крестьянской жизни, я понял, что так и не решил, бежать мне от преследователей или наоборот залечь на дно. Как бы там ни было, но день уже начался, и надо было поторапливаться.
После не хитрых водных процедур у деревянной бочки, я подошёл к поручику и напомнил ему про карту и наш уговор. Тот не стал делать вид, что готовился к этому разговору, наверное, поэтому речь его показалась мне сбивчивой. В довольно размытых формулировках он попытался объяснить, что документы по всей форме он мне выписать не сможет, но после окончания экспедиции составит рапорт и подаст прошение коменданту Самары полковнику Ватулину, а ещё бы лучше повременить до Казани, и уж там губернатор точно не откажет.
Судя по тому, что господин Семихватов, губернатор Казанский, упоминался то как «светлость», то как «превосходительство», надо полагать, являлся одновременно и князем, и генералом. Получалось, что документов у меня не будет ещё долго. А что с одеждой?
- Андрей Иваныч, - начал поручик. – Я вот смотрю на Ваше платье и диву даюсь, как всё толково придумано и ладно подогнано, да и сукно не в пример нашему, не иначе европейские мастера шили?
- Ну, есть такое дело, - я не стал его разочаровывать.
- И в походе удобное?
- Не без того.
- Так отчего ж Вы его переменить-то хотите, раз удобно?
- Да оттого, дражайший Роман Елизарович, что именно в походе удобное, а в обычной жизни… - я не нашёл подходящего слова и решил использовать другой аргумент: - Да сколько ж можно в одной одежде бессменно ходить, его и постирать надо, и поберечь.
Наверное, последний пункт показался поручику самым убедительным и он согласился:
- Так и быть, подыщем чего-нибудь. А то давайте до Красного Яра повременим, село поболе этого будет. Чай и лавка какая найдётся.
Пришлось напомнить господину поручику, что согласия участвовать в его походе я всё же ещё не дал, а раз так, то давайте следующим образом: утром стулья – вечером деньги, но деньги вперёд.
- Деньги? Какие деньги? – не Старинов, ну, ещё бы, он ведь «12 стульев» не смотрел и даже не читал. – Мы с Вами про деньги не говорили.
- Так давайте поговорим. Вы же документами меня снабдить не можете, тогда хоть денег дайте.
Уж не знаю, чем именно поручик был раздосадован больше, тем, что я с ним на эту его съёмку не поеду, или тем, что оказался весьма даже меркантильным типом и возжелал презренного металла за не очень полезную карту, но он тут же погрузился в тяжкие раздумья.
- И сколько Вы за сею карту денег желаете выручить? – поинтересовался он голосом, в котором присутствовало и благородство дворянина, презирающего деньги, и само презрение к людям алчущих их.
- Как сколько?! – я и сам не знал ответа на этот вопрос, поэтому подошёл к делу серьёзно: – Сто тыщ мильёнов! Дешевле никак не могу, сударь. Никак! Хоть режьте, хоть стреляйте.
Шутка позабавила Старинова:
- Ну, а всё же? – улыбаясь спросил он.
Я задумался: с одной стороны, цен здешних я не знал, а с другой, я понятия не имел, насколько ценна может оказаться эта карта, стоящая копейки в нашем мире и существующая в этом в единственном экземпляре. И тут мне показалось, что я нашёл выход:
- Чтоб на пару недель хватило.
Теперь озадачился поручик:
- С Вашей любовью к азартным играм? Вы ведь должно быть, таким образом, и лишились большей части своего имущества? – и он упёр немигающий взгляд мне в глаза.
Что тут скажешь? Сам виноват: «Выиграл, выиграл!», только выиграл-то не шибко нужные вещи, зато необходимые проиграл. А куда ж они ещё могли деться?!
- Как я лишился своего имущества, Роман Елизарыч, я, возможно, Вам как-нибудь расскажу. Когда мы с Вами больше доверять друг другу станем. А пока Вы вольны думать, что Вам в голову взбредёт! – и я сделал оскорблённое лицо.
Препирательства наши прервало появление Данилыча:
- Вашброть, беда, - сказал он это каким-то безразличным тоном, проинформировал и всё, в известность поставил.
Мы с поручиком оба насторожились. Понятное дело, у каждого были свои причины беспокоиться.
- Что стряслось, Данилыч? – осведомился у подчинённого поручик.
- Лихие людишки в Балабановке обоз перебили.
Вот оно, началось! Валить уже надо! Щас дослушаю, что им известно, и свалю. Лишь бы этих валить не пришлось.
- Далеко отсюда? – спросил поручик.
- Отсюда вёрст, почитай, тридцать будет. Да кабы не все сорок.
- В какую сторону? – поручик превратился в настоящего командира.
- А почитай чуток через неё не пройдём.
- Что за обоз? Сильно перебили?
- Дык, эта… ехали они малой ватажкой с Милютовки, да в засаду попали, трое токмо и ушли. А коды с подмогой вернулись, тут их уже почитай всех… - Данилыч сокрушённо махнул рукой.
Так, это уже что-то новое. Засада – это, положим, про меня, а вот подмога… Никакой подмоги не было. Или он что-то путает, или…
- Откуда известно? – коротко спросил поручик.
- Дык эта… гонца в Самару за подмогой послали.
- Из Самары пришла подмога, и её перебили?! - не поверил Старинов.
- Да нет, - махнул рукой старый сержант. – Не самарских, а тех, что с Милютовки, их перебили.
Поручик помотал головой:
- Давай-ка, братец, сначала, а то я что-то ничегошеньки не понял.
Данилыч глубоко вздохнув, стал пересказывать заново:
- Значь так, мужички Милютовские по своей надобности в Балабановку ездили, а на обратном пути, стало быть, в засаду-то и угодили. Трое спаслись на телеге, да и к себе в Милютовку, лошадёнку насмерть загнали. Собрали ватажку десятка в два, да и на выручку, а токма в саму западню… тама их в акурат с полсотни злодеев и дожидалось.
- И что? Никто не выжил? – с надеждой спросил я.
- Ну, один-то утёк верхами. Прискакал в Балабановку чуть живой, токма изранитый весь, говорит, тех-то всех порешили. Ну, они, стал быть, гонца-то в Самару и снарядили, чтоб, значица, войско прислали, лихоимцев ловить. Гонец-то вчерась, попожжее нас прибыл, да уж и заночевал. А щас-ту в Самару помчалси.
- А этот, который спасся, он что говорит, кто на них напал? – спросил поручик.
- А ничё он не говорит. Помер он. Не сдюжил.
Это в корне меняет всё дело: с одной стороны, гоняются
