мы подводили воздушные тропы, именно его вершина, пентхаус, в котором находится руководство корпорации, где находится кабинет самого Арбисанда Арамаки, должно было стать финальной точкой плана. Конечно, можно было попытаться ворваться в «каменный кристалл», как называли штаб-квартиру «Арамаки» и снизу тоже, но эта идея была обречена на провал даже при условии моих способностей. Внутри здание напичкано таким количеством охранных систем и бойцов, что через них не пройду даже я. Потоки пуль и чужого Света по чуть-чуть, по капелькам, по крупицам, стесают мою собственную броню, даже несмотря на мои околобесконечные запасы собственного Света.
А вот проникнуть в здание через верх — это другое дело. Но до этого верха еще надо добраться. Сделать так, чтобы мотыльки не перехватили меня на половине пути, не натравили дронов, не навели ганшипы… И для всего этого и нужны были другие светлячки. Против чужой армии я планировал выставить свою. Может, не армию, а, скорее, ополчение, но это было бы самое замотивированное ополчение во всем мире. И не только в этом.
Несколько раз во время прокладки воздушных троп я замечал, что за нами наблюдают и даже знал, кто именно это был, но не отвлекался от своих дел даже для того, чтобы выяснить, что ему нужно. Если бы Птичник хотел, он бы уже помог. А раз не помогает — значит, не хочет. А вот чего он хочет — это большой вопрос, который, может, и интересовал бы меня в другой ситуации… Может. В другой ситуации. Но не сейчас.
Рокс, Сол и Стеф вернулись через неделю. Все трое выглядели уставшими, с мешками под глазами, словно они сутками не спали, но при этом все довольно улыбались.
— Все! — гордо отрапортовала Рокс, только-только перешагнув порог кабинки лифта. — Кроме одного. Он не работает.
— Быть того не может! — в один голос крикнули Валери и Гая, и, выхватив из рук девушки протянутый Пульс четырьмя руками, побежали с ним вместе в мастерскую.
— Проблемы были? — спросил я, глядя, как светлячки устало разуваются.
Еще какие. Я всю неделю не пила кофе!
— Все нормально. — усмехнулся Сол. — Не слушай ее, она просто плывет. Она за эту неделю пропустила через себя почти сотню людей.
И почти начала их ненавидеть.
— А ты разве не давно уже? — делано удивился я, поймал недовольный взгляд Стеф и примирительно улыбнулся. — Ладно, отдыхайте.
— А ты? — не сдвигаясь с места, спросил Сол.
— Что я?
— Что ты теперь будешь делать.
Я на мгновение задумался и улыбнулся:
— Импровизировать.
И я поднял руку с собственным Пульсом, зажигая экран и открывая то самое новое приложение, которое буквально за две ночи написали Валери и Гая. Приложение, которое показывало все розданные в чужие руки Пульсы, кроме одного — того, который девчонки утащили препарировать. И все они были в сети, и все они горели зеленым. Где-то втайне от своих Спектров, где-то наоборот — положив Пульсы в середину стола, вокруг которого собрались все, светлячки ждали, что я им скажу.
И я понял, что знаю, что сказать.
— Мы боремся с корпоратами уже давно, и каждый из нас что-то или кого-то потерял в этой борьбе и сейчас корпорации делают все для того, чтобы сломить нашу волю и заставить играть по их правилам. Но мы с вами знаем, что каждый Спектр — это изначально очаг сопротивления. Сопротивления всем устоям общества, сопротивления серой и обыденной жизни, сопротивления навязанным порядкам и любым правилам. И сейчас от каждого из нас как никогда требуется не просто сохранить это сопротивление, но и показать его, проявить его, дать отпор корпоратам и их наемным армиям… Говорит Лайт Агер. Если вы меня слышите — вы и есть сопротивление.
Прошло три дня. Три дня, которые были даны всем Спектрам на то, чтобы собраться. Кто успел — тот успел, кто не успел… Ну, упс. Значит, не очень-то и хотел. Или наоборот — хотел настолько, что аж побежал не в ту сторону, где все собираются, а в прямо противоположную — в ту, против которой мы все собирались.
