– Вас тоже использовали, – сказал сержант. – Но по крайней мере, вы не рисковали жизнью. А они… – Он кивнул на мониторы.
– Я только выполнял приказ, – еще тише сказал пилот.
– Мы все только и делаем, что выполняем приказы, – ответил сержант. – И не задумываемся, кто их отдает. Пришла пора в этом разобраться…
Штрафники возвращались на корабль.
Бригадир Дизель, оставив свой отряд в коридоре, отчитался перед сержантом:
– Сэр, десять киберов размещены в трюме!
Потом и Гнутый доложил о проделанной работе:
– В третьем шлюзе находится шесть яиц экстерров!
– Третий шлюз воздухом не наполнять, – приказал сержант пилотам. – Яйца должны открыться на Земле, не раньше.
– Пять минут до старта, – объявил первый пилот. – Немедленно займите свои места в отсеках, приготовьтесь к перегрузке.
– Выполняйте! – подтвердил команду сержант Хэллер.
Сам он остался на месте.
Марс вздрогнул от удара радиоактивного пламени.
Взметнулись тучи пыли, растеклись, разбежались во все стороны, до самого горизонта. По земле, словно живые, запрыгали раскаленные камни. Песок запузырился, превращаясь в лужи.
Огромная черная скала чуть качнулась. Медленно приподнялась, опираясь на ревущее пламя. И поползла из рыжего облака вверх, к темному небу…
«Ковчег» покидал Марс.
18.09.2068
Опять невесомость. Космос. И неизвестность.
Верное ли решение мы приняли? В наших ли силах что-то изменить?
«Ковчег» доставит нас на Землю. Туда, где спрятался враг.
Майк утверждает, что в Неваде расположен некий Центр, и если мы его захватим, то сумеем остановить вторжение экстерров.
А если Майк ошибается?
Что, если уничтожив Центр в Неваде, мы ничего не добьемся?
Мне кажется, что наша главная задача – показать миру лицо врага.
Как это сделать?
Как убедить людей, что среди них прячутся нелюди?
Как доказать, что пришельцы давно на Земле, а в космосе – лишь их орудия?..
Я почти уверен, что только там, куда мы направляемся, можно будет найти ответы на все вопросы. Только там можно будет заставить врага открыться.
Мы летим на Землю. В Неваду.
Другого пути у нас нет.
Доктор пришел.
Все купались в воздухе, отталкивались от стен, от потолка, друг от друга, кувыркались, парили, летали.
А доктор пришел.
Его магнитные башмаки не давали ему оторваться от пола.
– Здравствуйте, – сказал он, шагнув в отсек, и вымученно улыбнулся.
– Привет, док! – крикнул Гнутый, пытаясь опуститься на один уровень с ним.
– Попрошу вас занять свои места, – за вежливостью доктора скрывался страх. – Я должен приготовить вас к полету.
– Опять нирвана? – спросил Рыжий. – Не хочу!
– Это необходимо. Полет продлится почти полтора месяца.
– Перетерпим.
– Но так нельзя… – доктор боялся возражать. – У нас просто не хватит воды и провизии, если все будут бодрствовать…
– Как-нибудь обойдемся. Полтора месяца – небольшой срок.
– Эй, док, слышите меня? – разнесся по отсеку голос сержанта Хэллера, искаженный динамиком внутренней громкоговорящей связи.
– Да, слышу вас хорошо, – доктор вытянул шею.
– Рыжего и Гнутого, пожалуй, действительно стоит оставить в сознании. Мне нужны люди.
– Как скажете.
– А как же я? – Шайтан подплыл к глазку камеры, заглянул в него, словно надеялся увидеть там лицо сержанта.
– Ты пока отдохни пару недель, а там посмотрим.
– Я тоже хотел бы жить во время полета, сэр, – сказал Павел, – а не лежать бесчувственным трупом.
– Бездельники на борту не нужны, – сказал сержант, – от безделья сходят с ума.
– Но я бы нашел себе занятие, – Павел еще пытался спорить.
– Ты слишком много думаешь, Писатель, – сержант принял решение, и не собирался его менять. – И поэтому ты можешь свихнуться. Мне не нужны безумцы на корабле.
– Но, сэр!..
– Отставить пререкаться! Выполнять приказания доктора!
– Да, сэр…
Павел первым занял свое кресло, сам застегнул несколько ремней.
«Возможно, – подумал он, – это и к лучшему. Полтора месяца пройдут как одна ночь. Сейчас закрою глаза, а когда открою, буду уже на Земле».
Игла ужалила его в сгиб локтя.
– Если хоть один из моих бойцов не проснется, я лично придушу вас, док, – сержант Хэллер был почти ласков.
– Вы должны понимать, – голос доктора дрожал, – что не все зависит от меня.
– Не торгуйтесь, док, – сказал Рыжий, – сержант этого не любит.
Павел почувствовал, что на его тело вешают какие-то штуковины. Ощущение было неприятное – будто холодные липкие пиявки присасывались к коже. Он хотел было открыть глаза, но веки словно склеились. Попробовал шевельнуться – не сумел. Попытался крикнуть – не смог.
Голоса отдалялись:
– Как там раненные, док?
– Хорошо.
– На этот раз вы без помощника.
– Медицинский персонал находится в ячейках. Ваш сержант захватил корабль, когда все были готовы к перелету…
Слушать голоса стало неинтересно. Перед глазами кружилась пестрая многоцветная метель – какие-то хлопья, искры, пушинки, монетки, звезды – целые галактики. Звучала бравурная музыка. Павлу казалось, что он летит, подхваченный ветром, в самое сердце звездной бури. Порой он натыкался на что-то, или что-то натыкалось на него, тогда движение замедлялось, музыка делалась тише, голоса вдруг приближались, и буря чуть успокаивалась. Но потом все начиналось сначала: мельтешение ярких пятен, мелодичный грохот. Все быстрее и быстрее несся Павел сквозь бурю.
«Это время», – понял он.
А через мгновение метель разметала его сознание.
«Ковчег» направлялся к Земле.
Двенадцать человек на его борту занимались делом. Пилоты, выведя корабль на курс, отслеживали показания сотен приборов, уточняли параметры траектории, контролировали действия автоматики. Инженеры следили за состоянием многочисленных систем «Ковчега». Единственный связист точно в заданное время сообщал на Землю, что все в порядке, задержка была связана с неполадками реактора, поэтому пришлось сесть на Марс, но ремонт прошел успешно… Каждое слово вместе с ним проговаривал сержант Хэллер. Ствол пистолета упирался связисту в затылок.
У доктора тоже хватало дел. Он очень внимательно следил за состоянием коматозников, зная, что от их жизней зависит и его жизнь.
Майк-Робинзон все свое время проводил возле плененных киберов. Он пытался их немного переделать, перепрограммировать. Перевоспитать – так говорил он сам. Насколько успешны были его попытки, сержант Хэллер не знал. Его это мало беспокоило, поскольку в данном случае он ни на что не мог повлиять.