Капитан терпеливо внимал, чуть склонив голову набок, и время от времени удовлетворенно кивал — как учитель, слушающий вызубренный ответ ученика. Стряхнул наросшую на кончике сигареты пепельную «колбаску», сказал:
— Ну, да, складно рассказываешь. Конечно, незаконное хранение артефактов — это не вынос их из Зоны и даже не сбыт. То есть не уголовщина, а всего лишь административное правонарушение. Будь я сталкером — такую же историю слепил бы, только более правдоподобную. Нет, не спорю — очень даже может быть. Здесь все промышляют этим дерьмом из Зоны. Не поверишь: однажды бойцы в детской песочнице «пустышку» откопали — так от нее фонило, как от атомной бомбы, квартал эвакуировать пришлось… Давай лучше о другом поговорим. Кто ты такой и откуда взялся?
— Документы там остались… — промямлил Бука, неопределенно махнув рукой.
— Это бывает, — согласился капитан. — Но есть у тебя фамилия, имя отчество? Как тебя звать? Где родился, учился? Кто может подтвердить твою личность, пока документы не восстановят, а?
«Началось», — мрачно подумал Бука. К столь подробному допросу он не был готов. Выложить сразу, кто он есть на самом деле, — так это будет звучать еще большим враньем, чем начни он выдумывать себе на ходу новую биографию. Да и что он может выдумать — никогда не бывавший в этом огромном мире за пределами Периметра? Все, что он знал о жизни вне Зоны, складывалось из странных рассказов Дока, где правда смешивалась со сказкой, да из бессвязных баек сталкеров, у которых, как известно, язык развязывается только «под мухой». Но главное даже не в этом.
Ему не то чтобы выдумывать себе фальшивую биографию нельзя — правду сказать было бы еще хуже. Потому как награды за его несчастную голову никто не отменял. Пусть даже затихла давняя история с Маревом, пусть даже Хозяева (если это действительно были они) сняли заказ. Но кто может поручиться, что здесь, за пределами Зоны, об этом знают? В конце концов, охоту инициировали где-то здесь, в «Большом мире», в котором он так стремился раствориться. Так что по-любому выходило, что лучшее решение — не говорить вообще ничего.
— Ну? — снова произнес капитан и нетерпеливо постучал по краю стола тяжелой авторучкой. — Фамилия, имя, отчество!
— Вообще, у меня проблема, — как можно жалостливее, сказал Бука. — У меня вроде как память отшибло…
— Вот как? — сочувственно сказал капитан. — Амнезия?
— Налет был, — несколько оживился Бука. — Как вокруг мутанты полезли, так тут же со всех сторон — самолеты, бомбы… А потом так жахнуло, что не знаю, как вообще уцелел. Помню только, как из канавы вылез, как на блокпост вышел. А вот то, что вы сейчас спросили, — так это все будто из головы вышибли… — Бука принял задумчивый вид, напряженно наморщил лоб. — Нет, ничего про себя не помню. Даже не знаю, что делать…
— Даже как зовут, не помнишь? — нахмурившись, произнес майор.
— Ага… — Бука виновато потупился, шмыгнул носом.
В кабинете повисла тяжелая пауза. Было слышно, как за окном рокочут моторы и кто-то громко отдает приказы. Капитан некоторое время разглядывал задержанного, продолжая выстукивать по столу какой-то неторопливый ритм. Затем заговорил негромко:
— Слушай, парень, я ведь с тобой пока без протокола говорю. Здесь тебе не «ментовка», так что я могу и без бумажек. А могу и по-другому, и поверь: этот разговор тебе не понравится. Не знаю, что ты там вбил себе в голову, но одно могу утверждать наверняка: ты уже по уши в дерьме и все норовишь зарыться поглубже. Ну к чему все это вранье? Ей-богу, ты ведь и врать-то толком не умеешь.
— Я не вру, — упрямо сказал Бука. — Я и вправду не помню, кто я такой и откуда.
Он уже понимал, что «поплыл». И только теперь до него стало доходить, отчего сталкеры так боятся попадать в эту проклятую комендатуру. Было во всем этом что-то бездушное, непробиваемое, совершенно безнадежное. Любую аномалию можно обмануть, обойти, от мутанта — отстреляться или убежать. Но сейчас Буке казалось, что он увяз, будто в трясине, и нет из этого болота никакого выхода. Потому что в этом мире работают другие законы: судьбу человека здесь могут решить невидимые и неосязаемые вещи, вроде имени, даты и места рождения, службы, учебы, набора других данных, которые, будучи изложены на бумаге и придавлены печатью, приобретают такую пробивную силу, по сравнению с которой РПГ — полное барахло. Все это было слишком сложно, слишком тяжело для уставшего от впечатлений парня из-за Периметра. Бука ощутил, как по щеке стекают капельки пота.
— Ну что, будем говорить или продолжим ваньку валять? — поинтересовался капитан каким-то новым тоном.
Бука промямлил было что-то в ответ, но тут случилось нечто совершенно неожиданное: капитан резко поднялся, стремительно приблизился к задержанному, на ходу расстегивая на ремне кобуру, хищно завис над ним и вдруг заорал надсадным, замогильным голосом:
— Ты будешь колоться, гнида?! Будешь говорить, падла?! Фамилия, имя, отчество — быстро! Убью, сука!!!
В этот момент Бука испытал самый настоящий ужас. Не от крика, и даже не от ощущения уткнувшегося в шею холодного пистолетного ствола. Он даже не представлял, как это возможно — как этот, вполне приятный в общении офицер так быстро потеряет человеческий облик, превратившись в совершенно невообразимого упыря. Даже показалось на миг, что в кабинете потемнело.
Бука застыл, глядя на капитана снизу вверх выпученными от изумления глазами, и даже мощная, умело отвешенная затрещина не привела его в чувство. Со следующим ударом он полетел со стула, болезненно ударившись о батарею, попятился, не отрывая взгляда от надвигавшегося на него капитана. Бледное лицо того налилось краской, сделавшись пунцовым, и еще больше осунулось. Казалось, сейчас он вцепится подозреваемому в глотку и начнет рвать из него куски мяса…
Дверь распахнулась и показалось озабоченное лицо дежурного:
— Все в порядке? — быстро спросил лейтенант.
— Нормально, — мгновенно вернув себе расслабленное и вполне человеческое выражение лица, сказал капитан. — Видишь, подозреваемый со стула свалился. Устал, говорит, очень — хабар через Периметр тащить утомился.
— А-а… — с пониманием оскалился лейтенант. — Тогда ладно.
И прикрыл за собой дверь. Капитан вернулся за стол, закурил. Окликнул застывшего на полу Буку:
— Эй, хорош валяться, не на пляже. Садись!
Все еще толком не придя в себя, Бука медленно поднялся. Он не отводил взгляда от капитана, от которого теперь ожидал чего угодно. Стало еще понятнее, отчего сталкеры ненавидят это место: у его хозяев отсутствуют какие бы то ни было барьеры поведения, и при этом они обладают полной безнаказанностью. Там, в Зоне, он имел бы целый ряд вариантов действий в подобной ситуации: договориться «по понятиям», удрать, дать этому психу «в табло», пристрелить или легонько подтолкнуть к случайно подвернувшейся аномалии. Но в чужеродном, замкнутом пространстве комендатуры с толстыми крашеными решетками на окнах, с вооруженными дежурными в коридоре и постами на входах и выходах он ощутил вдруг свою полную беспомощность и ничтожность. Наверное, это было одним из первых уроков «Большого мира», который словно желал ткнуть его в один-единственный факт: в этом мире ты никто. Песчинка.
