Не геройствуй! Своей смертью ты уже никому и ничем не поможешь! Насколько я помню, ты собирался жениться… Как я понимаю, ты ещё этого не сделал, но во имя своей невесты — подумай о том, что я сказал!
— Иди ты… спать!.. — и Линд сам первый встал из-за стола и направился в свою спальню.
Логанд остался сидеть за столом. Было ясно, что на сей раз Линд не станет делить комнату с ним. Впрочем, тот самый пресловутый диванчик, который так понравился ему в прошлый раз, уже снова стоял в гостиной, так что бывший лейтенант, посидев какое-то время, направился туда. Дырочка, разумеется, уже постелил ему, но сам то ли спал, то ли притворялся на своей лежанке в прихожей. Он наверняка слышал, что гость поссорился с хозяином, и потому пока что решил отложить беседы на потом. Тяжко вздохнув, Логанд улёгся и довольно быстро захрапел.
Наконец Враноок счёл, что всё готово к штурму. К этому моменту войско осаждающих пополнилось на добрых пять-шесть тысяч бойцов, пришедших с востока. Множество шеварцев, не встречая практически никакого сопротивления, прошли по Труону, а оттуда — пешим ходом до Кидуи. Пришли ещё отряды из Загорья, а также несколько отрядов прианурцев, которые уже успели показать себя неистовыми бойцами.
Был конец лета, и местные земледельцы уже вовсю собирали урожай. Келлийцы с невольной завистью глядели на эти поля, сады, леса. Казалось, здесь легко можно было получить трёхкратный урожай в сравнении с Баркхатти, приложив при этом вдесятеро меньше усилий. И сейчас все эти щедрые дары юга были в распоряжении островитян!
В общем, Враноок понимал, что его люди сыты, полны сил и воодушевления, а потому готовы к бою как никогда, тогда как осаждённые горожане, доедающие остатки продовольствия, напротив — подавлены и слабы.
Лазутчик, этот лейтенант Логанд, уже больше десяти дней находился в городе. Поразмыслив, конунг всё же решил довериться этому странному, явно помешанному человеку. Охранники, что сторожили перебежчика, рассказывали, что тот ночными часами разговаривал, спорил, ругался с кем-то невидимым, а потом, утром жестами просил перевести его в какое-нибудь другое место, чтобы «сбить их со следа».
В конце концов, Враноок решил, что это и есть тот самый промысел богов, о котором любили говорить жрецы. Те духи, о которых всё говорил этот несчастный, наверняка были бруггизами — мелкими прислужниками Шута, помогавшими ему в его шалостях. Их было шестеро, и они могли принимать самые разные обличия, но чаще как раз являлись людям в виде голосов в их голове.
Значит, даже Шут не остался в стороне и оказал неоценимую помощь Отцу и Воину. Наслав бруггизов, он убедил этого безумца открыть ворота в город, который многие назвали бы неприступным. И это лишний раз убеждало Враноока, что северные боги покровительствуют ему, а значит он добьётся цели.
Итак, лазутчик был в городе и покамест затаился, выжидая. Враноок перед отправкой Логанда ещё раз встретился с ним и всё обсудил (на сей раз ему не потребовалась помощь Шерварда, поскольку при нём был собственный переводчик). Шпион должен будет начать действовать, как только начнётся штурм. В суматохе, пока все силы обороны города будут прикованы к стенам, он проберётся по потайному ходу и откроет его для небольшого отряда в шесть десятков отборнейших воинов. Ну а те уже сделают остальное.
Теперь нужно было грамотно выстроить войска. Очевидно, что штурм городских стен теперь станет лишь ширмой, отвлекающим манёвром, тогда как главный удар наиболее боеспособными силами предстоит в районе так называемых Кинайских ворот. Но именно там находились наиболее слабые, по мнению Враноока, силы — в основном, это были имперцы вроде шеварцев и загорцев.
Вот уже несколько дней по приказу конунга происходили скрытые перестановки. Ночами небольшие отряды келлийцев и прианурцев перебрасывались на запад, поближе к Кинаю, а их место на востоке, где уже довольно давно не происходило ничего особенного, занимали шеварцы.
Так и Брум неожиданно для себя оказался в том самом лагере, где прежде находился Шервард. Увы, к сожалению приятеля там уже не было — он вместе с дружиной Желтопуза перебрался поближе к основным силам.
Вся эта подготовка тайно велась больше недели, и наконец всё было готово к решающему штурму.
***
Линд так и не сказал никому из сослуживцев о возвращении Логанда. Он словно стыдился того, в каком состоянии вернулся некогда великолепный лейтенант, гроза всего Собачьего квартала и его окрестностей. Почему-то во время его отъезда ничего подобного Линд не испытывал. Он искренне сочувствовал другу, и временное помешательство того нисколько не умаляло его прошлых достоинств.
А сейчас он увидел человека, словно уже смирившегося со своим недугом. И сломленного. Сломленного настолько, что у него хватило наглости говорить все эти вещи об увольнении, звучавшие как самое настоящее оскорбление. В общем, Логанд Свард оказался свергнут с того пьедестала, на который его воздвиг Линд, а падение идеала — один из самых болезненных видов предательства.
Так что они теперь почти не общались. Линда вообще почти нельзя было застать дома, а теперь он словно бы даже избегал явиться туда лишний раз. Дырочка, в обществе которого Логанд теперь и коротал дни, только вздыхал и жаловался. Он не мог знать причины разлада между старыми друзьями и по-прежнему видел в Логанде того самого лейтенанта, а потому был весьма дружелюбен и почтителен с ним.
Как мы помним, в прошлый раз Логанд вполне неплохо проводил время в компании Дырочки, но теперь старик сделался просто невыносим. Он вечно хандрил, постоянно замирал, прислушиваясь, словно уже слышал грохот обрушивающихся городских стен. Он едва ли не требовал от гостя заверений, что всё скоро наладится, и что проклятые варвары будут изгнаны назад на север. В общем, собеседник из него стал неважный.
Временами Логанд выходил из дому, но, как правило, ненадолго. Он словно опасался, что его увидят. Он ни разу не заглянул в «Свиные уши», и вообще старался поменьше бывать там, где мог встретить сослуживцев или старых приятелей. Любой, кто знал его прежде, понаблюдав немного за поведением Сварда, пришёл бы к выводу, что тот мягко говоря не в себе, а может и попросту свихнулся. Он то и дело озирался по сторонам, язвительно бормотал что-то себе под нос. А ещё у него появилась скверная привычка подолгу вглядываться в одну точку, словно он подозревал, что где-то там прячется Зора, и не хотел упустить момент, когда она всё же покажется ему на глаза.
Линд