— Всё в порядке?
Пришлось оторвать взгляд от документов и улыбнуться.
— Да, спасибо!
И дальше задерживаться в приёмной не было смысла, я вновь взглянул на часы и поспешил на выход. Едва не скатился по лестнице и со всех ног припустил в ректорат, сдал в канцелярию завизированное ходатайство и метнулся в горбольницу. В итоге заступил на смену без опозданий, даже отдышаться после стремительного забега успел.
Пока опекал четвёрку своих пациентов, попутно просматривал конспекты, ещё и с одной дипломной работой о разделении потенциала на два независимых ознакомился. Не понял почти ничего, но оно и не удивительно — всё же пятикурсник диплом готовил, а у меня теоретическая подготовка хромает. Учиться ещё и учиться.
После смены я ловко увильнул от разговора с Федорой Васильевной, спрятавшись от той в раздевалке, и на занятие йогой не пошёл, вместо этого засел в столовой. Поужинал, заодно набросал тезисы доклада, который поручил сделать доцент Паук за двухнедельный пропуск его лекций по теории создания энергетических структур.
Когда вышел на улицу, то наткнулся на очередную манифестацию. Это митинговали студенты-медики, интерны и прочие медработники из числа тех, что не падали от усталости с ног после дополнительных смен. Прошёл бы мимо, но взгляд зацепился за знакомые лица: с трибуны как раз вещали две барышни из студсовета: фигуристая шатенка и та, которую я окрестил серой мышкой. Такой уж серенькой она сейчас уже не казалась, держалась уверенно и нисколько не смущалась взглядов собравшихся. Ораторским талантом барышня обделена не была, не иначе именно по этой причине и оказалась избрана в студсовет.
Я уже протолкался через толпу и двинулся дальше, когда приметил эффектную платиновую блондинку. Присутствие на митинге Валентины Паль изрядно удивило, решил даже задержаться и понаблюдать за ней со стороны. И правильно сделал.
Покинув трибуну, обе барышни присоединились к Валентине и завели с той разговор, а медсестра внимала им со снисходительной улыбкой и качала головой, да ещё будто между делом погладила серую мышку — вспомнить бы ещё как её зовут! — по руке.
С учётом того, что я знал о Валентине, у этого общения запросто могло оказаться двойное дно, тут было о чём подумать, но — не стал. Потопал домой.
На следующий день пришлось пожертвовать лекцией по экономической теории. Половину этого времени распинался перед доцентом Пауком только лишь для того, чтобы тот разнёс мой доклад в пух и прах, а после эдакого конфуза я отправился в ректорат, но и там меня ждало разочарование, поскольку ходатайство как ушло обрастать визами, так обратно и не вернулось, зависнув у кого-то из ответственных лиц.
Бюрократы несчастные!
В газетном киоске я купил свежий номер «Февральского марша», сел на трамвай и покатил в комендатуру. Намеревался за время поездки ознакомиться с последними новостями, а вместо этого прилип к окну. Тут и воспоминания о старых добрых деньках накатили, и просто происходящие в городе изменения отследить пытался. Не до чтения было.
Попасть на территорию комендатуры оказалось не в пример сложнее прежнего — в силу усиления режима мои документы проверяли едва ли не под микроскопом, ещё и звонили дежурному для подтверждения их подлинности. Непонятного сотрудника Бюро оперативного реагирования РИИФС и вовсе завернули бы, но старшине особого дивизиона от ворот поворот дать не решились. А, быть может, я в каких-то списках значился, исключать этого было нельзя.
Увы, капитан Городец так и не вернулся из командировки, пришлось идти на поклон к комиссару Хлобу на свой страх и риск, без протекции куратора. Впрочем, совсем не факт, что Георгий Иванович согласился бы мне её оказать; запросто мог куда подальше послать, не пожелав вникнуть в суть просьбы. Как ни крути, сейчас у контрразведки настали горячие деньки, им не до каких-то там студенческих инициатив.
Секретарша доложила обо мне комиссару, тот велел пропустить. С момента нашей последней встречи господин Хлоб ничуть не изменился, всё так же был худощав, загорел дочерна и брит наголо.
