— Я знаю.
Еще три… о, даже четыре отыгранные ложки борща.
— Что ты знаешь?! — на сей раз говоривший даже и не пытался скрыть растерянность.
— Я знаю, — спокойно сказал Швейцарец, — что офицер Ордена не станет беспокоить меня во время обеда по личной инициативе. Он может решиться на это лишь по приказу высшего командования. Так же я знаю, что иерархи Храма не захотят поручать мне охоту на мух в казарменных сортирах.
«А если ты и дальше будешь мешать мне есть, — мысленно закончил он, — то я перестану считать тебя и твой Храм забавными. В очередной раз признав правоту Старика».
Старик храмовников не любил и на периодические шутки Швейцарца насчет «помеси «Легенды об Айвенго», кендо, ушу, эсэс, бусидо, толики китайской философии, пары дурацких религиозных, и не только, идей и большого количества казармы» мрачнел, а порой и огрызался. Помесь, впрочем, и в самом деле была на удивление жизнеспособна, росла вверх, вглубь и вширь, давала побеги и плоды… кровавые по большей части — но заставить себя воспринять всерьез организацию, пророчествующую, помимо остального, скорый конец огнестрельного оружия, Швейцарец не мог. Да, конечно, какое–то рациональное зерно в их бреднях есть, усмехался он — рано или поздно даже кажущиеся нам сейчас бесконечными запасы советских патронов исчерпаются. Хотя, Старик, ты сам говорил, что даже с учетом «протухания» по срокам хранения нашим жалким ошметкам человечества этих мобзапасов для Большой Войны хватит еще не на один десяток лет перестрелок… с мутировавшим зверьем. Допустим. Что, хочешь сказать, проклятый огнестрел на этом закончится? Позволь не поверить — если уже сейчас народец кое–где с достойным лучшего применения упорством пытается сварить бездымный порох или хотя бы динамит, то уж секрет черного пороха они точно не утеряют. А все эти катаны и обезьяньи ужимки стиля «Поддатого журавля» по–прежнему будут ничем против тогдашнего полковника Кольта. Так что не майся, Старик, если уж дело твоей жизни не угробилось в ядерном катаклизме, то горсти фанатиков оно и подавно не по замаху… особенно с учетом того факта, что сами эти фанатики на практике с удовольствием пользуют для вразумления вероотступников даже бронетехнику.
— Дело не терпит отлагательств.
— Русский царь удит рыбу.
Реакции храмовника на эту фразу Швейцарец ждал с немалым интересом — и ошалелая рожа десятника его вполне удовлетворила.
— Чего? Какая рыба?
— Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать.
Эсэсовец молчал.
Швейцарец с трудом удержался от искушения дохлебать остаток борща нарочито медленно. Все хорошо в меру — во–первых, и незачем давать слишком много воли эмоциям — во–вторых. Металлоломщик намек понял. Хозяин трактира, судя по тому, с какой перекошенной страхом рожей он ставил на стол компот, — тоже. Здесь, в этом городе, храмовники не были полновластными хозяевами, как в двух, а если поверить слухам, то уже в четырех соседних районах. Пока еще не были. Но, похоже, это «пока еще» казалось местным весьма шатким.
— Спасибо за обед.
— П–приятного аппетита.
САШКА
— Она не сумасшедшая, — сказала Эмма, — нет, Алекс, вы не правы. Просто там, откуда они с Энрико вырвались, все люди… как бы это сказать… крейзи… странные, так, наверное, будет правильно. Слегка испорчены.
— Да уж, — глухо звякнул Макс, — слегка. Так «слегка», что непонятно, куда уж дальше.
— По крайней мере, — возразила Эмма, — они вытащили нас из этого ужасного места, и мы должны быть им благодарны хотя бы за это.
Рассказать об этом «ужасном месте» толком они не смогли. Или не захотели. Где–то на Востоке, недалеко от бывшей китайской границы… то ли сектантский монастырь, то ли просто какая–то крупная и хорошо дисциплинированная ватага, вроде наших кланов. Но сплошь из психов. Каким–то образом это все было связано с теми саблями, которые висели на спинах у парочки. По крайней мере, в ответ на мои вопросы Макс буркнул: спроси у этих… катан. А Эмма вздрогнула и отодвинулась на пару сантиметров от рукояти над плечом своей хозяйки.
Что Макс имел в виду, я не понял. Разговаривать примитивные железки, разумеется, не могли. С тем же успехом я мог бы попробовать завести беседу с собственным штык–ножом, если б не избавился от него в первый послевоенный год.
Аналогичным — то есть нулевым — успехом завершились также мои попытки узнать хоть что–нибудь о миссии, ради которой хозяйка Эммы поманила меня и Сергея столь невероятным авансом. Впрочем, тут я был готов почти поверить Эмме, когда она сказала, что и они с Максом практически незнакомы с планами хозяев. Взаимное доверие, не говоря о прочих чувствах, нарабатывается далеко не сразу, а две недели — ничтожно малый срок даже для людей, что уж говорить про нас. Бывают исключения — вернее, говорят, что бывают исключения, — когда человек и оружие, едва соприкоснувшись в первый раз, понимают: они подходят друг другу, словно патрон «родному» стволу. Но сам я подобного чувства не испытывал ни разу, каждого нового хозяина оценивая долго и скрупулезно. Верить же всему, что говорят, особенно пулеметы… ну, эти сказочники могут много звеньев от ленты на ствол навешать, дай им только возможность. Маслом их не заправляй, но позволь поговорить.
«Кстати, — подумал я… — кэ–эс–тати… пулеметы, охотничьи ружья да и, чего греха таить, многие из моих сородичей склонны к преувеличению, пересказу малодостоверных фактов, а то и просто слухов. Но не к прямой лжи. И если мои новые знакомые не врут как люди — а представить себе подобное я не мог чисто физически — и они в самом деле обзавелись новыми хозяевами всего две недели назад… один данный факт уже может послужить мне пищей для весьма занятных размышлений.
Парочка, мягко говоря, не стеснена в средствах. За двадцать золотых можно позволить себе не просто богатый выбор — эксклюзив, работу лучших мастеров, совершенство в металле. И если Эмму я еще мог бы счесть таковым без особой натяжки — хотя полную уверенность в качестве ее переделки под родной для меня пять–сорок пять могла дать лишь проверка боем, — то Макса весьма затруднительно было счесть шедевром, как ни прикладывайся. Может, конечно, за его непритязательным видом таятся какие–то скрытые достоинства, однако пока что я видел в нем всего лишь обычный «АКМС». Простой, надежный, видавший виды, но при этом порядком изношенный ствол, разболтанная крышка ствольной коробки, а уж про узел крепления приклада можно сказать мало чего хорошего. Впрочем, складной приклад у предков изначально не самый удачный, то ли дело моя треугольная рамочка.
Нет, на шедевр Макс не тянет точно. Уж потрескавшееся–то цевье заменить можно даже у самого полного скрытых достоинств автомата. Такого берут на важное дело в тех случаях, когда предпочитают родной, проверенный и привычный руке ствол…
