— Чай готов.
Энрико выглядел точно подавальщик в какой–нибудь… чайхане — фарфоровые пиалы на расписном подносе, чайничек. И полусогнутая спина — при том, что привычный к тасканию броняшки позвоночник запросто не изогнуть.
«Хрень какая–то выходит, — зачем–то старательно внюхиваясь в запах свежезаваренного чая, подумал Айсман. — Вот уж не знал, что на Востоке эдакие психи водятся — как–то само собой считалось, что уж по части разнообразности вывернутых наизнанку мозгов с нами разве что болотники могут потягаться. Ну и мутанты… если б кто–нибудь мог точно сказать, чего у них творится на самом деле».
— Я рад за чай, — насмешливо заявил он вслух. — А как насчет пивка?
ШВЕЙЦАРЕЦ
Крепость храмовников Швейцарцу не понравилась.
Слишком уж хорошо для полоумных сектантов было это все организовано. Грамотно. Умело. Продуманно. Не привычный четырехугольник стен, даже бетонных, а выступы фортов… вон та заботливо укрытая землей штуковина–капонирина, скорее всего, фланкирует ров… перед воротами, по сторонам от дороги два вкопанных по башни танка… а вон и еще один. Забавно будет, если к ним тоннельчики подведены, а ведь похоже — люки задраены, только в разгар летнего дня выжить в бронированной коробке невозможно принципиально, даже для такой безмозглой формы жизни, как сектанты. А сами ворота… в первый момент Швейцарец не сообразил, в чем дело, и, лишь почти вплотную подъехав к перекинутой через ров металлической плите, понял, вернее, узнал — бронетранспортер! Бэтээр они «освежевали», а затем вновь сварили по стыкам — и вуаля. Даже с бойницами возиться не надо, готовые имеются. И мотор без дела не пропал — вот он, сбоку, на случай, если лишние секунды окажутся дороже топлива.
Крепость. И не против зверья или даже лесных банд — тут без серьезной артиллерии можно долго башку в кровь расшибать.
«Пожалуй, — подумал Швейцарец, — тот, кто проектировал данное сооружение, мог бы назвать и звание Вобана и даже должность Карно в Комитете общественного спасения.»
И ведь снаружи были только цветочки. Ягодки прятались внутри, за серым бетоном стен, выглядывая лишь сверкающей золотом окантовкой загнутых крыш. Загнутых — потому что крыши принадлежали пагоде. Небольшой, однако вполне себе трехэтажной, в японском стиле — елочная игрушка, волшебный деревянный домик, только курьих ножек не видать. Чем–то похожа… ну да, похожа на донжон замка Окаяма. «Надо полагать, — подумал Швейцарец, — это, собственно, и есть Храм. Материальное воплощение идеи… так сказать. Неплохую конуру отстроил себе Основатель, и неудивительно, что сейчас, если верить слухам, он сидит в ней практически безвылазно — имей я возможность нагромоздить что–нибудь аналогичное, тоже бы шаг за порог ступить боялся, а ну как возьмут и сопрут?»
Протянувшаяся же к пагоде от ворот аккуратная дорога рассекала внутреннее пространство крепости словно бы на два совершенно разных мира, общим у которых было разве что солнце в зените. Справа — утоптанный до каменной твердости плац и три одинаково–безликие покатые коробки то ли казарм, то ли складов и гаражей. А слева на зеленой лужайке прихотливо выгибались в столетнем танце узловатые сосны. Рай и преисподняя на отдельно взятых десятинах — марширующие под барабанную дробь и хриплые вопли грешники на плацу имеют очень наглядный стимул сгонять с себя семь потов.
Контраст был ошеломляющий, и если неведомый проектировщик желал, чтобы впервые попавший за броневорота гость Храма чувствовал себя ушибленным пыльным мешком по макушке — что ж, где бы он сейчас ни пребывал, пусть принимает поздравления.
Но добила Швейцарца именно дорожка. Он меньше удивился б, окажись она асфальтовой, но дорога была мощеной, только не примитивными речными булыганами, а тесаным камнем. Очень старательно подогнанным. По сравнению с которой даже бордюры из бетонных столбов выглядели так себе.
Старик был прав, бормотал себе под нос Швейцарец, подрабатывая рулем, — проскочив едва ли не на полном ходу ворота, «уазик» эсэсовца резко сбавил скорость, и теперь Швейцарцу удавалось сохранить тяжеленный чоппер в равновесии лишь на зигзаге — он даже и не представляет, насколько он был прав. Бешеный буйвол их забодай, кто, какой джинн это все построил?! Какой старик Хоботабыч расстался с половиной своей бороды? Пять лет назад ничего этого не было и в помине… да что там пять, два года назад, когда Швейцарец гонялся по соседнему району за ватагой рябого Димыча, среди местных бродили только малосвязные слушки о каком–то затеянном храмовниками строительстве.
Бетона одного тут ушло… впрочем, бетон–то ладно — нашли какой–нибудь склад стройуправления главкомата. Но эти камни… эти, ядерный прах их побери, японские горные сосны! Как?! Откуда?! На амурском прогулочном теплоходике сплавали на остров Асахи и остров Фудзи?
Он был не на шутку удивлен и встревожен увиденным, но когда их маленький кортеж остановился у подножия храмовой лестницы, выскочивший из «уазика» и с нетерпением ожидавший, пока гость снимет свой шлем, штурмдесятник Храма со злостью констатировал: вся мощь и великолепие Первого Чуда Света Нового Мира не произвели на чертова еретика ровно никакого впечатления. На высящуюся перед ним пагоду Швейцарец смотрел с тем же холодным равнодушием, что и на тарелку борща пять часов назад.
Схожие со штурмдесятником чувства испытал и один из находящихся в пагоде людей — лицо знаменитого Черного Охотника он разглядывал в двадцатикратный бинокль.
— Даже бровью не повел, — раздраженно произнес он, опуская бинокль.
— А ты ждал, он слюни от восторга будет на дорожку ронять? — ехидно поинтересовались из глубины комнаты. — На манер деревенских олухов, что и в довоенные времена раз в год на здание райкома партии глазеть отправлялись?
— Вот не надо! — резко произнес стоявший у окна. — Не надо этого. Не такими уж дикарями мы тут до войны были. В столицах, может, и ахали… на ВДНХ или, там, в Петрогофе…
— В Петергофе, — с усмешкой поправил его собеседник, — и других Версалях. Довелось мне как–то одну поездочку ваших ударников колхозного труда курировать… епить–мать, перед неграми в отеле стыдно было.
— Вот из–за таких, как ты, Дягилев…
— Остынь!
Приказ, отданный вроде бы и не столь уж громко, был из тех, в звуках которых без труда слышится лязг металла… автоматного затвора. А порой даже и грохот выстрела.
— Нету больше ни Дягилева, — уже более спокойно продолжил полулежащий на диване толстяк в желто–красном шелковом халате, — ни Шитова. Есть только иерарх Дяо и иерарх Шио. Также есть дело, которое нам необходимо сделать совместными, подчеркиваю, совместными усилиями, потому что поодиночке не потянем. А если не потянем, сам понимаешь, штандартентысячник Шио: Орден, это тебе не какой–то там комсомол и даже не Слава КПСС. Персональными пенсиями для проигравших в нем еще лет сто никто заморачиваться не будет, поверь моему чутью.
