому в момент, когда так необходима информация, на видео ничего нет.
— Ты не лгала мне тогда… — Эванс качнул головой, вспоминая о первой встрече.
Он привычным жестом запускает пальцы в волосы, приглаживая непослушные пряди, и проходит по лаборатории, явно раздумывая над чем-то.
— Эшли, подумай, кому и зачем необходимо избавиться от тебя?
Его взгляд обеспокоенный, а ладони сжаты в кулаки. Я же просто не знаю, что ответить на этот вопрос. Кто это мог быть и зачем? Пожимаю плечами, явно не понимая мотивов того, кто это делает.
— Не знаю… — В этот раз голос звучит чуть лучше, а связки не настолько напряжены. Видимо, стимуляторы действуют.
— Подумай, были ли ещё подобные случаи?
Сначала я хотела отрицательно покачать головой, но перед глазами вдруг возникла картинка из центра обеспечения и уведомление, намеренно удаленное кем-то. А следом за этим воспоминание подбрасывает другой кадр: я впервые пробую кофе. Тот незабываемый раз. Во время моей работы на уровне "J". А после этого — головокружение и слабость, которые я тут же списываю на действие напитка. Именно тогда я случайно удалила необходимые файлы в системе, что послужило поводом для санкций и очередным приводом к чип-контролю. Я рассказываю об этом Эвансу. Голос срывается на хрип в определенные моменты, а мысли кажутся бредовыми. Но ровно до того момента, как я упоминаю о напитке.
— Стой! Ты хочешь сказать, что это случилось после того, как ты выпила кофе?
Итан делает ещё несколько широких шагов вдоль кушетки и столов с реактивами. А я неуверенно киваю. Наверняка он сочтет это глупостью.
Но Эванс смотрит слишком серьёзно.
— Дело в том, что подобное было и со мной…
Глядя на изменившееся выражение лица мужчины понимаю, что эти воспоминания для него не самые приятные. И какое-то время Итану необходимо, чтобы собраться с мыслями. Терпеливо ожидаю рассказа, пока холодные радужки пронизывают помещение, проходят по всем поверхностям и, остановившись на мне, чуть теплеют.
— Это произошло после очередного чип-контроля. Я не сразу работал в лаборатории. Первый год после обучения я был простым работником в шахтах вентиляции. Именно туда определило меня первое распределение, даже несмотря на дополнительное обучение и образование. Там же я получил свои первые метки в личном деле. Меня злила и возмущала эта несправедливость. Ведь я всю сознательную жизнь посвятил науке. Конечно, потом меня всё-таки определили в лабораторию. И то… На самый верхний уровень младшим сотрудником. Но я был рад и этому, потому что выбрался из этих пыльных систем, где абсолютно нечем дышать. В шахтах не работают долго, ведь год проходит за пять. И, проработав там пару лет, тебе ничего не остается, кроме как добровольно утилизировать больное тело. Уровень радиации в том месте зашкаливает, а смены длятся по двадцать часов. Когда я попал сюда, в чистые, практически стерильные помещения, я был счастлив. Но в первый же день работы, получив пай, почувствовал себя плохо. Состояние ухудшалось очень быстро. Слабость, головокружение и появившиеся язвы во рту, которые потом заживали долгие месяцы. Организм медленно разьедало изнутри, и я не мог понять причину. В санчасти развели руками и предложили назначить комплексное обследование. Через месяц. При том, что хуже мне становилось с каждым часом. Спасли меня только знания и новая работа. Среди сывороток я нашел антидот к ядам, и решил, что в принципе хуже уже не станет. И действительно, мне полегчало. А через несколько дней симптомы и вовсе сошли на нет. Но… Это послужило тем самым началом. Стресс, который получил организм, запустил целую цепочку процессов, и это привело к появлению симптомов аллергии. Позже я сам стал искать информацию, сделал несколько анализов. Оказалось, что в крови были повышены антитела. Я долгое время не мог найти ответ, как это произошло. Но теперь понял…
Итан потёр лицо руками и повернулся к изображению, ещё несколько раз промотав момент записи, где не было ничего.
— Итан, как думаешь, что это значит?
Его взгляд скользнул по моему лицу, ниже, прочерчивая невидимые линии по груди, и остановился на моих кистях. Я нервно сжимала пальцы.
— Это значит, что мы мешаем кому-то, Эшли. И этот кто-то очень хочет избавиться от таких неугодных системе объектов.
Эту ночь я почти не спала. Стоило мне только закрыть глаза, и страх снова наполнял меня до предела, подбрасывая картинки чудовищных вариантов моей гибели. Несколько раз я с криком вскакивала в холодном поту. А потом лежала не смыкая глаз, пока истощенный организм не отключался от перенапряжения. Находиться одной в комнате жилого отсека казалось просто испытанием. Меня не покидала мысль о том, что стоит только закрыть глаза, и кто-то войдёт в мою комнату и предпримет новую попытку убить меня. Перед глазами то и дело всплывали картинки из криокамеры. Я куталась в одеяло, стараясь отогнать прохладу, и с ужасом представляла, как моё промерзшее тело нашли бы потом на полу холодильной камеры.
Сон пришел под утро, когда среди ужасных картинок появилась одна единственная, успокаивающая сознание: голубые проницательные глаза и теплое прикосновение рук. Прикрыв глаза, я провела пальцами по щеке, представляя, что это делает он. И только после этого смогла расслабиться и уснуть.
Меня разбудил звук системы оповещения, и я быстро собралась на смену. Бросив взгляд в зеркало отметила, что бессонная ночь не прошла бесследно. Завязав на скорую руку привычный хвост, я покинула жилой отсек. Эта ночь выдалась тяжёлой, и даже в собственной комнате я теперь не чувствовала себя в безопасности.
— Доброе утро, объект.
Итан сдержанно поздоровался со мной, пока мы проходили пост охраны. Но стоило нам только войти в лифт, я почувствовала, как к моей руке прикасаются его пальцы. Даже через перчатки я ощутила тепло, которое расползалось вверх от кисти и бежало по всему телу.
— Как чувствуешь себя, Эш?
Эти нотки волнения в голосе и крепкие пальцы, которые рисуют тайные схемы на моей ладони — всё это было так необычно. Странно.
— Всё в порядке.
Итан повернулся ко мне, внимательно вглядываясь в моё лицо.
— Выглядишь уставшей.
— Плохо спала.
Эванс покачал головой и вошёл в лабораторию, как только дверцы лифта открылись. Мы быстро миновали общий блок и прошли туда, где были вчера.
— Твой список, Эшли.
Я пробежала глазами по строчкам задач на сегодня, нахмурив брови. Всё это должно занять не более получаса. Вопросительно взглянув в голубые глаза, заметила, как в них загорелось что-то новое.
— Но здесь мало для смены…
— Достаточно, чтобы осталось время для внесистемной работы.
Растерянно приподнимаю брови, не совсем понимая о чем он говорит. Но вопрос не успевает сорваться с моих губ, потому что Итан делает шаг ко мне, легко касаясь моей щеки. Так же, как вчера… Нежно.
— Я теперь постоянно думаю о тебе, Эшли. Мне хочется прикасаться к тебе. Даже после рабочей смены мои мысли то и дело воссоздают твой образ.
Говорит шепотом, а по моему телу бегут мурашки, проходя теплой водой вдоль позвоночника вниз.
— Когда я увидел тебя вчера, там, в криокамере… Замерзшую и без сознания — очень испугался. Я не могу объяснить этого, но я боюсь потерять единственного человека в этом мире, похожего на меня. И если кто-то хочет нас уничтожить — то необходимо найти этому объяснение.
