Майдас дернулся было, чтобы подняться навстречу искусительнице, но Ларисса прильнула к нему и прощебетала, что его любимая доченька таки жива-здорова и вернулась к своему обожаемому папочке и будет рядом с ним, чтобы поставить его на ноги, а чего он вообще хочет, только пусть скажет, она все-все для него сделает.
– Доченька, да ты холодная совсем. Ледяная!
Ларисса тотчас, будто ее ошпарили кипятком, отстранилась от Майдаса.
– Перемерзла в пути? Какой мороз был, какая зима… Ты бы погрелась на пепелище бы, у угольков. – Услышав это, Траст хмыкнул, и блондинка наградила его леденящим взглядом. – Но чуть позже, доченька. Сначала метнись-ка в дом, принеси средство наше для дорогих гостей.
– Так оно ж для дорогих…
Оценив намек будущей падчерицы, мама Траста хохотнула. А когда она хохотала, ее сыну неизменно хотелось заткнуть уши, чтобы не оглохнуть. Этот раз не стал исключением.
Вновь побагровев, Майдас наградил дочь грозным взглядом:
– Крюк тебе в хребет, дрянь ты эдакая! Перечить мне вздумала?!
Фыркнув, Ларисса с места запрыгнула на порог дома на сваях, преодолев при этом с десяток мер.
– Ну, точно саранча. – Мамочка Траста покачала головой, когда девчонка скрылась в доме. – Са-ран-ча.
– Мама, ну что ты такое говоришь? – вступился за подругу Траст.
Звонко, едва не сломав челюсть, в щеку ему врезалась родительская ладонь, а последовавший подзатыльник едва не лишил сознания. Хорошо, Ларисса этого не видела. Да, она все-все чувствует, что и он, но…
– Что ты здесь делаешь, мама? – Он, великий могучий некромант, круче которого нет на всех Разведанных Территориях, а то и на всей планете, потер ладонью ушибленную щеку. – Как ты здесь очутилась?
Солнце почти зашло, лишь самый его краешек цеплялся из последних сил за горизонт, вдруг передумав переваливаться за край. Кое-где на пожарищах под толстым слоем пепла тлели стволы срубов, мерцая розовым, а когда ветер дул сильнее, то и раскаляясь до красного.
Оттолкнувшись от порога дома, Ларисса спрыгнула на землю и, избегая смотреть Трасту в глаза, протянула ему тыковку-кувшинчик.
– Давай, толстый, намажь себе под носом.
Кончиком пальца Траст аккуратно зачерпнул из кувшинчика прохладного и вязкого, как воск, вещества и провел пальцем у себя под носом, как велела Ларисса. В тот же миг улетучился смрад погибшего рыбацкого поселка. Теперь, куда бы Траст ни повернул голову, как бы ни поставил нос по ветру, все вокруг благоухало речной мятой, растущей только на берегу Кипяточки в паре сотен мер ниже по течению от Щукарей и больше нигде, о чем Траст, сам того не желая, узнал от Лариссы.
– Издревле рыбаки делают… делали эту мазь для гостей, которым непривычны ароматы нашего поселка. А еще этой мазью можно кое-кого прогнать подальше, чтоб и духу его тут не было… – Майдас жестом предложил матери Траста повторить то же, что сделал ее сын, то есть воспользоваться пахучим веществом из кувшинчика. – Красавица, позволь узнать твое имя?
– Меня зовут госпожа Миррайя. Но ты, уважаемый, можешь звать меня просто «моя госпожа». А это моя будущая невестка. Ее зовут… э-э… – госпожа Миррайя обернулась к своей спутнице, все еще не рискнувшей покинуть сиденье повозки. – Как тебя зовут?
– Меня зовут…
– Впрочем, не важно. Как мне звать тебя, уважаемый?
– Майдас. Просто Майдас, – чуть помолчав, отец Лариссы добавил: – Моя госпожа.
И улыбнулся, продемонстрировав крупные желтые зубы без единой дырки и даже без единого пятнышка. Похоже, игра в «мою госпожу» понравилась старому немощному рыбаку. Или не так уж он стар и болезнь его скоро отпустит? Что ж, в таком случае очередной бедолага попался в капкан мамочки. Траст крепко-крепко зажмурился и застонал. Он видел подобные брачные игрища не единожды. Протяжно вздохнув, он мысленно пожелал удачи Майдасу. Тому она о-о-очень понадобится.
Ужимки и стоны Траста не понравились его матери. Она нахмурилась, ее кожаная куртка заскрипела в плечах.
– Сын мой, долгие месяцы изнывавшая под твоим тяжким бременем и родившая тебя в муках, я тебе настолько безразлична, что тебе совсем неинтересно, какой тяжелый путь мне пришлось проделать и какие тяжкие испытания перенести?!
Траст постарался придать своему лицу выражение искренней заинтересованности. Получилось не очень убедительно, но на большее он был не способен.
– И какой же путь и какие испытания, мама?
– Ну, во-первых…
Траст вновь не смог сдержать протяжного вздоха – и на этот раз увернулся от пощечины, однако увесистый подзатыльник его все-таки настиг. В глазах вспыхнула россыпь мелких звездочек и совсем уж крупных созвездий.
* * *
Избавившись от повязок на глазах, от затычек в носу и ушах, строй замер, строй не шевелится. Ни вдоха, ни выдоха, ни удара сердца, ни одна мигательная перепонка не прикрывает зрачок. Пахнет жженым пластиком и старым машинным маслом. Строй состоит из подтянутых и мускулистых наследников, молодых еще, но уже опытных воинов, на счету у каждого десятки успешных боевых операций в землях чистяков. Тут и рептилусы, и пиросы, и тайгеры, и все они, несмотря на крылья, хвосты с шипами на концах и голубую кожу, похожи друг на друга как родные братья. И это родство вовсе не телесное, это родство мыслей и характеров, знаний и навыков, обретенных с помощью активаторов.
Один только выделяется в строю, лишь один не такой, как все.
Взгляд Саламана сразу упирается в этого отщепенца, хотя тот, подобно прочим, замер по стойке смирно, и ни один мускул не дрожит на его поросшей полосатым мехом роже. Но что-то неправильное все же есть во всей его фигуре, какая-то естественная для него – и немыслимая для остальных наследников – непокорность тому, кто выше по званию. И непокорность эту не вытравить ни разархивированными уставами, ни издевательской муштрой на плацу. Майор Мазарид – так зовут отщепенца. Именно ему поручено разыскать членов группы генерала Бареса и доставить их в Минаполис. Саламан смотрит в кошачьи глаза майора и чувствует, как на лысине выступают капли пота, как скользят они по вискам и лбу.
Вентиляция гудит уверенно протяжно, иногда все же захлебываясь и срываясь в старческий кашель с мелким дребезжанием оцинкованных труб-воздуховодов, прямоугольных в сечении и подвешенных на бетонных стенах хомутами на шпильках. Системе подачи и фильтрации воздуха перевалило за тысячу годков, но она все еще прилежно, без существенных сбоев служит наследникам, опустившимся в подземелье под Полусферой на десять уровней ниже Инкубатора. Нередко встречающиеся свищи в заклепках и сварочных швах, а также отрывы целых секторов из-за проржавевшего у основания крепежа не в счет, кто обращает внимание на такие мелочи?.. Пол под ногами Саламана излучает зеленоватый мягкий свет, каждый десятый уровень стеллажей тоже.