— Верно, — произнес покачнувшийся Негодяев. — А я сейчас к себе. Буду писать доклад графу!
Нетвердой походкой он покинул мою палатку.
Интересно, что он там наваяет в своем докладе, если будет писать его в таком состоянии.
Усмехнувшись это мысли, я растянулся на своем топчане — и почти сразу уснул под шелест пузырьков шампанского в голове.
Симферополь встретил нас почти летней жарой. Несмотря на то, что до мая было еще далеко. Усталые волы втащили в город повозки. Усталые солдаты в посеревших гимнастерках шагали рядом с ними. Усталые лошади не поднимали голов.
И потому на встречающую нас делегацию во главе с таврическим губернатором Андреем Никитовичем Всеволожским Радонежский смотрел угрюмо. Всех нас раздражал и грянувший приветственный марш духовой оркестр, и теснящиеся парадные мундиры с золотыми погонами, и толпа симферопольских обывателей. От резкостей по адресу Всеволожского и предводителя местного дворянства Василия Павловича Попова его удержало только то, что предводитель дворянства был совсем уже стариком. Он с гордостью носил свой полковничий мундир времен предыдущей войны с султанатом, украшенный явно заслуженными наградами. Рядом с ним даже генерал Радонежский выглядел едва ли не молодым человеком.
— Прошу простить за оплошность с этим башибузуком, — после обязательных приветственных речей произнес Всеволожский. — Как я могу искупить свою вину?
— Теперь этот инцидент разрешился, — пожал плечами Радонежский, — тем или иным образом. А сейчас дайте отдохнуть с дороги. Отложим все банкеты и отчеты по военной части на завтра. Дорога наша была тяжела и утомительна. И все, что сейчас нужно мне и моим людям — это отдых.
— Безусловно, — поддержал его Всеволожский. — Вас и ваших людей разместят незамедлительно. Места в гостинице для вас и офицеров уже приготовлены. Казарма для солдат — тоже.
— А что с местом для «Святогора»? — поинтересовалась Зарина.
— Склад в лучшем виде, — одернул полы камергерского вицмундира Всеволожский. — Краны уже подогнали. Несколько бригад рабочих вам в помощь. Гарнизонный батальон уже оцепил все его окрестности.
— Замечательно, — кивнул Зарина, которая снова была вынуждена сменить зеленые галифе и куртку на платье со шляпкой и зонтиком. — Я лично прослежу за всем.
— Быть может, вам лучше отдохнуть, барышня? — покачал головой предводитель дворянства Василий Павлович Попов. — Виданное ли дело, чтобы сам инженер, тем более женского полу, по складам валандался.
— Я инженер не только женского полу, — улыбнулась старику Зарина, — но и новой формации. Мне все надо своими глазами увидеть и своими руками потрогать.
Предводитель дворянства неодобрительно затряс седыми бакенбардами. Но природное обаяние Зарины, видимо, уже покорило его.
Мы были вынуждены проехать едва ли не через весь Симферополь. Это был почти настоящий парад. Только слишком уж сильно устали мы, чтобы радоваться этому. И люди, стоящие на тротуарах, приветствующие нас, воспринимались скорее с раздражением.
Меня радовало только то, что я ехал среди гарнизонных офицеров. А те, видя мою крайнюю усталость, не приставали с пустыми расспросами.
Такой вот процессией проехали мы до лучшей гостиницы Симферополя. Называлась она отель «Таврия». Это было недавно построенное здание, вычурно украшенное лепниной, колоннами и громадным гербом Империи над парадной лестницей. Упади он кого-нибудь на голову — мокрого места не останется.
У парадной лестницы нас встречал хозяин гостиницы вместе с целой армией прислуги. Все они, как один, в черных ливрейных сюртуках и белоснежных рубашках. Волосы у всех расчесаны на прямой пробор.
— Вот где муштра и дисциплина, — усмехнулся Негодяев. — А все на армию грешат.
Я кивнул ему, вежливо улыбнувшись. Болтать совсем не тянуло.
Номер в гостинице пришлось делить теперь уже с Негодяевым. Поручика Кестнера отправили в главный военный госпиталь Симферополя сразу, как только мы въехали в город. Вместе с ним уехал и штабс-капитан Бойков.
Соседом Негодяев был хоть и беспокойным, но вполне сносным. Видя, что я работаю над докладом на имя Дрентельна, он вспоминал, что ему-то писать сразу два доклада Лорис-Меликову. Сам садился писать. Но надолго его не хватало. То и дело он отправлялся в город. Возвращался поздно вечером и редко бывал трезв. В таком состоянии работать с бумагами, конечно же, было невозможно.
Увещевать поручика я не собирался. Только всякий раз отнекивался от его предложений составить ему компанию. Так что работа над докладом у меня шла куда быстрее, чем у Негодяева. И завершил я его, что закономерно, намного раньше.
Поручика снова не было в нашем номере, когда я отправился выполнять обещание генералу Радонежскому. Я ведь обещал ему показать чистовую версию доклада о «Святогоре».
Поднявшись на этаж, в номер Радонежского, я вежливо постучал. С той стороны раздалось неразборчивое приглашение войти. Когда я переступил порог, мне сразу же захотелось сказать, что ошибся или что приду позже. Потому что, кроме самого Радонежского в номере находился таврический губернатор, правда, уже без предводителя дворянства, зато в сопровождении чиновника в вицмундире и двух генералов. О чиновнике я мог только догадываться, что это, скорее всего, вице-губернатор Таврии Булюбаш Александр Петрович. А генералов я знал точно — командующий 7-го армейского корпуса Адлер Александр Самойлович и начальник штаба корпуса Экк Эдуард Владимирович.
В таком обществе простому поручику, пускай и Третьего отделения делать нечего. Однако Радонежский махнул мне, чтобы подходил ближе.
— Скверные новости из Константинополя, — сказал мне генерал. — Утром третьего дня фанатики вырезали наше посольство. Пока в газетах об этом ничего нет. Так что и вам стоит помалкивать, поручик.
Я как вошел, так и замер на пороге генерального люкса. Эта новость меня словно громом поразила. И не только сам факт, что наше посольство было уничтожено в столице Левантийского султаната. Но число, когда это произошло.
— Чего замерли будто истукан, поручик? — обернулся ко мне седобородый генерал-лейтенант Адлер. — Вас же пригласили войти. Так подходите, не робейте. Все тут отлично знают, по какому ведомству вы проходите.
Несмотря на ошарашенное состояние, я отметил про себя раздражение в голосе Адлера. Старый генерал недолюбливал Третье отделение. Хотя ничего иного я от него и не ожидал.
— Евсеичев, — бросил мне Радонежский, — вас будто пыльным мешком по голове ударили.