— Ха! — усмехнулся он, стоило только мне перешагнуть через порог. — Постригся, смотрю!
Я машинально провёл ладонью по бритой голове и вздохнул:
— Пришлось.
— А что так?
— Опалило чуток.
Комиссар Хлоб откинулся на спинку кресла и фыркнул.
— А и нечего космы отращивать! Не девка, чай.
— Так уставная стрижка была, — заявил я в своё оправдание, но хозяину кабинета эта тема уже наскучила.
— С чем пожаловал? — перешёл он к делу.
Я выложил на стол ходатайство. Хлоб глянул на него и поморщился.
— Подписей-то, подписей! Совсем вы там у себя в институте в бюрократии погрязли! — Он пробежался глазами по содержимому ходатайства и кинул его перед собой. — А теперь излагай своими словами!
Это проблемой не стало, но только лишь это. Комиссар нахмурился и покачал головой.
— Сразу могу сказать, что личные данные сотрудников комендатуры разглашению не подлежат!
— Мне личные данные без надобности. Только информация по динамике развития сверхспособностей, которую вы в любом случае в институт предоставляете. И не по всем сотрудникам, а лишь по курсантам, которых тут с нуля обучали.
Хлоб потёр подбородок.
— Мне это не нравится! — прямо заявил он. — Выносить личные дела не позволю!
— И не нужно, — уверил я собеседника. — Я с ними прямо здесь работать могу. Согласую с вами шаблон выписок…
— Да это всё понятно! — отмахнулся комиссар. — Это уже вопрос чисто технический. Для начала принципиальное решение принять нужно. Ты мне вот что скажи: этот ваш проект для галочки или и в самом деле толк выйдет?
— Точно не для галочки. А выйдет толк или нет — не проверим, не узнаем.
— Ладно! — махнул рукой Хлоб. — Оставляй. Если секретчики тебе доступ к личным делам согласуют, я возражать не стану. Ну а нет, уж не обессудь — против правил не пойду даже во имя науки.
Вердикт комиссара нисколько не воодушевил, но разочарования я не выказал и даже его поблагодарил, прежде чем покинуть кабинет. Если уж на то пошло, не имело особого значения, когда именно я получу доступ к личным делам курсантов: прямо сейчас или через месяц — главное, что получу. В крайнем случае придётся дождаться возвращения из командировки Городца.
По сравнению с теми временами, когда я здесь служил, народу и техники на территории комендатуры изрядно прибавилось — не иначе перебросили подкрепление из пункта постоянной дислокации. Преимущественно на глаза попадались бойцы в форме отдельного научного корпуса, но и люди в штатском тоже встречались не так уж и редко, не иначе именно поэтому, пока я шагал к одному из пакгаузов, никто и не остановил меня и не поинтересовался, какого чёрта тут забыл гражданский.
Михаил Дмитриевич — кладовщик в чине прапорщика и по совместительству инструктор ножевого боя — обнаружился на своём обычном месте, он сидел в тиши и полумраке пакгауза, попивал квас и читал газету.
— О, Линь! — удивился Митрич моему появлению. — Какими судьбами?
— К комиссару по делу заехал, вот и решил заглянуть.
Прапорщик прищурился.
— Старику квас охладить?
— В том числе, — кивнул я. — Но ещё вопрос есть.
Хмыкнув, кладовщик выставил перед собой бидон, и я даже прикасаться к нему не стал, просто начал гасить тепловую энергию и остановился, лишь когда температура содержимого жестяной ёмкости приблизилась к паре градусов выше нуля.
Прапорщик налил себе охлаждённого кваса, сделал глоток и даже крякнул от удовольствия.
— Силён, бродяга! — Он улыбнулся и спросил: — Да спрашивай уже, спрашивай! Точно ведь невтерпёж, раз тренировки дожидаться не стал.
Я кивнул.
— Собственно, Михаил Дмитрич об этом и вопрос. Вы учеников из числа курсантов без протекции берёте? Ну, может, кто-то перспективным кажется…
Прапорщик покачал головой.
— Я, Петенька, учеников вообще не беру. Не мастер, чай.