Я не особенно переживал за то, что кто-то не успеет прийти, не раскачается к нужному времени, не соберется… Я даже не переживал о том, что информация об атаке может дойти до не тех ушей или попасть не в те руки. Даже и так — что с того? По большому счету мне даже не особенно было нужно, чтобы они вообще собирались — я вполне мог бы провернуть все и сам, один. С моими способностями, со всем тем, как ко мне относится этот мир (а он относится ко мне так, словно где-то существует пророчество и моем пришествии и моей избранности и сейчас я иду в точности по его вехам), я мог бы в одиночку штурмовать здание «Арамаки». Даже не «штурмовать», нет. Я мог бы просто зайти через верх, через причальную мачту для дирижаблей, и пройти прямо в кабинет Арбисанда Арамаки. Миновать охрану, которой нечего противопоставить моему уровню владения Светом, даже если они сами крутаны те еще, не обращать внимания на всякие системы защиты, а просто пройти их все насквозь, распахнуть двери кабинета и поговорить с большой шишкой с глазу на глаз. Или убить его, если говорить он не захочет или если разговор пойдет не в то русло или закончится не тем, что мне было нужно.
Я мог бы сделать все это. Я знаю, что мог. Без поддержки, без достроенных и укрепленных воздушных троп, даже без дронов — мог. Но это означало бы лично мою победу над лично главой Арамаки. В глобальном смысла это бы ничего не изменило. Место Арбисанда занял бы кто-то из совета правления (причем даже если бы он остался жив, но просто отменил охоту на светлячков — скорее всего, его бы побыстрее попытались убрать как нарушающего политику компании), и в конечном итоге все очень быстро вернулось бы на те же рельсы. А это нам было не нужно. Нам было нужна поддержка людей. Простых людей, зависимых от астриума, людей, которые еще недавно знали и понимали, кто такие светлячки и что они из себя представляют, чьи глаза не были закрыты шорами корпоративной пропаганды. Их задурили тем, что мы террористы, а террористы это в первую очередь те, кто угрожает мирным жителям. Теперь же наша задача — заставить людей вспомнить, что мы не против них. Мы против корпоратов. И все, что мы хотим — это чтобы нас оставили в покое. Так что малой кровью не обойдется, нет. Хотелось бы, но увы.
Поэтому через три дня, ночью, сливаясь с чернильным небом, несколько десятков светлячков, по воздушным тропам перелетая с крыши на крышу, окружили высокий шпиль штаб-квартиры Арамаки. Окружили и замерли в пределах трех домов, поскольку именно такой ширины был периметр охраны вокруг небоскреба. Войдешь в его объем, пересечешь границу хотя бы носочком ботинка — и на тебя тут же уставится добрый десяток камер и полдесятка ближайших дронов. А уж когда операторы поймут, на кого именно они смотрят, тревогу поднимут сразу же, моментально.
Я сидел на корточках на самой высокой крыше, на вершине лифтовой шахты, и даже мне, знающему, где и кого искать, видящему все будущее поле сражения сразу, было трудно разобрать, где застыл одетый во все черное светлячок, а где это просто игра лунного света с моим собственным воображением.
Пятьдесят три человека. Пятьдесят три парня и девушки сейчас окружали шпиль Арамаки, готовые с боем прорваться внутрь, добраться до руководства и не просто заставить их подписать «мирный договор», а дать им понять, что не стоит этот договор нарушать больше никогда в будущем. Ни против кого.
Часы на Пульсе сменили два часа ночи. Самое идеальное время для светлячков. Время, когда они обычно выходят со своих баз, чтобы проникнуть за световые барьеры. Время, когда большинство мотыльков будет искать нас именно там, возле СБ.
И не найдут.
— Время. — тихо сказал я в Пульс, и слегка перемигивающиеся иконки всех, кто слушал меня в данный момент, резко и единообразно загорелись зеленым — меня слушали. — Помните все, о чем я говорил. Если не вы, то вас. Сегодня это единственное правило. Если еще не передумали его выполнять, то следуйте за мной.
И я первым прыгнул с крыши на соседнюю, пересекая границу охраняемого периметра. Рядом прожужжал дрон, развернулся прямо в полете, сделал вокруг меня круг, слегка качнувшись при этом — то ли Валери, то ли Гая дали понять,
